Возвращение к работе после трехмесячных курсов проходило тяжко. За время моего отсутствия в отделе многое изменилось: закончились старые темы, начались новые, служба переехала в другое помещение. Но самое главное, появились новые лица. Придя в первый день на работу, я даже растерялся, столько незнакомых людей повстречалось мне. Мой рабочий стол был заставлен чашками, сахарницами, блюдцами, видимо, без меня здесь происходили чаепития. Когда я появился в отделе, наши девочки бросились убирать эти следы с моего стола. От них я и узнал о происшедших за мое отсутствие изменениях. Постепенно познакомился с новыми сотрудниками, и жизнь потихоньку вошла в свою колею.
Прошло недели полторы. Работа была в разгаре и приход уборщиц, как всегда, вызвал всеобщее раздражение, так как приходилось все бросать и выходить в коридор. Вышли и мы. Думая о своем, я стал прохаживаться вдоль коридора. И тут увидел ее. Она стояла около окна, отдельно от всех остальных и смотрела вдаль. Сам не знаю почему, но я обратил на нее внимание. Пройдя мимо, я неожиданно ощутил непреодолимое желание обернуться. Вот и конец коридора. Сделав поворот налево кругом, я пошел в обратном направлении, снова приближаясь к ней. Необъяснимое волнение прокралось в мою душу. Что такого было в этой девушке, что заставило меня волноваться? Правда, была она очень маленькой, я бы даже сказал, миниатюрной. Личико ее было милое, но почему-то бледное. Вьющиеся каштановые волосы были забраны в хвост на затылке. Одета она была очень просто: серый грубошерстный свитер и черные шерстяные брюки. Брюки были заправлены в аккуратненькие черные валенки. Услышав мои шаги, она посмотрела на меня, несмело улыбнулась и застенчиво потупилась. Я снова прошел мимо, ощущая все то же непреодолимое желание смотреть на нее. Дойдя до толпы сослуживцев, я смешался с ними и стал исподтишка наблюдать за девушкой. Она продолжала стоять у окна, скрестив руки на груди и время от времени переминаясь с ноги на ногу, так, как будто ей тяжело было стоять. По ее лицу было видно, что думает она о чем-то приятном, так как улыбка время от времени скользила по ее губам. Мой взгляд перебегал с ее лица на тонкие руки, с рук на валенки. Скорее всего, это валенки и запали мне в душу. Несмотря на то, что, на дворе стояла зима, у нас не увидишь, кроме, конечно, базара, чтобы красивые, милые девушки вот так запросто ходили в валенках в повседневной жизни. Я опять невольно скосил глаза на валенки: они были новые, черные, очень маленькие, с едва заметными следами от галош. Все это вместе взятое: истомленное, бледное личико, толстый, теплый свитер, маленькие, почти детские валеночки создавало у меня щемящее ощущение беззащитности. Я уже было совсем решился подойти к ней, но уборка прекратилась и не было больше повода торчать в коридоре. Ругая себя за нерешительность и стеснительность, я с головой окунулся в повседневную работу. Но мысли мои все время возвращались к этой девушке, и я понял, что меня с ней что-то уже связало. Осторожные расспросы наших всезнающих девчонок дали следующее: зовут ее Ольга, работает у нас месяц, институт закончила в этом году, но на работу устроилась только сейчас. Одевается всегда подобно тому, что я видел, варьируется только цвет свитеров. Очень стеснительная, но добрая и неглупая. Практически не использует макияж. Короче, что-то существенное мне узнать не удалось. Комната, где она работала, была через одну от моей и одна стенка, та, что выходит в коридор, была в виде стеклопакета. Проходя мимо этой комнаты, я каждый раз заглядывал туда, в надежде увидеть Ольгу. Она сидела лицом к двери и я, с безразличным выражением лица, деловым шагом проходил мимо, улавливая краем глаза ее склоненную головку, выглядывающие из-под стола ножки в валенках. Дошло до смешного: таких променадов я совершал по 3-4 в час. Это уже стало заметно окружающим. Идя домой я выдумывал всякие поводы, чтобы