Мечты идиотки.
- Опять с какой-то парфюмерией! – подозрительно принюхалась к свежезаваренному кофе моя приятельница Алла, - Можно в этом доме получить чашку натурального кофе без затей?
- Это не парфюмерия, это наша мамочка корицей денежки пытается в дом зазвать, - меланхолично пояснила моя невестка Ирка, дожевывая принесенное Аллой пирожное.
- И как? – озадаченно поинтересовалась приятельница, - Зазываются?
- Результат налицо! – нахально хихикнув, ткнул пальцем в мою сторону Иркин муж, воспользовавшись тем, что, будучи моим сыном, может многое себе позволить, особенно когда я не в состоянии ответить адекватно.
Постаравшись сохранить каменное выражение лица, я выскочила в ванную, чтобы смыть наконец с лица желтково-дрожжевую маску, стянувшую кожу словно панцирем, препятствующим эмоциям прорваться наружу. Вернувшись на кухню, я отвела душу, наводя порядок.
- Эй, между прочим, пирожные принесли не вам, дармоеды! А если бы вы так же усердно, как я, заботились о денежках в доме – мы давно жили бы припеваючи на Канарских островах.
- А при чем тут корица? – спросила Алла, все еще не решаясь сделать первый глоток.
- Она начиталась всякой бредятины и тут же поверила в нее, как младенец в нашу конституцию! – сообщил Ромка, втихаря откусывая от последнего пирожного.
- Положь на место! – грозно скомандовала я и пояснила Алле: - Я прочитала про корицу у Лори Кэббот. Оказывается, кофе с корицей притягивает в дом деньги.
- А кто такая Лори Кэббот?
- А кто у нас муж? – голосом Андрея Миронова поинтересовался Ромка и покрутил пальцем у виска, - Ах, волшебник? Предупреждать надо! – увернувшись от брошенного яблока, он шмыгнул в дверь. Яблоко попало в стакан на тумбочке. Ирка подобрала осколки и мстительно заявила:
- За яблоками на рынок больше не пойду!
- Ох, напугала! А шарлотку я тебе на день рождения с чем буду печь? Уйди с глаз долой, идолище! – не выдержав, я расхохоталась.
- Вы видите, с какой ненормальной нам приходится жить? – притворно вздохнула Ирка и тоже засмеялась.
- Это вы с кузькиной матерью еще не жили, - отмахнулась я, наливая себе кофе и садясь за стол, - Так вот, о Лори Кэббот. Знаешь в Штатах такой городок – Салем?
- Это где сигареты с ментолом делают, - догадалась Алла, - Кто ж не знает!
- Ну, насчет сигарет – не знаю, а вот про процесс салемских ведьм ты должна была слышать. Так вот, с тех пор жители Салема, устыдившись содеянного, считают делом чести селить у себя парочку-тройку ведьм. Лори Кэббот – одна из них. Я читала ее книгу. Занимательно. А насчет денег – так просто захватывающе!
- Ты все еще не устаешь мечтать о миллионе?
- А о чем же еще мечтать, подружка? – оптимистично вздохнула я.
- Помнишь, как в школе мы мечтали о дюжине пирожных?
- И о мороженом! – подхватила я, доедая отвоеванные у сына остатки пирожного, - Правильно, между прочим, мечтали. А теперь скажи: что, мы мечту свою не претворили в жизнь? Сидим с тобой и лопаем пирожные.
- Так ведь лопать хотелось тогда… - печально заметила Алла.
- Лучше поздно, чем никогда, - наставительно изрекла я, и мы рассмеялись. А что тут еще сделаешь! Мы расслабленно молчали, допивая кофе, потому что нам давно уже не нужно было много говорить, мы слишком хорошо знали друг дружку: больше тридцати лет назад впервые сели за одну парту.
– Знаешь, детка, - мечтательно вздохнула Алла, - Миллион – это прекрасно!
- Я прикинула – миллиона мне мало, - так же вздохнув, задумчиво сообщила я.
- Ну, знаешь ли! – мгновенно отреагировала на такую наглость Алла, ставя пустую чашку на стол, - Остапа Бендера решила переплюнуть?
- Ну, давай посчитаем, - доставая из кухонного шкафчика калькулятор, предложила я, - Может, вдвоем нам удастся уложиться в сумму.
- Давай посчитаем! – азартно поддернула рукава свитера Алла, - Я бы в первую очередь купила колготок всех цветов на всю оставшуюся жизнь, и это, как его, сексуальное белье, и еще норковое манто. Нет, лучше соболье! – Алла раскраснелась, наморщила лобик и азартно забарабанила по столу наманикюренными пальцами.
