Когда-то, я вошла в твой дом. Дом был построен из ладных сосновых бревен. Ты сам в лютый мороз уходил в зимний лес выбирать из столетних исполинов те, что должны были стать тебе теплой избой. Срубал и оставлял до весны - остывать от старой жизни, готовиться к новой. потом всю весну и лето не замолкали топоры - ты и селяне - помощники ладили добрый сруб. На высоком подклете, чтобы зимой снег не заметал крыльцо и холод не шел от стылой земли в дом. Сам же ты гладко затесывал бревна изнутри. Потолком в твоей избе служил бревенчатый настил, смазанный глиной и засыпанный сверху землей. Пол устроил ты из пластин, пригнанных друг к другу. Говорят, ты научился строить такие избы далеко... в чужом краю...
Я тогда приходила с другими девками - приносили мы то пирожков, то пряников, то ягод спелых... помогали закладывать мох меж тяжелющих бревен. Какая ж не надеялась ,что именно её ты введешь в свой новый дом следующей зимой. Но ты наверное не заметил среди них меня.
Ты был на охоте - стрелял из лука шустрых белок, а может на страшного зверя, на волка ходил. Ты отличный стрелок - кому, как не мне это знать, ведь я незримый спутник всех твоих вылазок. А также поездок в город на торжище, летних купаний, прогулок по лесу и хождений на посиделки. Может, ты даже видел меня. Коса русая, до пят, брови рыжие немного , щеки румяные, голубоглаза, белолица... Девка как девка... кровь с молоком. Только вот ты меня врядли среди других различишь. А я тебя всегда отличу. Потому как другого такого как ты - не сыскать. Взор орлиный, глаза карие, но как засмеешься, и поползут от уголков глаз веселые складочки... и уже и в глазах искорки запляшут. Любо смотреть, как борешься на реке с мужиками в забаве народной - бою кулачном. Вроде и рука, не лапа, кулак, не кулачище - а все равно девичьей ладошке в твоей - утонуть. И такая сила, не злобная, но полная мужества кипит, бугриться в налитых могутой плечах. А волос твой - выйдешь под очи Даждьбога - солнышка и засияют на голове пряди цвета воронова крыла... Брови твои... густы в меру... Как хмуришься али сердит на кого, изгибаются грозными дугами... Таков ты, избранник мой. И речь твоя - складна и понятна, и люду простому, и барину не стыдно... И характер, суров, но справедлив, и серьезен вроде, а попросит детвора в деревне - и басню сможешь рассказать и песню сочинить - про темный лес, про теплый очаг, про лебедей белых и голубей сизых... А я...
Я всего лишь вошла в твой дом. Ты ушел рано утром - взял колчан со стрелами и лук, узелок взял с лепешкой хлебной, что еще вчера дала тебе жена кузнеца. Слышала, просила она у тебя теплую шкуру - мужу на шапку новую - а ты и рад услужить, кузнецова семья всегда добра к тебе была, и дом строить помогали - кузнец и сын его старший. Ушел ты - дверь притворил, погасил в очаге огонь. Я как раз мимо проходила. А ты уходя даже не обернулся. Я чего оборачиваться - не помашет рукой никто из резного окошка, не скажет: "только вернись!", не накажет далеко в чащу не идти... Вот так. Один ты.
Я подождала немного, а потом села на крыльцо. Почти весь день просидела. Смеркаться начало. Ох, и влетело бы от мамки! Только нет её у меня. Сиротинушка я. У дяди живу, прислуживаю по мелочи. Дядькина молодуха любит меня - сестринушкой величает. Приду запоздамши к очагу веселому - только старшая жена ругаться начнет, а молодуха сразу заступится - это я её, - скажет - за цветочками посылала. ПОнесла она, вот весь дом и тихо ступает, слова худого не скажет, чтоб -чур!- не выкинула.
Сиделось мне на крыльце, мечталось... О том ,как ты меня в этот дом зовешь, хозяюшкой быть, деток тебе рожать, сладких блинов печь... Но как-то грустно стало... Дом без тебя совсем покинутый. А ночь уже подступает - совсем скоро солнышко скроется. И что-то мне, глупой девке, не усиделось - вскочила, побежала дороги не разбирая в избу, где жила. Скользнула в клеть, нащупала под своей лавкой свечку в самодельном, мной из бересты сплетенном подсвечнике. И ягод, что с утра томятся в туесочке и обратно. Только пятки мои и видали, кто успел.
С каким-то сердечным замиранием, боясь пошерохнуться, скользнула я в твой потонувший в тмущем мраке дом. Нащупала на полках у печного очага кресало. Высекла искры, положила в очаг жарких березовых полений -
живо затеплился, зализал полешки красный язычок. А потом зажгла свечечку свою... Поставила на стол, нашла мису, высыпала в неё из туеска ягоды. Поставила, чтоб красиво, чтоб пламя от свечурки в окно светило... Чтоб видел ты, что ждут тебя. И уселась прямо на пол, ближе к очагу - на шкуры, что постелил ты, чтоб можно было греться сидеть, да смотреть в огонь - думы измысливать. Не знаю, сколько сидела я, только что-то подсказало мне, что возвращаешься ты. Выбежала я из сруба, да спряталась опричь в кустах. Страшно было конечно - дом твой ведь на самой окраине, почти в лесу. Да только знала я - вот-вот воротится ненаглядный мой. Прогонит худое.