задержаться на улице и увидеть Олю еще раз, идущей домой. На ней, как правило, была шубка и шапка-ушанка из какого-то неизвестного мне меха. На валеночки она, выходя на улицу, обычно обувала галошки, так как зима у нас в основном слякотная. Надо отдать должное, что мои маневры не остались незамеченными: увидев меня, Оля застенчиво улыбалась, а когда я намеренно изменил диспозицию, увидел, что, выходя через проходную, она ищет меня глазами. Но моя проклятая стеснительность и нерешительность не позволяли мне подойти к ней открыто, заговорить, познакомиться. Она наверняка уже знала, что я ведущий программист в отделе, что не женат, что живу с родителями, и девушки у меня нет. Я каждый раз клялся сам себе, что обязательно сегодня заговорю с ней, но так и не решался. Однажды даже было так: рано утром я наводил порядок с программным обеспечением в Олиной комнате, еще до прихода сотрудников. И вот тут пришла она. Я зацепенел перед экраном, делая вид, что мне все трын-трава. Она тоже виду не подавала (а может это все ей действительно было "до фонаря"), как всегда несмело улыбнулась, сняла шубку, присев на стул стянула галошки с валенок, поставила их под вешалку, а затем встала перед зеркалом и, сняв шапку, стала причесываться. Сегодня на ее лице были очки. Ничего не мешало мне заговорить с ней, но я сухо поздоровался и все! Через полчаса, когда пришли остальные, я, кляня себя на все заставки, поплелся к себе на рабочее место. В моей голове созревали тысячи алгоритмов знакомства, но ни одному из них не суждено было исполниться. Как всегда помог случай.
Одной нашей общей сотруднице исполнилось 50 лет, и она всех нас пригласила на вечеринку в кафе. Я помогал таскать ящики с водой и вином, открывал бутылки и вообще занимался хозяйственной работой. Поэтому, когда я вошел в банкетный зал, Оля уже была там, как, впрочем, и все остальные. Но меня, конечно же, интересовала только она! На ней была нежно голубая блуза и юбка до колен. Голубые модельные туфельки великолепно подчеркивали ее стройные ножки, обычно скрытые от меня брюками и валенками. Она сделала прическу и чуть-чуть накрасилась. Она стояла чуть в стороне от всех и грела в руке бокал с шампанским. Сейчас она казалась мне самой прекрасной девушкой на свете. Я занял позицию в отдалении и стал за ней наблюдать. Но ко мне подрулили мои друзья, пришлось отвлекаться с ними на винопитие. Выпив две стопки водки, я почувствовал такой прилив храбрости, что оставил друзей и прямиком направился к Ольге. Подойдя к ней, я галантно представился и попросил ее на тур вальса. Будучи еще в школе лауреатом республиканского конкурса бальных танцев, я показал, что такое настоящий танец. Она свободно и легко подчинялась моим направляющим движениям и мы великолепно станцевали, нам даже похлопали. После такого успеха я уже не отпускал Ольгу и играл роль ее кавалера, хотя бы на время вечеринки. Мы поболтали на всякие институтские темы, прошлись по погоде и оценили платье и прическу хозяйки, действительно прекрасные. И вот тут, в самый разгар вечеринки, Оля тихо попросила меня проводить ее домой. Я даже, грешным делом, подумал, что ослышался, ибо не мог поверить в подобное счастье. Наклонился к ней и она повторила свою просьбу. На нас уже никто не обращал никакого внимания, дым стоял коромыслом, и мы тихонечко вышли из зала. Я взял у нее номерок и получил в гардеробе ее шубку, шапку и пакет с обувью. Она присела на скамеечку, сняла туфельки, достала из пакета свои валеночки, надела теплые носки и натянула валенки на ножки. С колготками и юбкой это смотрелось даже лучше, чем с брюками. Она поднялась и быстро посмотрела на меня. Боюсь, что на моем лице было написано все. Но в этот момент я подал ей шубку, она застегнулась и мы вышли на улицу. Было морозно, снег скрипел под ногами. По просьбе Оли мы пошли пешком. Наконец-то сбылись мои самые сладкие мечты! Мы шли под ручку, болтая о том, о