- О, Господи! Мечтательница ты моя! Ящик пирожных и ведро мороженого!
- А что? Соболя не нравятся? Или белье в краску вгоняет?
- Попрошу серьезнее, господа! – постучала я ложечкой по чашке и махнула рукой любопытной Ирке, подпиравшей дверь, - Сядь уж, куда от тебя денешься! Так вот, комментарии к бюджету. Хорошая квартира нынче стоит по пятьсот зелененьких за квадратный метр. Если представить себе, что в эту нашу халабуду со скрипом переедет из коммуналки свекровь, то мне бы хотелось жить как белому человеку на ста квадратных метрах.
- Мы все не поместимся! – обиделась Ирка, - Белые так уже давно не живут! Это Гарлем какой-то!
- Заткнись, дорогая, кто тебя туда возьмет. Я же сказала: мне, значит – мне одной. Но, пожалуй, ты права, ста метров будет мало. Хочу спальню метров двадцать пять с отдельной гардеробной, где рядами будут висеть мои шмотки, кабинет-библиотеку для работы, гостиную, кухню-столовую и ванную комнату с окном.
- Это круто! – одобрила Алла, - Кладем на это тысяч сто пятьдесят. Дальше?
- Дальше – вот оно, сидит рядом, и никуда от него не деться. На этих придется выкинуть тысяч двести, чтобы потом не ныли, что детей некуда рожать. Второй раз миллиона не дадут, - вздохнула я, тыча пальцем в калькулятор, - Дальше – в очередь стоит сестра со своим многострадальным безработным балбесом. Этим тоже тысяч сто на квартиру. Да и на еду придется подкинуть.
- Ага! Подайте на пропитание бывшему депутату Государственной Думы! – ехидно, словно нищий на паперти, пропела Ирка.
- Не ерничай, - строго оборвала ее Алла, - Доживите сначала до наших лет!
- Вот тебе уже и половина миллиона рассосалась, а ведь я еще себе колготок не купила! Вторую половину сразу будем тратить, или положим под проценты на черный день?
- А на проценты можно прожить, не работая? – заинтересовалась Ирка.
- Давай посчитаем. Один процент от пятисот тысяч – это пять тысяч долларов. Так что больше десяти - пятнадцати тысяч в год нам с этой коровы не выдоить.
- Всего-то? – разочарованно протянула Ирка, - Для всех хватит лишь на хлеб без икры. Ну, иногда с маслом. А где ананасы в шампанском?
- Погодите, у нас ведь оставались еще пятьдесят тысяч из первой половины! – заглянула в записи Алла.
- А мебель в новые квартиры, а крышу на даче перекрыть металлочерепицей, чтобы хоть несколько лет проклятая не текла?
- Да, ты права. Миллион – это не красивая жизнь, это штопанье дыр, - удрученно подвела итог Алла, - Но я знаю выход! Пошли-ка ты подальше всех дармоедов и трать его на себя, любимую. Хватит на всю жизнь!
Ирка издала возмущенный вопль. Я засмеялась.
- Хочешь, расскажу сказочку? Муха-муха-цокотуха…
- Муха по полю пошла, муха денежку нашла! – радостно подсказала Ирка.
- А как дальше, помните? – обвела я всех взглядом, - «Приходите ко мне в гости, я вас чаем угощу!» Не в банк под проценты, заметьте, потащила, а щедро поделилась со всеми близкими.
- Семейный эгоизм, - вздохнула Алла, - Так это называется. И никуда от этого не деться. Так что же делать? Ты разбила красивую мечту.
- Я начала с того, что миллиона мало, нужно мечтать о крупных деньгах. Слышали, в Америке один хмырь выиграл в лотерею триста миллионов?
- Ну, это уж слишком! Куда тебе столько? –выдохнула шепотом Алла.
- Наглая у нас мамочка! – восхитилась Ирка, - Как такую не любить?
1. Блюдечко с голубой каемочкой.
