Это случилось в тот самый момент, когда сексапильная коротко стриженая блондиночка сильным шлепком ладони по невинно розовой попке заставила мои легкие наполниться банальным, но живительным кислородом, пропитанным запахом чего-то отнюдь не романтического. И в этот самый момент я разглядела и невесомый пушистый снег за черным бархатом окна в казенном доме, именуемым родильным, и почуяла морской бриз, просоливший кожу, и уловила рваный ритм блюза, доносившегося из ординаторской, где начинающий алкоголик Женя топил грусть-тоску в волнах Б.Б.Кинга.
Это случилось, когда мы с подружкой по группе детского садика устраивали из обыкновенных качелей что-то вроде тренажера для космонавтов, кружа друг дружку до головокружения, близкого оргазму, задыхаясь от ветра так, как позднее задыхаешься от переполняющего вожделения; когда мы сбегали из летнего лагеря в горы и валялись в траве, глядя на медленно кружившиеся созвездия, названий которых не знали; когда я придумывала для нее сказки, где «я король, а она королева».
Это случилось, когда я часами разглядывала репродукции в альбомах всех музеев мира, что родители любовно собирали и прятали под замок, безумно дорогие книги, казавшиеся огромными в лапках такой крошки сантиметров в девяносто, мастеров Возрождения, на муз которых я любовалась, забывая о времени, дрожа от сознания, что «нарушаю запреты», вчитываясь в текст на английском и немецком, выискивая знакомые по «Легендам и мифам Древней Греции» персонажи и сюжеты, пока не начинало темнеть в глазах - то ли от напряжения, то ли от иных, еще не имевших названия ощущений.
Это случилось, когда я попала в притон под звучным названием «Пионерский лагерь «Голубой Огонек» (кстати, всего лишь ведомства газовиков-нефтяников, а не то, что вы подумали), и прибилась к компании хулиганистых девчонок, затеявших игру в трех мушкетеров, и стала Портосом, потому что понравившаяся мне девочка выбрала для себя имя Арамиса, а сей герой больше времени проводил именно с этим персонажем. И четырехнедельная смена в лагере показалась мне парой дней, после которых просто невероятно было расставаться, и мы плакали, обнявшись, у так называемого пионерского костра, подозревая не без оснований, что две пятиклассницы из разных закрытых военных городков вряд ли смогут еще встретиться, мы исписали пионерские галстуки, рискуя получить выговор от пионервожатой за порчу «частицы коммунистического знамени», которая для нас была скорее кусочком пламенеющего сердца.
Это случилось, когда подружка детства, с которой мы, несмотря на часы, проводимые в школе за одной партой, на многочасовое общение по телефону, прерываемые походами друг к другу в гости, при том, что жили мы в соседних квартирах, читала мне стихи в полутемной комнате, а я не могла отвести глаз от ее капризно изогнутых губ и таяла от голоса, когда я придумывала для нее сказки, рассказывая сны, в которых кто-то постоянно вторгался в наш союз нерушимый, а я этого врага изгоняла, возвращая нас друг другу… когда я впервые узнала, что такое ревность, не понимая при этом, откуда она взялась, когда поняла, что жуткая собственница, не осознавая при этом глубины связывающих нас чувств.
Это случилось, когда совершенно невинная мечтательница-монахиня, поглощавшая книги по 700-900 страниц в день (можете себе представить, насколько «страшно далека была она от народа»!), при очередном набеге на районную библиотеку наткнулась на томик Всемирки с именем Д.Дидро на обложке, когда далеко за полночь она добралась до хрестоматийной сцены соблазнения невинности матушкой-настоятельницей и, ошалев от прочитанного, застряла на одной странице, снова и снова с дрожью в пальцах пробегала глазами по тем же строчкам, а потом не могла уснуть до рассвета, пока звуки Гимна СССР в шесть утра не вернули ей чувство реальности.
