Город на политической карте не виден,
Но эхом боли раздаётся из рытвин,
Прожжёных, пропитанных кровью воронок,
Улиц, истоптанных русской махрой.
Какой смысл ломать башкой приклад,
Если сдох тот солдат, которого осудил лорд Джадд?!
Если слёзы матерей тяжелее мёртвой техники,
Если в похоронках - сухие реплики
О двухсотых, оставленных навечно в Сунже,
Веривших себе меньше, чем КПВТ.
Как простить себе когда от мысли руки немеют,
Что не смог помочь тем, кто сейчас каменеет -
Хоть рви себя на части, пока злоба зреет
И водку пей - красные глаза не желтеют,
И третий тост пей стоя, молча -
Знай, что память о погибших - громче.
Поспать минут двести за целые сутки
Перед атакой этой проклятой Минутки
И умереть стоя - ведь лучше, чем жить на коленях;
У военкома башка не болит о потерях:
Отряд не замечает потери бойца,
Да, но где-то без сына осталась семья.
Площадь не помнит изъятых имён,
Скорбь не прекратится после похорон,
Кровью не смыть что заработано потом;
Будет ли счастлив тот, кто остался "трёхсотым"?
А тот, кто сказал, что война - дело чести
Понятия не имел о "грузе 200".
Всё, что случилось оказалось сном жутким
Для семей, которых не коснулась Минутка
И оказался погибший солдат слишком молод
Для этой битвы. Его сожрал грозный город.