В аэропорту творилось черт знает что. Вот уже четыре часа ни один самолет не мог ни сесть, ни взлететь из-за тумана, плотным белым одеялом накрывшего город. Сколько здесь живу – такого не видела. Залы были забиты пассажирами, путались под ногами дети. Из динамиков неслось только надоевшее: «Задерживается… Задерживается… Задерживается…» Встречающие метались у пустых эскалаторов, безнадежно поглядывая на часы. Мне выдержать это помогала только система психотренинга собственной разработки. Прислонившись к полированной гранитной стене зала, расслабившись, я распределяла миллион, составляя списки неотложных трат. Внезапно пришло в голову, что я просто обязана буду заняться благотворительностью и одарить чем-нибудь сирых и нищих, а таких в нашем городе пруд пруди. Некоторое время пришлось потратить на прикидку, сколько я могу на это отстегнуть. Жадничать не хотелось, мы с ними всю жизнь сидели в одной лодке…
Встречающие оживленно потянулись к выходу из терминала. Похоже, посадку совершили сразу несколько самолетов, прилетевшие хлынули в зал мощной струей. Пожалуй, и мне пора пробираться поближе: близорукая свекровь Ариадна Юрьевна расстроится, не разглядев меня. Ариадна – это мой крест, ее я получила вместе со вторым мужем Леней вот уже четверть века назад. Муж благополучно меня бросил во времена перестройки, уехал преподавать в Штаты и там почти десять лет удачно женат на богатой дамочке из Сан-Франциско. Нам с Ромкой от этого ни холодно, ни жарко, с этого козла и шерсти клок не получить. Но бесплатное приложение в лице Ариадны нам осталось навсегда, и никуда от этого не деться. Ариадна одинока и бесприютна, нам ее жалко. С деликатностью слона в посудной лавке Ариадна вмешивается время от времени в нашу жизнь, мы делаем вид, что счастливы этим, - и все довольны. Вообще-то она тетка неплохая и очень мне напоминает незабвенную актрису музкомедии Богданову-Чеснокову. Вспомнили, как она играет хозяйку «Зеленого попугая» в старом фильме «Мистер Икс»? Так вот, это вылитая Ариадна. Когда по ее инициативе мы раз в месяц выходим в свет, на концерт в филармонию или в театр, то составляем весьма комичную пару. Я, по своей миниатюрности, едва достаю Ариадне до плеча, к тому же она обожает руководить мной, отдавая команды зычным басом. Люди оглядываются.
Две недели назад Ариадну Юрьевну понесло навестить внучатую племянницу своей покойной мамочки (эта степень родства за пределами моего понимания: кем они друг другу приходятся – черт его знает). Да пусть себе навещает, но эту внучатую угораздило поселиться еще при Советском Союзе в Кенигсберге, то бишь в Калининграде, а попасть туда теперь без проблем можно либо по морю, либо по воздуху. Моря Ариадна панически боится, посему пренебрегла моими уверениями, что бояться скорее нужно Аэрофлота, и полетела, вынудив таким образом торчать тут, как ежик в тумане, ожидая ее приземления.
Шум и гам в зале усиливались, толпа стала катастрофически огромной и неуправляемой, встречающие и прилетевшие пассажиры протискивались навстречу друг другу, останавливались пообниматься, перекрывая дорогу остальным, и разворачивались, чтобы двинуться в противоположную сторону к выходу. Ариадне приспичило появиться именно в этот пиковый момент. Я замахала левой рукой, правой прижимая к груди Ромкин кейс, в котором лежала рукопись новой книги, и стала пропихиваться сквозь толпу, вереща: «Ариадна Юрьевна! Я здесь!» Сочный бас провозгласил: «Варвара, я тебя вижу!» Ну и слава Богу, - подумала я и стала ждать, когда людская волна прибьет Ариадну ко мне. Очутившись рядом, обниматься мы не стали. Мне в руки перекочевали саквояж и пальто, зачем-то слетавшее в двадцатиградусную жару до Кенигсберга и обратно, и я облегченно вздохнула, услышав, что это все вещи и багаж ждать не придется. Мне бы пристроиться сразу за Ариадной, флагманским кораблем рассекающей людское море, но я замешкалась, перекладывая пальто на правую руку, к кейсу. Пробираясь к краю толпы, торопясь и пыхтя от усердия, я все-таки получила свою порцию гадости на сегодняшний день: зацепившись за дорожную сумку, оставленную каким-то идиотом на полу, я потеряла равновесие, взмахнула руками, врезалась в бедолагу, идущего впереди меня, и мы оба повалились на пол, грохоча по граниту не то костями, не то кейсами. По-моему, я поддала ему под колени саквояжем Ариадны. Взвыв от боли в разбитом колене, я помянула черта, сочувственно кивнув более крепкому выражению пострадавшего. В ребра жутко неудобно упирался угол кейса, в рот лез мех облезлого норкового воротника от пальто, грудью я навалилась на ноги сбитого мужчины. Порядок восстановила Ариадна, громогласно возгласившая: «Встань с него, Варвара, он тебе не подходит. И вообще, нам пора». Кто-то хихикнул. Я с трудом встала на четвереньки, сгребла с пола вещи, поднялась и поплелась к выходу, оставив позади мужчину, энергично отряхивающего от пыли деловой костюм и командующего кому-то: «Саша, кейс, быстро. Проклятая тетка! Машина ждет?»