сем. Видимо, на моем лице было написано такое счастье, что она, время от времени, глядя на меня, тоже улыбалась. И была эта улыбка доброй, застенчивой, светлой какой-то! Я немного рассказал о себе, она о себе. Оказалось, что в данное время она живет одна, родители в какой-то длительной командировке. По тому, как она держала меня под руку, как говорила со мной, я понял, что парня у нее нет. Короче, время пролетело незаметно, и мы очутились возле ее подъезда. Расставаться не хотелось и я затеял, было рассказ о своих армейских похождениях, но она повернулась ко мне лицом и я увидел ее глаза. Два бездонных серых колодца смотрели, казалось, в самую мою душу. Я оборвал на полуслове свой рассказ, как бы предугадывая, что сейчас произойдет. И действительно, она приподнялась на цыпочки, быстро поцеловала меня в губы и, не успел я опомниться, как она уже бежала к своему подъезду, хрустя валенками по снегу. Я остолбенело смотрел ей вслед, боясь проснуться, ибо все происходящее уж очень сильно смахивало на сон. Когда я пришел в себя, ее уже не было, а я стоял на ярко освещенной, заснеженной улице, сжимая в руке пакет с ее обувью, который она забыла у меня забрать. Я расценил этот пакет, как подарок судьбы, ведь теперь я имел законный повод зайти к ней. В этот вечер я постеснялся, а вот завтра, благо воскресенье, я нанесу свой визит обязательно. Все еще плохо соображая, я отправился домой, где и заснул, полный самых радужных грез.
На второй день, с утра, часов в 11 я отправился к Оле домой. Сегодня я уже не был таким храбрым, как вчера и отчаянно трусил. Но делать нечего, нужно было отнести ей пакет. Потоптавшись с полчаса под окнами и очень надеясь, что меня не заметят, я, отыскав по фамилии в списке номер ее квартиры, и очень надеясь, что ее не будет дома, позвонил в дверь. За дверью слышался какой-то гул, видимо, она все-таки была дома. В ответ на мой звонок гул прекратился, послышалось легкое скрипение паркета и дверь открылась. Когда я рассмотрел стоящую на пороге Олю, меня поразил столбняк и я не мог пошевелиться! Одета она была по-домашнему, в спортивные брюки и длинную футболку с короткими рукавами, волосы забраны в узел на затылке, очки. В общем, ничего необычного, но обувь!!!! На ногах у нее, поверх брюк, были очень толстые, лохматые, плотно связанные гольфы или джурабы из собачьей шерсти и чешки! Черненькие, блестящие чешки! Вот тут следует сделать небольшое лирическое отступление, дабы была понятна суть происходящего.
Дело в том, что к чешкам я начал неровно дышать еще с детского сада. Там это была повседневная обувь, во всяком случае, меня очень часто в нее обували. В школе были уроки танцев, на которые тоже необходимо было ходить только в чешках. И мало-помалу, видя на девчачьих ногах чешки и ощущая их на своих, я стал проникаться к ним не совсем объяснимой любовью. Тогда я не знал еще, что такое фетишизм, мне просто было приятно, именно приятно, ходить в чешках самому и, особенно, смотреть, как в них ходят, бегают, прыгают через скакалку девчонки. Так уж получилось, к моему счастью, что на уроки физкультуры почти все девочки ходили в чешках. Разные это были девочки, и, соответственно, чешки. Все они, без исключения, были моими подружками. Зимой, когда уроки физкультуры проходили в зале, я всегда занимался только в чешках, даже в старших классах. Конечно, в футбол на улице в чешках не особенно-то погоняешь, но спортзал, а чуть попозже танцзал были как раз тем местом, где царила эта лучшая в мире обувь. Ко всему этому невольно приложила руку моя старшая сестра. Она занималась чем-то таким, куда нужно было ходить в чешках и высоких гольфах, выше колен. Думаю, это была аэробика. Эти гольфы и чешки разных расцветок и видов были в нашем доме постоянно. Кроме того, когда меня, еще маленького, поручали ее заботам, она брала меня с собой на занятия, где я и мог наблюдать всю гамму женских, стройных ножек в чешках.
