Накануне

Сергей Чухлебов
– Карымка, морда поганая! – будто выстрел, грохнул из спальни голос барина и грозно покатился вниз по лестнице.
 - Окаянный ты, куда запропастился? – гремело эхо, мечась по дому - пустому и ветхому, где все покосилось и рушилось.
- Бегу, бегу барин – суетился на кухне слуга.  – Нехристь…выпорю, обед подавай! - неслось, сквозь приоткрытую дверь.
Карымка - потомок крымский, воровски выглянул на лестницу, принял водки... прищурился с хитрецой и поспешил, напевая себе под нос. Поднявшись в залу, он обомлел. Орлиный профиль майора был неестественно бледен с заострившимся подбородком и едва заметными, но уже проступающими темными пятнами вокруг тонкой шеи. Жидкие пряди волос свисали со лба, а руки судорожно сжимали край атласного одеяла.

У пьяненького служки подкосились ноги, а язык прилип к нёбу, хмель улетучился. Ни пошевелиться, ни на помощь позвать, будто, к полу прирос. Наконец его проняло, он истошно завопил и стал пятиться в ужасе, не смея повернуться, пока не оступился, кубарем, покатившись по лестнице - трухлявые ступени не выдержали, он грузно провалился сквозь них и, испустил дух.

Молодая барыня, как раз в это время ехала навестить кузена. Катясь в высоком тарантасе, она то и дело поторапливала кучера: - Гони! Гони Мироша! Еще быстрей! - Тот, то приподнимался на облучке, то крутил вожжами над головой, то заправлял лиловый кушак, подаренный барином, концы которого все норовили распоясаться.

Проехав поле, им до леса оставалось рукой подать, как небо внезапно потемнело, потянуло сыростью. Тучи комаров облепили гнедую кобылку, она прядала ушами и обмахивалась хвостом. Ударил гром, сверкнула молния.

Кучер "пришпорил" лошадь, неожиданно колесо наскочило на ухаб и, отвалилось. Тарантас накренился набок, барыня в страхе округлила глаза, взвизгнула и... выпала. Ее шелковое платье зацепилось за крюк, а лошадь взбрыкнула и понеслась.

У самого леса к взбешенной кобыле метнулась чья-то огромная тень и схватила ее под уздцы. - Т-п-р-у! Выпь болотная... стоять, - послышался голос из темноты. Все стихло, лишь было слышно, как слабый ветерок треплет шелковый лоскут...