Проклятая тетка – это, конечно, я! За что, Господи? А колготки рваные? А сбитая в кровь коленка? Но тут я вспомнила, что даже не извинилась, и сразу стало легче: мы квиты. Вывалившись из осточертевшего аэропорта на свет божий, мы еле успели вскочить в отъезжающий экспресс. Я усадила Ариадну на единственное свободное место, сложила ей на колени весь багаж и занялась коленом. В редакцию, конечно, теперь не попасть, придется ехать домой. Черт, весь день полетел кувырком. Ариадна дотронулась до руки и нежно пробасила: «Сильно болит?» Ободряюще улыбнувшись, я принялась расспрашивать о поездке, о внучатой родственнице, о городе и погоде.
Добраться до обшарпанной коммуналки на Литейном было половиной дела. Пришлось тут же бежать в булочную и гастроном, потому что Ариадна, уезжая куда-нибудь, никогда не оставляет включенный холодильник. Снабдив ее продуктовым набором первой необходимости, я наконец-то получила свободу. Сбегая по загаженной лестнице, как всегда еле сдерживаю яростную дрожь. Столько лет прошло, но попадись мне сейчас бывший муж, – убила бы, не раздумывая. Уезжая на Запад, любимый Ариаднин сынок продал роскошную двухкомнатную квартиру в престижном сталинском доме на Московском проспекте и переселил старуху мать в этот гадючник. Ариадна до сих пор плачет от умиления, что ее теперешняя комната больше метражом, чем половина их старой квартиры, представляете?!
Короче, домой я попала к вечеру. Злая, голодная, с искалеченной ногой. Ромка наорал на меня за то, что взяла без спроса кейс, ему, видите ли, не с чем было пойти на кафедру. В университет, оказывается, можно только с кейсом.
- Ну и пожалуйста, забирай свой занюханый дипломат. Нужен он мне! – буркнула я, пихая ему в руки оттянувший руку кейс.
- Какой же он занюханый, просто чуть потрепанный, я с ним еще диссертацию буду защищать! – жизнерадостно сообщил Ромка, поглаживая кожаный бок. Видавший виды кейс был единственной вещью отца, которую в свое время не постигла участь отправиться в мусорный бак. –Да он совсем не потрепанный! Мать, ты откуда это взяла? Это - не мой кейс. Это стоит не меньше ста баксов. А может, и больше… - Ромка задумчиво оглядел его и воззрился на меня.
- Рома, откуда я могла взять стодолларовую кошелку? – легкомысленно пожала я плечами и со стоном бросилась на диван, - Они ведь на улице не валяются. Открой, и если внутри моя рукопись – значит это точно твой вдруг помолодевший кейс.
- А если рукописи нет?
- Куда она может ускакать? – удивилась я и крикнула Ирке, чтобы принесла из ванной йод.
- Он не открывается, - сообщил сын, - У тебя есть ключ?
- Рома, отстань от меня! – простонала я, шипя от боли и дуя на смазанную йодом ободранную коленку, - У нашего кейса никогда не было ключа, твой отец потерял его сразу же, как купил.
- Мама, смотри на меня и постарайся понять, что я говорю! – серьезным тоном сказал Ромка и даже помахал для наглядности рукой перед моим носом, - Подумай и скажи, где ты взяла чужой дипломат?
- Я сроду чужого не брала! – обиженно возразила я, но тут и меня проняло наконец, - Где же моя рукопись? Рома, я за принтер заплатила двести рублей. Если рукопись исчезла, где я возьму еще раз такие деньги?! Ломай замок!
- Замок-то сломать можно, чужой не жалко, да что хозяин-то скажет, когда найдется?
- Так ты уверен, что это не наша вещь?
- Ну, наконец дошло до тебя, - с облегчением вздохнул сын, с вожделением оглаживая кожаный бок кейса, - Что предлагаешь?
- А что тут еще предлагать-то? Напишем объявление, и дуй в аэропорт наклеивать.
- Мне на кафедру хоть к ночи бы попасть! Из-за тебя, кстати, пропускаю.
- Слушай, Фрейд недоученный, впервой что ли? Пропусти для разнообразия по уважительной причине!
Я села писать объявления о пропаже своего кейса с рукописью и о возможном обмене его на чужой, найденный сегодня утром в аэропорту. Вот в такой последовательности: двести рублей за новую распечатку не давали мне покоя, остальное отошло на второй план. Ромка еще поворчал для порядка и отбыл, заткнув чужой кейс в стенной шкаф. Чтобы расслабиться, я заварила чашку зеленого жасминового чая и включила запись второго концерта Шопена. На меня он действует очень успокаивающе. Не успела вытянуть ноги, подложив диванную подушку, как рядом плюхнулась Ирка, только что из ванной, с намотанным в виде чалмы полотенцем.