Естественно, все чешки сестры были мною неоднократно перемерены и ношены, конечно, без ее ведома. Мало того, где-то в классе восьмом, я, оставшись дома один, одел не только чешки и гольфы сестры, но ее купальник и лосины. Свои длинные, вьющиеся волосы я расчесал на прямой пробор, как сумел, подкрасил губы и глаза маминым макияжем. Когда отошел от зеркала и стал в третью позицию, из зеркала на меня смотрела стройная, красивая, бешено гордая девчонка. Мне это так понравилось, что я стал выделывать разные балетные па перед зеркалом, наслаждаясь своими ощущениями. Тогда я еще не отдавал себе отчета в том, что удовольствие это уже сексуальное. Впоследствии я неоднократно проделывал подобные манипуляции, даже надевал мамин парик и платье сестры, но всегда с чешками. Узнав о трансвеститах, я немного испугался, но, проанализировав свои ощущения, пришел к выводу, что возбуждаюсь не от женской одежды, а от чешек, как бы обутых на женщину. Я осмелел настолько, что даже фотографировал свои ноги в чешках и лосинах, в гольфах и сестриных колготках. На этом и попался. Мама обнаружила однажды эти фотографии и пришлось спешно придумывать какую-то несусветную версию про школьный спектакль, лицедейство и т.п. Маму мне убедить, похоже, удалось, а вот сестра, которой мама все рассказала, вместе со своими подружками, проделала со мной такое, что до сих пор вспоминаю об этом с трепетным ужасом и несказанным удовольствием. А случилось все так: в один из дней, когда отец с мамой уехали на несколько дней на дачу, я сидел у себя в комнате и делал уроки (кажется, все это происходило в 9-м ). Сестра была дома и тоже занималась. Она старше меня на 6 лет и учится в медицинском. Раздался звонок в дверь, сестра открыла и, судя по девичьим голосам, к ней явились ее подружки. Я не придал этому ровно никакого значения, так как это происходило часто. Через некоторое время сестра через дверь позвала меня и попросила зайти в ее комнату. Я дописал упражнение и отправился туда. В комнате сестры, кроме нее было еще три ее подружки. К моему величайшему удивлению, они были в своих спортивных купальниках, лосинах и гольфах с чешками. Одна крутилась перед зеркалом, а остальные плотоядно смотрели на меня. Я не успел ничего сообразить, как дверь за моей спиной закрылась на ключ. Я все еще ничего не понимал. "Ты, говорят, любишь одевать мою одежду и обувь?", - полувопросительно, полуутвердительно сказала сестра, - "Так одень их сейчас!" "Как, при всех?", - испуганно спросил я. "Конечно!", - последовал ответ. "Не хочу!", - почти закричал я холодея от страха, что все уже знают о моих экспериментах. "Ничего не поделаешь, придется", - услышал я в ответ и в ту же секунду двое девушек схватили меня за руки, а одна, присев на корточки, обхватила мои колени. Повинуясь какому-то инстинкту, я начал отчаянно вырываться, правда, молча. Но что мог сделать 15-летний мальчик, книгочей и любитель бальных танцев, против четырех тренированных гимнасток, каждая из которых была выше и сильнее его? В мгновение ока мне связали чем-то руки за спиной и стали раздевать. Когда сняли тренировочные брюки и трусы, я увидел, что мое мужское естество подозрительно увеличилось в размерах. С меня сдернули носки и надели женские трусики, аккуратно заправив в них мое