«Матрос спит – служба идёт!»
(флотская поговорка)
Предисловие.
Охрана и оборона современной атомной подводной лодки – дело очень ответственное, но доверяется непосредственно самым безответственным членам её экипажа.
Всё время, пока воплощённое в металле чудо военно-морской инженерной мысли находится не в море, рядом с ним, согласно штатного расписания дежурно-вахтенной службы корабля, стоит на посту вооружённый верхний вахтенный из числа матросов срочной службы, не задействованных в данный момент в полезных для Родины мероприятиях, таких как обслуживание матчасти или приборка, и которому реально всё по фигу, кроме розовой мечты о далёком доме и любимой девушке.
Слово «вооружённый» явно подразумевает, что герой нашего повествования должен нести службу с боевым оружием в руках. Так оно и есть, бдительный матрос гордо сжимает в руках автомат Калашникова, на поясном ремне болтаются тупой штык-нож в обшарпанных ножнах и брезентовый подсумок с запасными магазинами на случай, если внезапно напавший грозный противник будет слишком уж многочисленным.
Вот так и стоит он, бедолага, на посту в летний зной и зимние морозы, мужественно борясь со сном, кутаясь в засаленный ватник с яркой красно-бело-красной повязкой на рукаве и осуществляя по мере сил главную свою задачу мирного времени - обеспечение пропускного режима на подводной лодке.
История первая, вступительная.
Тяжёлый атомный подводный ракетный крейсер класса «Тайфун» (на языке подводников просто «Акула») – корабль, мягко говоря, большой. Если быть точнее, то просто огромный. Я лично, служивший на больших, но тесных многоцелевых атомных подлодках проекта 671 РТМ, попав первый раз на «Акулу», впал буквально в состояние эйфории, когда в одном из двух её прочных корпусов шёл по проходу с раскинутыми в стороны руками, и часто при этом ничего не задевал.
Естественно, что такие размеры накладывают свои особенности на организацию несения вооружённой верхней вахты. Как и на других кораблях нашей флотилии, для связи дежурного по кораблю с верхней вахтой использовалась двухсторонняя громкоговорящая связь, выносное переговорное устройство которого крепилось либо на пирсе возле трапа, либо на ограждении рубки подводной лодки.
Неудобство заключалось в том, что для наблюдения за окружающей обстановкой вахте приходилось при обходе пирса и корпуса подлодки удаляться от переговорного устройства на весьма приличное расстояние. Невольно возникало опасение: а вдруг, не дай бог, что случится (нападение, авария, природный катаклизм, солнечный удар, наконец!), а матросик и добраться до связи не успеет, физически не сможет сообщить обо всём дежурному. А так и войну проиграть недолго, любой военный человек знает: потеря связи – потеря управления!
Обоснованность таких опасений как-то подтвердил случай. Однажды морозной зимней ночью, закутавшись в тёплый овчинный тулуп, вахтенный матрос заснул на корпусе прямо в стоячем положении, во сне потерял равновесие и навернулся за борт. Слава богу, он был пристёгнут страховочным концом. Свидетелей падения не оказалось, у пирса лодка стояла в ту ночь в гордом одиночестве, так что немедленной помощи оказать было некому. Забраться обратно на верхнюю палубу по заиндевевшему корпусу в полном боевом зимнем снаряжении сил у бойца не хватило; дежурно-вахтенная служба корабля, ничего не подозревая, мирно дремала на тёплых боевых постах. Так и пришлось бедному матросику висеть на тросе у самой воды пару часов, поджимая ноги в валенках и обнимая онемевшими руками бесценный автомат, пока перед самой сменой вахты борт не посетил с проверкой дежурный по живучести.
Разбор данного происшествия прошёл на самом высоком уровне, мудрое командование флотилии распорядилось: немедленно выдать вооружённым вахтенным на «Акулах» переносные радиостанции для обеспечения постоянной резервной связи!
Сказано – сделано, выдали. На следующий день заместитель командира дивизии (ЗКД) предъявлял результаты принятых мер командующему флотилией, лично посетившему губу Нерпичью. Картинка была ещё та…
Приезжают они к пирсу. Верхний вахтенный, завидев чёрную волгу, сломя голову несётся к переговорному устройству докладывать дежурному по кораблю. Тот пулей вылетает наверх встречать высокое начальство:
- Смирно! – доклад, отход – всё как положено.