Это случилось, когда вчерашняя выпускница, у которой голова кружилась от осознания себя студенткой университета, попала в чистилище под названием колхоз им.Муслюмова, где будущим филологам предстояло пополнять закрома Родины фаллическими символами, именуемыми простыми тружениками полей морковью. И в комнатенке, где девичьи кроватки были выстроены двухэтажными рядами, как нары на зоне, где теснилось четыре десятка буйно цветущих организмов на двадцати метрах, где ночами, несмотря на выполненные и перевыполненные нормы в поле и неизменную скользкую перловку, в темноте велись бесконечные споры о литературе и музыке, где велась напряженная борьба за лидерство и право быть особой, приближенной к Императору (то бишь Императрице). Потому как была среди этого сборища еще не развращенных мировой литературой девиц одна роковая фемина, настоящая татарская Кармен, дитя вольных зауральских степей, одним взглядом зеленых глаз пробившая брешь в старательно возводимых цитаделях нравственности начинающей монахини, то бишь меня.
Это случилось, когда касания пальцев зеленоглазой соседки по парте заставляли забыть о лекции, когда я могла поздно вечером вдруг сорваться с места и через весь город мчаться к ней, просто чтобы посидеть и послушать музыку и помолчать, прихватив какого-нибудь разыскиваемого ею редкостного Петрония или Катулла в качестве предлога.
Это случилось, когда я сбежала в другой город от маминой опеки и, поселившись в квартире папеньки (который в то время еще был с нами в разводе и три недели из четырех пропадал в командировках), начала самостоятельную жизнь, деля световой день между курсами вождения, вгрызанием в немецкий и стажировкой в офисе некоей фирмы, для которой я переводила фолиант килограммов на пять про системы охранной сигнализации (зачем компьютерной фирме системы охраны банков не спрашивайте, не знаю), раз по –надцать наведываясь в отдел аналитики с очередным вопросиком и стреляя глазами в сторону единственной представительницы женского пола среди сборища прилизанных разнокалиберных жучков-белорубашечников; звон каблучков которой я слышала за пару минут до того, как она впархивала в мою убогую келью, оживленную только приличным монитором и неприличного вида кактусом, и локоны которой так и хотелось накручивать на пальцы, когда они (локоны, а не пальцы!) пружинками скакали перед моим носом, пока она старательно исправляла мои заметки на полях чертежей. И при этом я пожирала ее глазами, от кончиков серых замшевых туфелек до отражений собственных вожделеющих глаз в ее зрачках, окантованных серым сумраком. И в паутину щупалец инфракрасных датчиков, незримо пронизывающих офисные кубометры, так хотелось запутать и поймать ее, а вовсе не виртуального условного взломщика сейфов.
Это случилось, когда я, спасаясь от южного ливня, прибилась к цветочному магазинчику и, после недолгой борьбы с мокрой одеждой, возомнившей себя смирительной рубашкой, обессилев совершенно, подняла глаза и буквально врезалась в пристальный взгляд хрупкой девушки, замершей среди цветов, словно диковинная роза. И потом еще много дней я заходила в этот магазин только для того, чтобы несколько минут понаблюдать за ее работой среди разнотравья-разноцветья, пофантазировать и унести кусочек райского сада, а потом печальной осенью в родном городе перебирать мумифицировавшиеся розы и иссохшие воспоминания.
Это случилось, когда меня, после барахтанья в мутных волнах отечественного и не очень бизнеса, с горя занесло в заурядную среднюю школу (по принципу «чем хуже, тем лучше!») и на первом же педсовете я засматривалась вовсе не на доску, где Хозяйка этого Серпентария выводила схемы дрессировки наших жертв, а на копну белокурых кудряшек, с трудом удерживаемых деревянной шпилькой сантиметров в двадцать, владелица которых ерзала и хихикала за первой партой, словно она не Преподаватель Всех Географий, а хулиганка-двоечница. И когда пятерка самых молодых «училок» отправилась со старшеклассниками в летний лагерь к морю, дабы следить за процессом сбора всяческих персиков-виноградов, а там южное расслабляющее солнце и вольный степной ветер, и морской бриз, выветривающий из мозгов остатки здравого смысла…
Это случилось, когда я впервые коснулась губ той, в которую я влюбилась с первого (или последнего?) взгляда.
Это случилось, когда я впервые услышала «Чего ты хочешь от меня? Я не такая!».
Это случилось, когда психолог, потративший на мою скромную персону уйму времени, выдал мне заключение, что причиной того, что я без памяти влюбилась в свою коллегу, стало а) чувство вины, культивируемое матерью, б) то, что «запросы у Вас нереальные», в) «мужика Вам надо хорошего» (угу, как же без этой аксиомы!?!).
Это случилось, когда я нашла себя, нашла тебя, нашла НАС, любимая.
Это случилось.