хозяйство. Вне себя от отчаяния и горя, я все же отметил, что раз надели трусики, сексуального насилия быть не должно. Меж тем девчонки деловито продолжали: на мои брыкающиеся ноги осторожно натянули стоденовые колготки телесного цвета и черные лосины. Затем, по всем правилам натянули гольфы, которые достали мне почти до самого паха и обули черные чешки с белыми резиночками. Я думал, что на этом конец, но не тут-то было. Не успел я и глазом моргнуть, как мои ноги проворно и крепко связали двумя полотенцами, развязали руки, сняли футболку и майку и, держа за руки, стали прилаживать бюстгальтер с напиханными в чашечки тряпками. Нацепив это на меня, надели шелковую блузку моей сестры с рюшечками, которую заправили в лосины, газовую длинную юбку и снова связали мне руки. С ужасом я поймал себя на том, что в глубине души мне это нравится! Я стоял, наклонив голову и разглядывал свои ноги в чешках. Получились очень даже неплохие женские ножки, но тут я перевел взгляд в сторону и увидел, что рядом со мною находятся четыре пары совершенных, стройных, мускулистых ног в чешках. У двоих чешки были беленькие, у одной – черные, а у моей сестры – красные, с белыми резиночками. Эти чешки я хорошо знал, так как не раз обувал их. Несмотря на свое связанное и униженное состояние я невольно залюбовался этим парадом женских ножек, обутых в великолепную, эротическую обувь. Меж тем меня усадили на стул и стали делать макияж по всем правилам женского искусства. Они приклеили мне ресницы, подрисовали глаза, губы, нанесли румяна и тени. Мои длинные волосы, и без того волнистые, закрутили при помощи плойки. Когда они закончили, то поставили меня на ноги и развернули к зеркалу. На меня смотрела худенькая, стройная девушка, с выпирающими грудками, широко распахнутыми глазами. И была эта девушка, как две капли воды, похожа на мою сестру!
Меня несколько раз сфотографировали, и я понял, что с помощью этих фотографий сестра сделает меня исполнителем всех своих прихотей. Меня осторожно уложили на пол и начали свою аэробическую тренировку прямо надо мной. Неожиданно я увидел возле самого своего лица ножку, обутую в кожаное совершенство, почувствовал запах кожи, с очень близкого расстояния рассмотрел белоснежную резиночку, аккуратный шов и мне бешено захотелось эту ножку поцеловать! Я крутился и извивался, пытаясь это сделать, но девчонки со смехом отскакивали, не давая мне насладиться. Наконец, они перестали скакать и сели рядочком на диван. Я продолжал лежать на полу. Руки и ноги затекли, мне было больно и я попросил развязать меня. Они переглянулись, потом одна из них встала и сняла путы с моих ног и рук. Я немного посидел на полу, растирая руки и ноги, затем встал, подошел к зеркалу и стал по-женски, с кокетством и жеманством, которое видел в кино, крутиться перед ним. Сестра и ее подружки просто онемели. Они, видимо, думали, что я начну лихорадочно раздеваться, стирать грим и т.