ЗКД предъявляет: вот вооружённый верхний вахтенный, вот у него рация, всё путём - ваше приказание выполнено! Боец, как преданная собака, выразительно молчит и влюблёнными глазами «ест» начальство.
Командующий, в свою очередь, как бы между прочим, интересуется:
- А почему дежурный по кораблю без рации?
ЗКД явно не успевает обдумать вопрос (а стоило!) и неосторожно отвечает:
- А зачем?
Немая сцена, все, кроме матроса, переваривают вопрос, врубаются, так сказать, в суть; матросик же вообще не врубается.
Снова звучит доброжелательный голос командующего, удивительно мягкий, местами даже нежный, почему-то наводящий на мысль о затишье перед бурей:
- С кем же верхний вахтенный будет связываться по рации?
- С дежурным по кораблю, конечно, – радуется простому вопросу ЗКД. И тут же впадает в ступор. Видимо, дошло…
Дежурный по кораблю мужественно пытается спасти положение:
- Товарищ адмирал, я её, эту самую рацию, внизу, в центральном посту оставил, – честно врёт офицер.
- Ну так пойдём, сынок, покажешь её мне, Фоме неверующему! – и вся компания спускается вниз, в прочный корпус.
Рации внизу, естественно, нет. ЗКД даёт команду немедленно найти командира боевой части связи для её выдачи. Попытка оправдаться перед командующим, типа: «В распоряжении говорилось только о верхних вахтенных…» не проходит.
- А вы что, идиоты? Не можете сообразить своими заплывшими мозгами, что к чему?! А на хрена козе баян, то есть верхней вахте рация?!! Для красоты?!!! – и так далее, и тому подобное. Начинается буря…
Короче, адмирал выдал всем по первое число, причём орал, не переставая, на всём пути от центрального поста до служебного автомобиля, обещая всем подряд «вырвать матку» и надрать задницы. Громовой голос гулко отдавался эхом по заливу, распугивая привыкших ко всему чаек и заставляя случайных военнослужащих на берегу прятаться по ближайшим щелям, словно тараканов. Не дай бог попасть под горячую руку!
Оргвыводы были сделаны снова. На самом высоком уровне. По их итогам флагманский связист дивизии философски заметил:
- Половая связь – тоже связь!..
Вот так!
История вторая, поучительная.
Вооружённая верхняя вахта – это не только охрана и оборона, это ещё и постоянная головная боль для командования подводной лодки. И матросы всегда делали всё, чтобы эта головная боль не утихала никогда.
На всех флотах, на всех проектах подводных лодок вооружённые верхние вахтенные с завидным постоянством роняют за борт, в солёную, как слёзы командиров и начальников, морскую воду доверенные Родиной оружие и боеприпасы.
Последствия таких потерь всегда дурно сказывались на карьере офицеров. Наказывали всех: дежурного по кораблю (за то, что не уследил за бойцом), непосредственных начальников (за то, что плохо готовили подчинённых к несению вахты с оружием), замполита, в будущем – заместителя командира по работе с личным составом (за то, что плохо воспитывал), старпома (по должности положено) и, конечно, командира лодки (должен отвечать за всех). Могли получить на орехи и начальники ступенями повыше. А непосредственный виновник происшествия получал очередной выговор и через положенное время уходил на ДМБ (т.е. демобилизовывался, уезжал домой и думать забывал о дурдоме под названием «Военно-морской Флот»).
Главный способ избежать наказания – вовремя доложить об устранении. На моей памяти, для поиска и подъёма утерянного автомата в губе Нерпичьей «Акулу» перешвартовали к другому пирсу, за несколько дней работы загубили две дорогущие дистанционно управляемые подводные видеокамеры и изрядно попортили нервы водолазам. Представили себе масштабы задействованных сил и средств?
Слава богу, автоматы тонут не так уж часто! Чемпионы по нырянию - снаряжённые боевыми патронами магазины к автомату Калашникова, их теряют чаще всего. Происходит это как при заряжании-разряжании оружия при смене вахты, так и во время её несения, когда шаловливые ручонки матросов не находят ничего лучше, как поиграть с оружием.
И как только ни боролось с этим явлением командование: заставляло производить заряжание-разряжание оружия в центральном посту или в ограждении рубки, затем во избежание несанкционированной стрельбы (и такое случалось!) переносило этот процесс на пирс; магазины начали крепить к автоматам цепочками и ремешками.