- Дай чаю отпить, - принялась канючить она и, получив отпор, поинтересовалась, - Что вы тут митинговали? И где мой муж? Пусть мне тоже чай заварит.
- Муж поехал в аэропорт с объявлениями, об этом и митинговали. Вас ведь простым «пожалуйста» не заставишь!
- Кто же в аэропорту развешивает объявления? – рассердилась Ирка, - Это пустые хлопоты, учишь вас, учишь!
Пришлось все ей объяснять с начала. Ирка оживилась и стала выяснять подробности о том мужчине. По-моему, она еще не оставила надежду выдать меня замуж за какого-нибудь вдовца–пенсионера.
- Да откуда я знаю, какого он возраста! Мужик как мужик, костюм приличный, галстук… Я завалилась ему на ноги, если бы не Ариаднино пальто, лицом уткнулась бы в самую… э… ну, сзади.
Ирка дико захохотала и тут раздался телефонный звонок. Завывая от смеха, она выдавила из себя «Алё» и передала мне трубку. Услышав строгое: «Варвара Петровна?», я осторожно согласилась, что да, я и есть Варвара Петровна, усиленно делая знаки Ирке, чтобы она отсмеялась уже и не мешала серьезному разговору. Голос был незнакомый, но тембром и особой интонацией воскрешал воспоминания об орлах из КГБ, с коими пришлось однажды в молодости пообщаться. Воспоминания остались крайне неприятные, поэтому я ничего хорошего не ожидала, теряясь в догадках, кто же это может быть: новый зам. редактора из издательства выругает за задержку рукописи или инженер из ЖЭКа сообщит, что не будет ремонтировать протечку с чердака. Голос между тем, не давая собраться с мыслями, потребовал, чтобы я приняла его для приватной беседы.
- Так вы не из редакции? – обрадовалась я, решив, что если это из ЖЭКа хотят прийти в квартиру, значит ремонтировать-таки будут. В трубке послышался отчетливый стон, что было удивительно для должностного лица.
- Варвара Петровна, убедительно просим вас, не нужно никакой редакции. Думаю, мы с вами договоримся. Ждите!
Ишь, как испугались редакции, мстительно обрадовалась я, думают, что буду жаловаться в газету! Жалко, что раньше не догадалась припугнуть их таким образом. Теперь можно заставить и крышу над нами перекрыть, обидно, что осенью по новой побелке снова пойдут разводы протечки.
Через двадцать минут жизнь моя изменилась навсегда. Но я пока об этом не знала, поэтому и сохранила рассудок, с этим даже Ирка согласна. Редчайший случай сочувствия в нашем семействе! Но зато Ромка потом заявил, будто мне и сохранять-то было нечего. Вот негодяй! Раньше он так меня не оскорблял, мать я ему или не мать? Думаю, это в отместку, что пришлось зря сгонять в аэропорт и обратно. Так вот, через двадцать минут, - мы с Иркой только чай допили, - ко мне пожаловала судьба в лице адвоката Семена Михайловича Злотникова. Ну, что скажете? Точно – судьба, даже фамилия не подкачала! С адвокатом был еще один товарищ с непроницаемым лицом, который ни во что не вмешивался, а просто присутствовал. Все еще надеясь на визит из ЖЭКа, я приветливо, но не раболепно пригласила пройти в ванную и кухню, чтобы обозреть потолки на месте. Они странно посмотрели и Семен Михайлович, представившийся сразу у порога, предложил поговорить в комнате. Ремонтировать не будут, – упало у меня сердце. Ну и черт с ним, мы люди гордые.
Вот это гордое выражение лица у меня и было, когда мы уселись друг против друга. Семен Михайлович откашлялся и начал разговор, который произвел на меня странное впечатление своей полной абсурдностью. Заявив, что представляет интересы своего клиента, он предложил назвать условия, на которых мы могли бы прийти к удовлетворяющему нас обоих результату. Я смотрела на него с непроницаемым видом (как сказала потом Ирка), потому что никак не могла взять в толк, о чем он говорит.
- Ваши условия? – наклонился ко мне адвокат, - Сколько?
Я смогла лишь проблеять «Э-э-э» и оглянулась на Ирку. Она чуть пожала плечами.