д. Я еще несколько минут поизображал кокотку, а затем бросился на колени и схватил ножку одной из девчонок. Они все невольно отпрянули, но я поймал добычу, и крепко держа в руках, поднес к своему лицу. Эта прекрасная ножка была немного напряжена, от неожиданности, наверное, но я начал гладить мягкую кожаную подошву, подтянул резиночку и начал целовать это кожаное совершенство, в исступлении не думая, что это все-таки обувь, в которой ходят по земле. Все мое естество было заполнено восторгом обладания. Я целовал и гладил, гладил и целовал, стоя на коленях перед богиней в чешках! Но богинь было еще две (к сестре я, почему-то, даже и не подумал прикасаться) и возбужденно перешел к ним. Ножки у них были разного размера, но чешки у всех были великолепны! Думаю, с тех самых пор, в мое еще неокрепшее сознание и вошел этот фетиш: прекрасные женские ножки, обутые в чешки! Теперь и мои школьные подружки выглядели совсем в другом свете – я стал смотреть на них, как на женщин. Но вернемся назад, в комнату моей сестры. Она оторопело сидела и смотрела, как я обцеловывал и облизывал чешки ее подруг и не могла понять, какого джинна она выпустила из бутылки! Наконец я немного успокоился и присел на стул, вожделенно смотря на девчонок. Они уже поняли, что шутка зашла слишком далеко, глядя на оттопырившиеся на мне лосины, они понимали, что может произойти дальше. Но опомнились они быстро. Как по команде они стянули со своих ножек чешки и предложили мне убраться восвояси, пока они будут переодеваться. Весь дрожа от возбуждения, я, как был в женском обличье, пошел к себе в комнату. Через 5 минут хлопнула дверь и сестра заглянула ко мне, уже в халате и комнатных тапочках. Извиняющимся тоном она попросила забыть о сегодняшнем происшествии и на моих глазах засветила пленку с моими снимками. Но мне понравилось быть женщиной в чешках. Колготки и лосины приятно сдавливали мои ноги, пальцами я ощущал рубчик на чешках, моя ступня ощущала все неровности паркета. Я распрямлял то одну, то другую ногу, оттягивал носок, в общем любовался чешками на своих ногах. Стоя перед зеркалом я невольно начал выделывать всякие танцевальные па, которые уже не раз проделывал. Так я забавлялся до самого вечера, пока сестра насильно не затащила меня в ванную, заставила раздеться и вымыться. Да и у меня к этому времени кураж уже прошел.
Так это все прочно закрепилось в моей душе. Это волновало меня и возбуждало. В школе я старался на уроке сесть рядом с девочкой в чешках, на переменках я занимал позицию, с которой хорошо были видны девочки, стоящие у окна, и обутые в чешки, я вырезал из журналов фотографии и подглядывал вечером в окна за занятиями балетного кружка. В общем, скоро все уже знали о моих пристрастиях и девчонки из других классов, для того чтобы познакомиться и подружиться со мной, обязательно обувались в чешки. Я был комсоргом школы, играл на гитаре, занимался танцами, отлично учился. Не удивительно, что со мной многие хотели дружить. Придумывались хитроумнейшие способы привлечь мое внимание, это был прямо показ мод, где основным атрибутом были чешки. Были тут и беленькие носочки, трогательные гольфики с бомбончиками, строгие брюки, полосатые чулки. И все это в сочетании с черными, белыми, красными, серыми чешками и даже пуантами (надо сказать, что пуанты мне тоже понравились). Я уделял всем эти девочкам достаточно внимания, несколько раз смертельно влюблялся часа на четыре, но до серьезных, длительных отношений дело не дошло. Я был душой коллектива и все ребята и девушки были просто моими школьными друзьями, я даже подумать тогда не мог о чем-то более серьезном.