Итог один: магазины с патронами как булькали за борт, так и продолжают булькать. Похоже, что этот процесс так же естественен, как восход и заход солнца, как смена времён года, как рождение и смерть…
И выручить всех в такой ситуации может только одно: неприкосновенный запас (НЗ). Тот самый, который «карман не тянет». Горький опыт не проходит даром, поэтому весь экипаж подлодки точно знает, к кому обращаться в таких случаях, причём быстро, пока процесс замалчивания происшествия не вышел из под контроля, т.е. пока не пошёл доклад на верхи.
Так откуда же берётся этот пресловутый НЗ? Да всё просто. На каждом корабле есть лица, ответственные за учёт, хранение и выдачу стрелкового оружия и боеприпасов. Это представители ракетной боевой части (БЧ-2) на ракетных подлодках и минно-торпедной боевой части (БЧ-3) на торпедных (многоцелевых). Речь в нашем повествовании пойдёт о последних. При проведении очередных учебных стрельб на гарнизонном стрельбище эти люди всегда мужественно припрятывают пачку-другую патронов на чёрный день, благо собрать на стрельбище в один день сразу весь личный состав практически невозможно. Командир БЧ-3 или подчинённый ему командир торпедной группы (в обиходе – «минёры») расписываются в ведомости за отсутствующих, составляя затем акт о полном израсходовании боеприпасов.
Уголовщина? Конечно, самая настоящая! Но проводимая при явном негласном одобрении командования.
- Минёры, НЗ сделали? – неизменный вопрос командира (старпома, замполита) по окончании стрельб.
- Так точно, как всегда!
Удовлетворённо кивнув, отцы-командиры сразу делают отсутствующее выражение лица: мол, ничего не видели и не слышали… Всю негласную ответственность берёт на себя командир БЧ-3.
А пустые магазины осторожно вымениваются в Службе вооружения Флотилии за «шило» (корабельный спирт), причём наливает его старпом на эти цели без всяких возражений и расписок. Вот вы попробуйте в обычный день выпросить у него хотя бы 200 граммов на обслуживание заведования! Мгновенно получите от ворот поворот, причём это в лучшем случае. А в худшем вас растопчут на месте, вытрут о получившийся коврик ноги и выбросят за дверь с парой крепких флотских выражений вдогонку.
Итак, в тот удивительно тёплый для северного лета день, о котором дальше пойдёт речь, на одной из подлодок 671 РТМ проекта упал за борт очередной магазин. Пробив на мгновение густую маслянистую плёнку на поверхности бухты, изогнутая стальная коробочка ушла на дно по нисходящей спирали, похоронив среди многочисленного металлического хлама 30 красивых блестящих патронов к автомату Калашникова. К сожалению, нашлись посторонние свидетели, слух быстро долетел до командования дивизии, откуда незамедлительно прибыл заместитель комдива по режиму (ЗКДР) и развернул на борту бурную деятельность.
Дело в том, что поднять «по горячим следам» со дна моря утерянный магазин – дело практически безнадёжное, но попытки сделать это не прекращались никогда. В таких случаях дежурный по кораблю шёл на поклон к метристу, тот доставал из ЗИП корабельной РЛС магнетрон, то есть, попросту говоря, большой магнит, его привязывали к бросательному концу и, опустив за борт, целенаправленно выгребали со дна кучу бесполезного металлолома. Магазин с патронами на моей памяти таким образом не находили никогда, но, по слухам, такое случалось. Если, конечно, магазин был из стали (старого образца), а не дюралевый, как сейчас.
Пока ЗКДР возглавлял и организовывал этот самый процесс, дежурный по кораблю, просидев целый час на телефоне, разыскал наконец командира БЧ-3 и в нескольких словах описал сложившуюся непростую ситуацию.
Минёр тоже был немногословен:
- Всё понял, скоро буду!
Через полчаса он уже был на борту со снаряжённым магазином. Поисковые работы на корпусе шли вяло: разморенный непривычно жарким северным солнцем личный состав под командованием помощника дежурного по кораблю, неторопливо передвигаясь туда-сюда по раскалённым чёрным квадратам резинового покрытия палубы, систематично макал в залив импровизированную магнитную «удочку». Вспотевший ЗКДР, стоя сбоку, громко выдавал ценные указания.