- Варвара Петровна, - попытался прояснить ситуацию он и забарабанил пальцами по журнальному столику, - Вы наверняка в курсе, во сколько мировая пресса оценивает состояние моего клиента, - Я, чтобы не выглядеть дурой, подавила желание выяснить, кто же его клиент. Почему-то предполагалось, что я его знаю, - Меня уполномочили предложить вам процент. Естественно, имеется в виду та самая официальная оценка. Вы согласны с таким предложением?
Мысли мои забурлили в бедной головушке и притом, что я по-прежнему не понимала, что от меня хотят, но предложение-то было довольно четким: за что-то там такое непонятное мне предлагался один процент от состояния непонятно чьего, но достаточно большого, чтобы им могла заинтересоваться международная пресса. Значит оно не меньше миллиона, и наверняка - долларов. Вот оно! Один процент от миллиона – десять тысяч. Рискну! Я презрительно скривила губы.
- Два, - процедила я, - И давайте закончим побыстрее. Беседа с вами несказанно приятна, но мне сегодня еще нужно решить вопрос с редакцией.
- Договорились! – вскричал Семен Михайлович, побледнев, - Забудьте про редакцию. Действуем без промедления, - он достал из кармана мобильник и радостно сообщил в него, - Злотников. Да. Да, мы обо всем договорились. Да, она согласна. Два процента. Ну, конечно. Выезжаем.
Повеселевший адвокат повернулся ко мне и доброжелательно поинтересовался:
- Вы наверняка хотите получить деньги не в рублях, а через швейцарский банк? Да и свой счет предпочтете открыть там же? – увидев мой кивок, он поощрительно улыбнулся и скомандовал, - Собирайте быстренько вещи, не много, всего на сутки, а я с вашего позволения выпью пока чашку кофе, если юная леди меня угостит. Вы задали нам жару, с утра не удалось крошку перехватить. Такова работа!
Юная леди, она же Ирка, махнула рукой, приглашая их на кухню, а я судорожно вцепилась обеими руками в волосы, пытаясь разобраться, что произошло, но так и не смогла. А потому не стоит и голову ломать. Храните деньги в швейцарском банке! Ну, просто посмеемся потом все вместе. Визитка этого Семена Михайловича со всеми адресами и телефонами - вот она, и останется у Ирки, не убьют же они меня по дороге, в конце концов. Была - ни была! Я распахнула шкаф и достала единственный пристойный деловой костюм, который подарили мне сын с невесткой на день рождения три года назад. Он очень мне шел, Ирка специально выбрала темно-зеленый к моим неприлично рыжим волосам. Кинув в сумку косметичку и зубную щетку, я пригладила волосы и заглянула в кухню.
- Какая у нас повестка? Может, вы останетесь у нас поужинать? – светским тоном осведомилась я, уверенная, что накормить их нам нечем.
- Ужинать некогда, мадам. Мы едем в аэропорт. Поужинаете в Москве. Завтра с утра заедем в посольство за визой для вас и в одиннадцать двадцать летим в Берн. К счастью, есть обратный самолет вечером прямо сюда, в Петербург. Вас это устраивает?
- Вполне, - пожала я плечами, ничему не удивляясь, - Но примите к сведению, у меня нет заграничного паспорта.
- Пустяк! Давайте-ка ваш паспорт, я все устрою до завтра.
Я протянула паспорт, восхищаясь легкостью, с какой он решает все вопросы. А может, это не он, а таинственный богатый клиент? Боже, к кому же я попала и за что? Хоть бы знать! И тут все разъяснилось. Помогая мне надеть плащ, Злотников бросил как бы между прочим:
- Надеюсь, в наше отсутствие кейс будет в надежном месте и недоступен для посторонних? Это непременное условие нашей сделки.
Я смогла только кивнуть. Михаил Семенович заметил мое потрясение, но не понял причины изумления и тут же забросил пробный шар.
- Вы уверены в абсолютной сохранности кейса? Может, пока мы будем в отъезде, он полежит в банковском сейфе?
Он не знал, что я уже закусила удила. Да и где найдешь место надежнее, чем наш стенной шкаф! Я лихо пресекла всяческие поползновения опорочить честность нашей семьи.
- Сегодня деньги, завтра стулья! – жестко заявила я и вышла из квартиры.
Из Внукова меня отвезли на серебристо-сером «Мерседесе» в роскошный отель на Тверской и после ужина в ресторане, где от западного шика кусок в горло не лез, водворили в номер, посоветовав сразу ложиться спать. Черта с два! Сначала я буквально обнюхала все вокруг, восхищаясь дизайном, зашла в ванную и ахнула. Это было что-то! Налюбовавшись вволю на нежные переливы кафеля цвета морской волны и все прибамбасы, которые видела лишь на рекламных картинках, я влезла в ванну и до упора открыла краны. В перламутровой пластиковой подставке-ракушке лежали разовые упаковки шампуней и пены для ванны. Я решила, что жизнь прекрасна, и через минуту нежилась в шелковистой пене. Полотенце и банный халат все того же цвета морской волны ждали на расстоянии вытянутой руки. Ложась в постель, я подумала, что если даже меня завтра доставят обратно домой, впечатлений хватит надолго. Бог с ним, с кейсом и всеми их процентами!