В институте меня сразу же нагрузили вести танцевальную студию, так как я уже был лауреатом конкурса бальных танцев. Вот тут моя чешечная душа развернулась в полном объеме: я обязал всех занимающихся, а это были в основном девушки, приходить на занятия только в чешках. Исключение было сделано для двух балерин, которые обували пуанты. И опять все девушки догадывались, какая деталь одежды для меня важнее всего. В то время я переживал серьезное увлечение одной девушкой из параллельной группы. Ко мне в студию она не ходила, виделись мы только на общих занятиях. Звали ее Тамара. Это была высокая, тонкая брюнетка, очень свободная в своих поступках и совершенно независимая. Она хорошо училась, занималась легкой атлетикой и была так дьявольски красива, что я не мог спокойно находиться рядом с ней. Но моя вечная стеснительность и нерешительность не позволяли мне даже помышлять о чем-либо более серьезном, чем ничего не значащий треп в перерывах между парами. В компании с другими ребятами мы ездили на картошку и я, сидя у костра, читал стихи самых лирических поэтов, играл на гитаре и пел самые романтические песни. И хотя вокруг были другие, я это делал только для нее. Но взгляд ее почти никогда не задерживался на мне, и лицо не выражало ничего, кроме вежливой скуки. Я был в отчаянии. И вот, однажды, парень из ее группы передал мне, что она заболела и просила меня (!) зайти к ней и принести расчетно-графическое задание. Недоумевая, почему выбор пал на меня, я пошел. Когда я позвонил в дверь ее квартиры, она крикнула, что дверь открыта, можно войти, но дверь за собой запереть. Что я и сделал. Она лежала в постели, укрытая до подбородка одеялом, на стуле, рядом с кроватью стоял стакан с чаем, лежал термометр. Я присел на краешек кровати и мы поговорили о задании, которое я принес. Я тогда мало понимал в женских хитростях и уловках, поэтому принимал все это за чистую монету. И вот вдруг она заговорила о том, что давно замечает мой к ней интерес, мои томные взгляды и насосные вздохи. Что ей очень понравились стихи и песни, что я ей тоже очень нравлюсь и что я скажу на это… Она сбросила с себя одеяло и я увидел ее великолепное, совершенно обнаженное тело. Нет, не совершенно: на ногах были беленькие, миленькие гольфики и чешки! Так как я превратился в соляной столб, все остальное она сделала сама. Помню только, что когда снова стал нормально воспринимать мир, увидел себя лежащим без всего на ее постели и услышал шум воды из ванной. На прикроватном коврике лежали аккуратно свернутые гольфы и стояли чешки, которые еще сохраняли тепло ее ног. Я схватил эти чешки и безотчетно прижал к лицу. Вот тут-то я и увидел, что она стоит в халате, с мокрыми волосами и смотрит на меня. Выражение ее лица, усмешка на губах были такими, что я отбросил ее чешки, лихорадочно оделся и убежал. На душе было так гадостно и противно, что хотелось выть. Я понял, что она просто поиграла со мной, приманив сладенькой конфеткой в виде чешек, посмеялась и выбросила, как пустую, ненужную коробку. Темная сеть комплексов наползла на мое естество, я загнал глубоко в сердце, почти уничтожил свою любовь к чешкам. Я бросил танцевальную студию, стал мрачным и необщительным. Видя чешки на девичьих ногах, я подозревал в этом направленные против меня козни. Стал демонстрировать свое отрицательное отношение к чешкам, дескать, эта обувь ведет к плоскостопию, она скользкая и можно упасть и т.д. и т.п. Короче, это была идеосинкрозия. Но время шло, обиды притупились, разочарования сменились более приятными ощущениями, но к чешкам я больше не возвращался. Кроме того, чешки, как спортивная и танцевальная обувь стали редкостью и почти стерлись из моего сознания. И только в глубине памяти сохранились милые, добрые шутки моей сестры, мои дорогие школьные подружки, иногда волнующие мое сердце той, далекой, давно забытой обувью.