Минёр не стал даром терять время: поплакал замкомдиву в жилетку о трудностях списания утерянных боеприпасов, выслушал в ответ лекцию о методах обучения и воспитания «человека с ружьём», а затем принял эстафету руководства работами по очистке акватории от лишнего металлолома, дав начальству возможность немного отдохнуть и расслабиться в спасительной тени рубки.
Улучив момент, когда ЗКДР смотрел в сторону, подводники осторожно вытащили трос из воды. Запасной магазин быстро покинул внутренний карман тужурки минёра и надёжно прилип к магнетрону. Затем его так же осторожно макнули в воду для полной правдоподобности и вслед за этим под восторженные крики вытащили наверх:
- Ура, подцепили! Товарищ капитан второго ранга, нашли!
- Молодцы! Орлы! – довольный ЗКДР подошёл к счастливым морякам, сам отцепил магазин и широкими взмахами руки вытряс из него остатки морской воды. Убедившись по смотровому отверстию, что все 30 патронов на месте, подозвал вооружённого верхнего вахтенного и протянул ему магазин:
- После смены разобрать, вытереть насухо и смазать тонким слоем! И протереть каждый патрон, чтобы блестел! Всё ясно?
- Так точно!
- Всё, магазин в подсумок! И продолжать нести вахту! Я вас, бандерлогов, отучу боеприпасы за борт ронять!!
Всё дальнейшее происходило как во сне. Ошалев от жары и строгости начальства, матрос непослушными руками расстегнул подсумок и попытался впихнуть магазин в тесную брезентовую ячейку. С первого раза не получилось, со второго тоже.
-Ну что вы там копаетесь, товарищ матрос?! – рявкнул ЗКДР и тут же пожалел об этом. Всё заняло несколько секунд. Магазин сорвался с края подсумка, рука бойца дёрнулась вниз и потные пальцы не удержали гладкий тяжёлый металл. Подпрыгнув на упругом резиновом покрытии палубы, изогнутая стальная коробочка отскочила в сторону и благополучно улетела за борт. Повторяя судьбу предшественника-близнеца, она «пробила на мгновение густую маслянистую плёнку на поверхности бухты и ушла на дно по нисходящей спирали, похоронив среди многочисленного металлического хлама 30 красивых блестящих патронов к автомату Калашникова»…
Далее немая сцена, как в «Ревизоре»: столбняк и несколько пар изумлённо распахнутых глаз, уставившихся в залив.
Первым, по субординации, опомнился замкомдива:
- Не стоять!!! Быстро магнит в воду!! Пока не утонул! Макайте, макайте!!
- Какое на … макайте?! Куда макайте?!! – сорвался с катушек минёр, осознав, что второго магазина у него нет и в ближайшее время не предвидится. – Да пошли вы все! Со своими «макайте»!! Знаете куда?!!!
И понеслось… С вытекающими последствиями.
Между прочим, через год ситуация повторилась. С той лишь разницей, что вызванного на борт, с новым магазином, минёра встречал на палубе с распростёртыми объятиями представитель особого отдела. Это лишний раз убедило подводников в том, что особисты заслуженно едят свой хлеб и телефоны местной АТС прослушиваются ими регулярно. К счастью, сожрать командира БЧ-3 с потрохами им не дали. За толкового офицера вступились все, кто имели на флотилии хоть какой-то вес, в том числе и вышеупомянутый ЗКДР. Он был человеком тупым, резким и грубым, но отходчивым, и давно уже простил минёра за ругань. Даже хохотал полчаса, когда сумел по своим каналам узнать все обстоятельства дела.
Вот так!
История третья, почти невероятная.
Перестройка, начавшаяся в Союзе во второй половине 80-х, коснулась нашего атомохода самым непосредственным образом: его загнали на судоремонтный завод «Нерпа» для проведения среднего ремонта с модернизацией, что, по существу, явилось полной перестройкой корабля. Вот так всё символически получилось…
После года стоянки на плаву нас наконец-то, путём сложных технических пертурбаций, загнали в эллинг – огромный сухой крытый док на берегу залива. И поместились в нём аж целых четыре атомных субмарины, волею судьбы став на несколько лет добрыми соседями.