Разбудил меня телефонный звонок. Оглядевшись, я поняла, что сказка продолжается и я все еще в Москве, в отеле, в номере-люкс. Дежурная пожелала доброго утра и сообщила, что время – семь тридцать и не желаю ли я завтрак в номер. «Пожалуйста» – растерянно согласилась я, даже не поинтересовавшись, что они подразумевают под завтраком: кофе и бриошь по-французски, или английский плотный завтрак, включающий овсянку и яичницу с беконом. Подумала, что согласна на все, а на настоящий английский бекон, обжаренный до румяной корочки, как пишут в романах, приятно будет просто посмотреть хоть раз в жизни. Дома-то я привыкла завтракать яблоком и чашкой кофе.
Через три минуты раздался стук в дверь, и мне принесли завтрак. Это был отпад! На подносе с русским размахом теснилось все вышеперечисленное на все вкусы. Накормить можно было еще пару любовников, если бы они вдруг остались до утра. Яблока не было, но в креманке я опознала наконец фруктовый салат с элегантным завитком сбитых сливок, на вершинке которых красовалась клубничина. Кофе был целый кофейник и в довершение апельсиновый сок в высоком стакане. Позавтракала я как королева.
В восемь тридцать я ждала судьбу во всеоружии, подкрашенная, причесанная, в темно-зеленом костюме, который, как вы помните, выгодно оттеняет мои пламенеющие волосы. Судьба не заставила себя ждать. Злотников был пунктуален, как швейцарские часы. «Мерседес» носился по городу, я снабжалась иностранным паспортом, визой, открывающей доступ в Швейцарскую республику, билетом до Берна и все больше убеждалась в реальности этой дурацкой, нелепой, фантастической истории. К одиннадцати двадцати мы прошли в аэропорту таможенный контроль, я уселась рядом с Семеном Михайловичем в салоне первого класса и зажмурила глаза. Это была последняя проверка. Если меня до взлета не выведут из самолета, значит, – лечу в Берн. Я почему-то вспомнила, как в Берн приезжал незабвенный профессор Плейшнер, гулял по городу, ходил в зоопарк и балдел от свободы так же, как буду балдеть и я. Единственное, что меня настораживало, так это конец его истории. Мне бы очень не хотелось кончить так же, бернская мостовая не привлекала в качестве места упокоения, как и всякая другая. Стоило ли ехать в такую даль? Я подумала, что везти для убийства в Берн – слишком дорогое удовольствие даже для очень богатого человека, а главное – нецелесообразное, поэтому успокоилась, а тут и самолет взлетел.
Пребывание в Швейцарии вызывало двойственное чувство. С одной стороны – грела мысль, что вот, сподобилась первый раз в жизни попасть за границу и притом не куда-нибудь, а сразу в Швейцарию. С другой стороны – я тихо зверела от мысли, что вот, сподобилась первый раз попасть за границу и притом сразу в Швейцарию, а посмотреть-то ни черта не дают! Просто убить хотелось этого Злотникова. Он шел вперед, как танк, и тянул меня за собой с такой скоростью, что я не успевала осмотреться. После аэропорта – такой же, как в Москве, салон автомобиля (все того же осточертевшего серого «Мерседеса», с собой, что ли, они его возят?), потом в темпе тротуар, вестибюль, коридор, кабинет, в меру элегантный и функциональный. Мужчина в шикарном деловом костюме в тонкую полосочку и неярком галстуке выглядел типичным банкиром, каким и являлся, судя по всему. Меня усадили, я ничего не понимала, потому что переговоры велись на энергичном английском и смысл ускользал. Банкиру, которого я от нечего делать внимательно разглядывала, передали мой паспорт. Передо мной положили какие-то документы, Банкир четко, но совершенно непонятно что-то рассказал мне, тыча пальцем в бумаги. Я оглянулась на Семена Михайловича, и он кивнул мне головой. Банкир протягивал ручку с золотым пером и Злотников подсказал: «Поставьте подпись» Я расписалась, потом еще раз, и еще… Наконец банкир удовлетворенно кивнул и улыбнулся, пожимая мне руку. Мне сунули бумаги, которые должно быть удостоверяли, что у меня в швейцарском банке завелись деньжата, и мы выкатились в обратном порядке прямо до машины. Злотников сообщил, что времени до самолета в обрез, и поедим мы прямо в аэропорту. Я вяло кивнула, мне уже было все равно. Надоело! В самолете я вместо предложенных деликатесов попросила чашку кофе, а Семен Михайлович в предвкушении полной победы в операции по возвращению проклятого кейса заказал два бокала шампанского. Мы расслабились, злость моя куда-то подевалась, я была рада, что вот, сделала человеку приятное и мне это ничего не стоит. И все-таки, будет что рассказать дома.
