Я буду вечно рядом твоим смертельным ядом,
Твоим последним взглядом…
Земфира
Уходя, забудь все плохое и уходи. Не трави душу. Оставь себе на память мои ласки и слезы, забудь мою карту родинок, перестань покупать клубнику в сиропе, слушать мои диски с Фармер и любоваться в сотый раз на Малену в темноте. При случайной встрече не смотри в глаза задумчивым взглядом, ты не раз видел меня обнаженной. Да, похудела немного, да, бледное лицо, особенно по утрам, под глазами круги темные. Это от нервов. Я задыхаюсь ночью, кусаю одеяло, скулю тихо и смотрю, не мигая в стену. Ничего не чувствую и ничего не хочу.
Брат сказал, что через месяц станет легче. Он хотел бы мне помочь, но не знает как. Когда его бросила подруга давно, еще перед армией, он следил за ней и больше всего волновался, чтобы она не связалась с кем-нибудь из его друзей. Это бы он посчитал предательством, а то, что она ушла от него, и вовсе считал недоразумением. Но самое удивительное, брат готовился к возвращению блудницы. Репетировал в ванной, перед зеркалом гневное шевеление бровями и иронический взгляд. Разучивал пункты соглашения о примирении. Смешной. Но она не вернулась. И вот теперь он молчит, решает, как мне помочь.
Все произошло настолько внезапно, что я и не думала сопротивляться твоему выбору. Ты ведь знал о моем принципе невмешательства в принятие тобой решений. Это мое табу. Не нарушенное за все время общения с тобой ни разу. Мы обсуждали, чьи угодно решения, мои, моих родителей, моего брата, моих друзей, моих начальников, но никогда твои. Теперь я удивляюсь своему то ли равнодушию, то ли великодушию. Неправда, что ты всегда был прав. Это я боялась противоречий между нами. А стена становилась все выше.
Самая глупая мысль пришла в одну из холодных ночей. Ты решил жениться и родить девочку. Я часто слышала от тебя размышления об этом и нервничала в бессилии, а ты как будто нарочно повторял свои монологи. Ты ведь первый узнал о моей болезни, но раньше, во всяком случае, соглашался, что дети не самое главное в нашей жизни. Ты настолько меня убедил в своей отгороженности от воспитания карапузов (так ты их называл в разговорах со мной и друзьями), что я не стала настаивать на повторной консультации. Идея о суррогатной матери мне и в голову не пришла. А вот теперь я вцепилась в нее, как в последнюю надежду. Самое страшное сейчас, я боюсь встретить тебя с ребенком.
Брат вчера прилетел из Вены и рассказал, что видел тебя в аэропорту с девушкой. Вы шли в сторону регистрации. И ты нес ее чемоданы. Ох, как закружилась голова, рисунок обоев поплыл, превращая сплетение причудливых цветов в серую массу. Я прислонилась к углу стены. Поздно, как же я медленно соображаю и действую. Брат протянул чашку с водой, не глядя в глаза. Он молчал и этого достаточно. Я иногда спрашиваю себя, зачем нам дают информацию к размышлению. Ободряют, не теряйте надежды. И зачем так быстро принимают решение за нас. Я ведь могу все исправить. Но время не лечит. Оно калечит и оставляет в неведении. Ведь теперь так как хочу я, не хочет он.