Вскоре наш борт оброс этажами строительных лесов, из прочного корпуса вырезали всё, что только было возможно, и боевой корабль стал напоминать внутри большой металлический банковский сейф с пустыми отделениями. После этого внимание заводчан переключилось на другие, поджимающие по срокам заказы, и для нас наступил целый год абсолютного затишья. Делать на корабле в те дни было практически нечего, утром экипаж чисто символически собирался на борту на подъём флага, а затем разбредался кто куда. И полноправным хозяином всего железа на сутки становилась дежурно-вахтенная служба, контролирующая доступ на корабль немногочисленного рабочего персонала и обеспечивающая пожаробезопасность редких сварочных работ.
Но боевой корабль должен оставаться боевым кораблём всегда, поэтому вооружённая верхняя вахта неслась на корпусе так же круглосуточно, хотя и в весьма комфортных условиях: тепло, светло, сверху не капает, и раз все авральные работы ещё далеко в будущем, то и ночью практически никто не беспокоит. К тому же сам эллинг охранялся заводской охраной и милицией, так что непосредственной угрозы для корабля не было вообще. Поэтому, согласно мудрого (как и всегда) распоряжения командования, верхняя вахта неслась с огнестрельным оружием, но… без патронов. Боеприпасы бойцам выдавались только на время учений, причём в зашитом и опломбированном подсумке. К автомату же пристёгивался совершенно пустой магазин, в итоге получалась одна видимость охраны и обороны: ничего не стоило подойти к матросику ночью, стукнуть железякой по голове и забрать себе автомат в личное пользование.
Слава богу, в те славные советские времена такие мысли народу в голову ещё не приходили, организованные преступные группировки находились только в стадии зарождения…
Ясное дело, что матросов такие «тяготы» и «лишения» воинской службы сильно расслабляли и подвигали на серьёзные нарушения Устава, а именно: на сон во время ночного несения вахты. Причём спали бойцы внаглую. Боролись с этим отрицательным явлением на кораблях в эллинге как только могли: бойцов инструктировали, стыдили, стращали, постоянно проверяли и наказывали – всё без толку. Матросы маскировались и учились мгновенно просыпаться при внезапном появлении проверяющих.
Открытые комсомольские собрания в экипажах превратились для изнывающих от безделья подводников в настоящее развлечение, своего рода театр, потому что на каждом склоняли очередных провинившихся, пойманных на том, что преступно оставили «боевой атомоход» на произвол судьбы, погрузившись на вахте в объятья Морфея. На собрания для усиления воспитательного эффекта приглашали всех, что порождало в итоге конкурс остроумия: каждый второй считал своим долгом выступить и заклеймить, рассказав между делом пару анекдотов или забавных историй из богатого опыта военной службы.
В итоге провинившиеся дружно каялись и давали «честное комсомольское», что подобное больше не повторится. И поскольку никаких серьёзных последствий у этих проступков не было, да и выносить сор из избы для ухудшения показателей боевой и политической подготовки никто не решался, то дело всегда заканчивалось малой кровью: бойцам ставили на вид, и всё тут же возвращалось на круги своя…
В те незабываемые дни в нашем дружном офицерском коллективе случилось чудо: в электромеханической боевой части (БЧ-5) один офицер умудрился уволиться в запас досрочно по состоянию здоровья. Прямо скажем, случай для тогдашних Вооружённых Сил СССР редкий. Хороших специалистов-подводников всегда держали на военной службе до предельного возраста, не обращая особого внимания на болячки и жалобы. В данном случае поданные на увольнение документы давным-давно пропали без вести в долгих блужданиях по инстанциям и такого благоприятного исхода от них никто уже не ожидал.
Поэтому на исходе того дня, когда в экипаж доставили заветную выписку из Приказа Министра обороны, в каюте счастливчика стихийно образовалось общественно-полезное мероприятие под названием «дружная офицерская пьянка» под почётным предводительством механика, то есть командира БЧ-5. Пригласили и старпома, но тот в данный период исполнял обязанности командира лодки и намеревался в ближайшем будущем занять эту вакантную должность, поэтому из соображений субординации на мероприятие не пошёл. Однако спирта механику налил без разговоров и поручил, раз нельзя предотвратить, то возглавить это безобразие.
Счастливый виновник торжества, получив от механика банку, срочно занялся процессом облагораживания напитка: «шило» нам в те месяца выдавали гидролизное, настоящую гадость со вкусом и запахом резины, поэтому его сначала взбалтывали с марганцовкой и активированным углем, потом фильтровали, сразу разбавляли водой в нарушение старых флотских традиций (где каждый наливает и разбавляет сам, как ему нравится) и добавляли ароматного сиропчика. Это организм усваивал уже без отвращения.