В Петербурге в аэропорту впереди всех встречающих подпрыгивали от нетерпения мои дети. Взвизгивая от переполнявшего ее любопытства, Ирка бросилась мне на шею, потом Ромка ощутимо встряхнул и заорал:
- Малохольная! Как ты могла уехать Бог знает куда с незнакомыми людьми, не дождавшись меня!
- Ромочка, к тому времени, как уезжать, мы успели познакомиться. Уверяю тебя, вполне приличные люди. Вот это – Семен Михайлович Злотников, он адвокат.
Ромка буркнул, что ему приятно, и поволок меня к выходу.
- Минуточку! – крикнул ошеломленный Злотников, - Мы едем вместе!
- Это еще зачем? – возмутился Ромка, - Оставьте наконец мою мать в покое!
- Но Рома, надо ведь отдать чужой кейс, - рассудительно сообщила я, - Или ты думаешь, что поездку в Швейцарию я выиграла в лотерею? Хотя, что это была за поездка! Ничего не удалось посмотреть.
- Я думаю, мадам, у вас еще будет возможность посмотреть Швейцарию. Она вам еще надоест, - пробурчал Злотников, ведя нас к очередному серому «Мерседесу». Чудной! Надоест, как же! Как сказала Клара Новикова, - разве могут когда-нибудь кончиться ананасы?
Дома Ромка на глазах у всех полез в стенной шкаф за кейсом.
- Как! – вскрикнул Семен Михайлович, увидев, где пролежал все это время его драгоценный кейс, - Его же могли выкрасть!
- Кому он нужен, кроме вас, - успокоила его Ирка и, пока адвокат судорожно ощупывал замки, спросила голосом Лисы Алисы, - Может, вы скажете, что же там внутри, из-за чего весь этот сыр-бор?
Злотников достал из внутреннего кармана ключик, заглянул в приоткрытый кейс, прикрываясь крышкой, и вздохнул с облегчением.
- Могу вам сказать только, что содержимое стоит раз в сто дороже, чем поспешно запросили вы. Мы готовы были заплатить значительно больше.
- Так там что, золотые слитки? – выдохнула восторженно Ирка, - Или брильянты?
- Там документы. Меня только удивляет чутье вашей мамы, которая поняла ценность информации, не заглядывая в кейс.
- Вы что же, думали, что мы вскроем чужую вещь? – возмутилась я, пропуская суть замечания мимо ушей.
- Ну что вы, мадам! – примирительно сказал Злотников, но не удержался и язвительно добавил, откланиваясь, - Я всегда верил в вашу порядочность. Вы получили награду именно за это, ведь упоминание об издательстве было не угрозой, а просто шуткой!
Адвокат направился к двери, бережно прижимая к груди кейс. И тут я, к счастью, опомнилась.
- Постойте, а где же мой дипломат? - завопила я ему в спину, - Верните рукопись, мне ее давно в редакцию сдавать нужно! Опять ведь будут скандалить, с ними так трудно договориться.
Семен Михайлович вздрогнул, медленно обернулся, и мы увидели его перекошенное лицо.
- Рукопись вам вернут. Не волнуйтесь. Теперь уж волноваться не стоит, - трагическим шепотом сообщил он, потирая висок дрожащей рукой, и вышел походкой лунатика.
Закрыв за ним дверь, Ромка вдруг точно таким же жестом потер висок, хлопнул себя по лбу и захохотал.
- Мать, по-моему, он только сейчас понял, о какой редакции ты им все время толковала. Если бы ты сразу любезно разъяснила, что имела в виду свою редакцию издательства «Знание», а не «Московский комсомолец» и «Совершенно секретно», фиг бы получила свои денежки! Сколько кстати они тебе пожертвовали на бедность?
- Я еще не видела документы, - распахнув сумочку, я вытащила банковскую карту и пролепетала, сползая по стенке, - Тридцать два миллиона.
Дети вытаращили глаза, даже не пытаясь подхватить теряющую сознание мать.
Продолжение ждет вас. Читайте, написаны уже семь глав.