Вот почему я стоял, как громом пораженный на пороге Олиной квартиры. Она увидела это и на ее лице отобразилось крайнее недоумение, она застеснялась, метнулась куда-то вбок и вернулась через несколько секунд уже в халатике. Бедная, она подумала, что я остолбенел от вида ее домашней одежды! Видя такую реакцию, я понял, что это не медовая ловушка, что чешки она обула не ради меня и, вообще, меня не ждала. Я пролепетал несколько оправдательных слов, показал ей пакет с ее туфельками и окончательно взял себя в руки. Она пригласила меня в комнату, закрыла входную дверь и произнесла дежурную фразу про чай или кофе. Я ответил невпопад, что кофе, хотя его терпеть не могу и никогда не пью. Она пошла на кухню, а я сел в кресло, положив себе на колени пакет с обувью. Почему-то этот пакет придавал мне уверенности. Оля появилась минут через десять. Она переоделась, на ней была юбка, и тонкий свитерок. Ножки, как и прежде, были в давешних гольфах и чешках. В руках она несла поднос с двумя чашками и дымящимся кофейником. Поднос она поставила на столик сбоку и села на кресло напротив меня, сложив руки на коленях, как примерная ученица. Моему взору предстали обтянутые дедероном худенькие коленки, теплые, собачьи гольфы и чешки, черт побери, чешки! Опять мои глаза перебегали от ее милого, бледного личика в очках, к тонким кистям, длинным пальцам, от них к маленьким ножкам в чешках. Мне очень хотелось подскочить к ней, обнять крепко-крепко, подхватить на руки и унести далеко-далеко. И так сильно было это желание, что я съехал с кресла, опустился на колени перед ней и, все еще держа в руках дурацкий пакет, исступленно принялся целовать ее ручки, испещренные тонкими прожилками вен. От них пахло кремом, лавандой и еще чем-то приятным. Она высвободила одну руку и погладила меня по голове. И столько в этом жесте было женской мудрости, что я поднялся с колен, положил пакет на пол и снова сел в кресло. А Оля смотрела на меня и счастливо улыбалась. Я не знал, куда себя деть и бросился к столику, чтобы налить кофе ей и себе. Затем я подвинул свое кресло поближе к ней, дал ей чашечку с кофе и сел возле нее, почти касаясь своими коленями ее коленок. Она взяла чашечку и стала пить маленькими глоточками, как птичка. Я чуть не задохнулся от нахлынувшей нежности. За окном пошел снег, в комнате сгустились сумерки. Оля поднялась и, утопая чешками в ворсе ковра, подошла к двери и включила свет. Когда она возвращалась назад, мой взгляд неотступно следил за ее ножками. Она заметила это, остановилась посреди комнаты и спросила "Куда вы смотрите? У меня что, дырка на гольфах?". Я смутился и пробормотал, что обязательно расскажу, только чуть позже. Она опять улыбнулась и села в кресло. Мне снова, как в далеком детстве, хотелось снова пасть на колени и прижаться лицом к ее маленьким ножкам. Но я совладал с собой, мы посидели еще немного и я стал собираться. Оля сказала, что ей нужно выйти в магазин и попросила меня подождать в прихожей. Я повиновался. Она появилась через несколько минут, в своем неизменном свитере и брюках, заправленных в шерстяные носки. В прихожей она достала из тумбочки свои валенки, притопывая ножками, обула их. Я подал шубку и мы вышли на улицу. Конечно же, я пошел с ней в магазин, она купила все, что нужно и я снова проводил ее до подъезда. Она пожала мне руку, я наклонился и поцеловал эту ставшую для меня бесценной, ладошку. Оля засмеялась, радуясь моей горячности, и побежала домой, а я отправился бродить по заснеженным улицам, обдумывая все, что со мной произошло.
Я почти, если не сказать совсем, не знал ее, но чувствовал, что это судьба. Мы стали встречаться регулярно, она рассказала мне, почему вынуждена ходить зимой в валенках на улице и в собачьих гольфах дома. Причиной всего была болезнь сосудов. Но она привыкла и уже не обращает внимания на недоуменные взгляды окружающих. "Ты же именно поэтому обратил на меня внимание?" – справедливо заметила она. Я подтвердил, что да, самый первый взгляд на нее зацепился именно за валенки. Я, в свою очередь, рассказал ей о чешках. Она сильно удивилась, потому, что обувала их только из удобства, так как толстые гольфы не влезали ни в какие комнатные тапочки.
Короче говоря, она до сих пор ходит зимой в валенках на улице, а дома только в чешках. Это она делает специально, чтобы мой пыл никогда не остывал, потому что дом у нас общий. Нашей дочурке 6 месяцев, она миниатюрна, как мама и умна, как я.
Вот такая история!