Атмосфера пьянки была самая что ни на есть благоприятная. Уже почти гражданский офицер разливал по рюмкам драгоценную смесь, выслушивал очередные поздравления и пожелания всех благ в цивильной жизни, затем все дружно выпивали, и всё повторялось снова. Когда тема себя исчерпала, застольные разговоры пошли разнообразнее: о службе, о женщинах, снова о службе. Вспоминали разнообразные курьёзы, весёлые и грустные, но в основном весёлые, на которые так богата флотская жизнь.
- Ребята, - взял слово виновник торжества, - Я об этом никому ещё не рассказывал, но теперь можно!
И поведал нам почти невероятную историю.
***
Выходные, рабочих в эллинге почти не видно: тишь да гладь, да божья благодать! В ту памятную ночь наш герой стоял дежурным по кораблю. Произвёл очередную смену вахты, приказал вооружённому верхнему вахтенному бдительно нести службу, охраняя сон товарищей, осмотрел пустые отсеки на предмет взрывопожаробезопасности и устроился, наконец, в удобном кресле в центральном посту с интересной книжкой.
Час, другой пролетели незаметно. Офицер принял очередной доклад вахтенного центрального поста об осмотре подлодки и решил подняться наверх покурить, а заодно и вахту проверить. Тихонько ступая мягкими казёнными кожаными тапочками по перекладинам трапа, он осторожно вылез на верхнюю палубу и осмотрелся: верхнего вахтенного нигде не видно. Обнаружился он позади рубки: удобно устроившись на расстеленном ватнике, боец крепко спал, обнимая во сне любимую девушку, а на деле – старый добрый «Калашников» АКС-74У.
Возмутившись до глубины души, офицер хотел уж было заорать «Подъём!», а затем и всё остальное, но неожиданно передумал. В голову пришла шальная мысль проучить матроса так, чтобы спать на вахте ему расхотелось навсегда. Осторожно, разжимая пальчик за пальчиком, освободил из его объятий автомат; боец заворочался во сне, сделал обиженное лицо и перевернулся на другой бок. Дежурный, усмехаясь, повесил трофей на плечо, отошёл в курилку и подымил в своё удовольствие. А накурившись, так же тихо, как и поднимался, спустился вниз в центральный пост. Поставив конфискованный автомат за кресло, он снова погрузился в чтение и стал терпеливо ждать результатов своей проделки.
Прошло полчаса, час, приближалась очередная смена вахты и офицер не выдержал. Пересев к пульту громкоговорящей связи «Каштан», он решительно нажал на тумблер переговорного устройства:
- Вахта! Наверху!!
- Есть вахта! – тут же отозвался бодрый спокойный голос. Дежурному это не понравилось:
- Ну что, блин? Спим?!
- Никак нет!
- И всё у вас в порядке, дорогой товарищ?
- Так точно, замечаний нет!
Офицер аж поперхнулся от такой наглости. И дал волю праведному гневу:
- Ах ты раздолбай! Моллюск недоделанный!! А оружие твое где, мерзавец?! Где, я спрашиваю?!!
- У меня, - ответил озадаченный голос.
-Что?! Ах ты…! – дежурный сорвался с места и полез наверх.
«Убью негодяя!» - думал он, пролезая рубочный люк. – «Нет, сначала ногами, а потом точно убью!»
Выскочив на палубу разъярённым львом, офицер бросил гневный взгляд на верхнего вахтенного… и ему вдруг стало как-то нехорошо. Плохо стало. Потому что бравый матрос стоял перед ним с автоматом на шее. И похоже, что с настоящим!
Невысказанные маты застряли в горле. Не доверяя глазам, дежурный протянул руку и потрогал ствольную коробку.
«Это не мираж!» - констатировал он. - «Но этого не может быть!»
Мысли в голове спутались и образовали полный кавардак: «Как же так? Ведь я только что видел этот автомат в центральном. Я сам снимал его со спящего бойца. Или не снимал? Или мне всё приснилось?»
Тут офицер понял, что если он немедленно не сконцентрируется и не разложит все свои мысли по полочкам, то у него просто-напросто поедет крыша. И уедет далеко-далеко. К людям в белых халатах.
Собрав волю в кулак, дежурный ринулся обратно в центральный пост. От вида стоящего возле кресла автомата его покоробило.
«Думай, думай, думай!» - безумные глаза пробежались взглядом по центральному и остановились на полке с журналами дежурно-вахтенной службы. - «Есть!»
Сверить номер злополучного автомата с записью в книге выдачи оружия было делом одной минуты. Номера совпали.
«Значит так!» - обречённо подумал дежурный, снова вылезая из прочного корпуса. - «Если у второго автомата такой же номер, значит пора мне сдаваться братьям-медикам!»
Осмотрев оружие верхнего вахтенного, офицер наконец-то смог облегчённо вздохнуть: номер, а значит и автомат, был совершенно другой, причём абсолютно чужой. А это значит, что жизнь продолжается, что можно жить и служить дальше. Если, конечно, удастся разобраться во всём до конца, причём немедленно. Потому что такие шутки с оружием могут плохо кончиться. Очень плохо!
Дежурный сграбастал вахтенного за шкирку:
- Ты где взял автомат, сынок? Лучше скажи сам, сволочь, пока я добрый и пушистый! - взглядом удава он уставился в бегающие глаза матроса. И приготовился его бить, возможно ногами, пока не узнает всей правды.
Однако принимать крайние меры не пришлось. Со стороны соседнего заказа, подлодки – близняшки, внезапно раздался жуткий утробный крик. Крик человека, полный боли и отчаяния, и невыразимой тоски по чему-то безнадёжно утраченному.
Дежурный победно усмехнулся. Всё встало на свои места. Перепуганный матрос заскулил и раскололся…
Всё оказалось до безобразия просто. Проснувшись на посту через какое-то время, боец с ужасом обнаружил пропажу оружия. И понял, что обречён. Что комсомольским собранием здесь уже не обойдётся. И что вместо дома ему светит небо в клеточку… К счастью, нервы у матроса оказались крепкие, в петлю он не полез. Он стал действовать.
Интересно, что на дежурного он даже не подумал, был уверен, что пропажа автомата – дело рук какого-нибудь случайно забредшего на борт работяги. Пробежав туда-сюда по строительным лесам, боец понял, что дело дрянь, и что автомата ему не найти. А значит…
Матросская смекалка не подвела, мысли приняли нужное направление. Выход один: нужно срочно достать любой автомат, пусть даже чужой, с другим номером. Лишь бы дежурный сразу не обратил на это внимание, не обнаружил подмену. Главное – смениться с вахты, потом уже трудно будет что-то доказать и предъявить, можно будет попробовать из всего этого выкрутиться.
Так, хорошо, а где же взять другой автомат? Только украсть. На другой лодке. Где наверняка вооружённую верхнюю вахту несёт такой же матрос, как и он. И который так же любит при этом поспать. Всё, нужно действовать!
Боец прокрался на соседний заказ, бесшумно поднялся на верхнюю палубу: как он и ожидал, вооружённый верхний вахтенный у соседей дрых без задних ног. Забрать у него автомат и вернуться на свой пост оказалось делом несложным. Вахта продолжалась, причём теперь неслась бдительно, сна не было ни в одном глазу. Оставалось только смениться. Но смениться матрос не успел…
Разобравшись во всём, дежурный поспешил с чужим автоматом к соседям. Подоспел он вовремя, спас дежурного соседнего корабля от инфаркта. И вахтенного бойца от петли.
Офицеры вместе покурили, обсудили происшедшее со всех сторон, подивившись ещё раз непредсказуемой матросской смекалке. Расставаясь, крепко пожали друг другу руки и поклялись:
- Нигде. Никому. Никогда. Ничего не рассказывать о событиях этой ночи. Во избежание…
Матросы были соответственно проинструктированы. С угрозой применения физической силы. И с доходчивым прояснением очевидной истины: узнают посторонние – сядут оба. И дежурный, и верхний вахтенный. Выбора не было. И все молчали. До сегодняшнего вечера. До дружной офицерской попойки.
***
История произвела на слушателей неизгладимое впечатление. Вдоволь посмеявшись, офицеры призадумались. О жизни, о службе, о том, чем она иногда может закончиться.
Молчание нарушил механик. Презрев субординацию, он лично наполнил всем рюмки, поднял свою и торжественно произнёс:
- Товарищи офицеры! Предлагаю тост: за охрану и оборону наших ядрёных субмарин!
Все дружно подняли рюмки и выпили. До дна…
Вот так!
г. Санкт-Петербург.
8 июня 2005 года.