И вот, уж начала подремывать и тело мое охватили мурашки сонные, замерзючие, и ноженьки затекать стали, как услышала тихий вздох. Он повис над поляной, и нельзя было понять, то ли это дерево дыхнуло старое, стоять уставшее, то ли лешие спать пошли... И забилось ретивое мое сердечко - ты стоял на краю поляны и смотрел на избу. В окне приветливо мерцал огонек. Ты молча подошел к двери, постоял на крыльце - обернулся - и сердце в пятки ушло - будто на меня смотрел - отвернулся и изчез в полоске света. Я еще чуть подождала, пока твой силуэт склонялся над мисой и грел руки у очага. А потом ушла. Неча дядьку злить. И так в гневе будет, что весь день промаялась без дела...
Подходил к концу жаркий кресень. Совсем немного оставалось до Ночи Купальской, и бесстыдные девки вместо работы только о том и могли говорить. Седоусые мужи посмеивались, но не серчали - когда еще разрешено быдет расплетать косы ,прыгать через костер и миловаться у реки? Я тоже готовилась. Выбрала рубаху попробще, расшила понёву дивными цветами. А еще вышила такие же на платке носовом. Слышала, что в городах такие дарят приглянувшимся девкам, но я думаю, и для молодца такой подарок сгодится. Скоро-скоро настанет чудная ночь.
К Купале готовятся загодя - варят пиво хмельное, свечи готовят, колеса мастерят. Девки наряды шьют, мужние жены пекут сладкое к празднику, мужи тоже всяческое участие принимают, дрова для костерища колют...
И вот настал этот день. С утра мы понесли наше угощение на пригорье - где готовился празник. СОбирали Требу богу Купало: курятину, орехи, чеснок, мёд, цветы, венки, горох, хлеб, блины, пироги, зерно, узорное печенье. Туда же прикатили бочки со хмельным, сложили аккуратную поленицу, выбрали для ряженья березу... Праздник был для меня совершенно обычным - не с кем мне было миловаться, через костер об руку прыгать, смотрела, как катятся весело горящие колеса, обещая удачу, подносила мед старшим мужам, рядила березу, плела венки... пускала дощечку с крошечной свечкой по реке. Не пристала. Значит так и останусь не замужней девкой. А ну и пусть. В темноте повсюду, сколько глаз видел - горели костры и кострища, девки водили хороводы, молодцы кто посмелее убегали в лес - не страшась быть околдоваными русалками - за волшебным папоротниковым цветом гнались - всем известно - сия находка сулит хозяину несметные богатства - клады лесные и удачу во всем.
Пришло время распустить косы и войти в еще теплую воду речную. Русалкам на зависть, парням на любованье. Сняли мы понёвы и сарафаны, остались в легких льняных рубахах. Распустили косы тяжелые, взялись за руки. И затянув песню, вошли в воду. Некие, особо смелые девки могли и голышом купаться, но и парни не дураки - подхватывали с берега легкие девичьи одеяния и не отдавали запростотак... требовали поцелуй, а у пригожих могли и еще чего попросить... благо в Иванов День такие игрища не возбранялись. Можно было почти все.
Захлестнула водица темная с головой. Да не вынырнешь. Слышала, кричали девки, что водяной тащит кого-то... Не думала, что меня... Как будто что-то чужое, холодное надавило на грудь, и потянуло за распущенную косу вниз - в мрачное, зеленое царство свое. К глазастым рыбам, к юрким ракам, тонким пиявкам и толстобрюхим сомам. Только вот что-то хотело вернуть меня назад. Теплое, человеческое... Отняло, отгородило от ужаса подводного... А дальше в глазах моих потемнело - верно неча мне, спасенной раньше времени видеть Владения Водяного.
В общем девичьего писку было. Как меня вниз потянуло, остальные девки забоялись - вдруг русалки-завистницы осерчали, что не дали им на этом берегу танцевать и уволочь решили всех в пучину, - И разбежались кто куда. На визг и крики их тут же молодцы поспешили. Только любовались они нами, как тут же перепуганные красавицы сами из воды, да на бережок в их объятья ринулись. А я одна осталась. Но ты меня спас. Вытащил на суху землю. В чувство привел. А я как будто тогда не понимала ничего. Весь вечер глазами тебя искала, от хоровода к хороводу ходила. Не было нигде. А сейчас прямо передо мной - на коленях стоишь ,голову держишь, пока я от мутной донной воды отплевываюсь. И пришел запоздалый страх... А если бы там осталась? Какую слубжу служила у водяного? Отпускал бы на русалии, глядеть издалека на человеческую радость. Или спала бы в дереве, пока тот, кто люб не срубил? И потекли горючие слезы. Ведь разлучена была бы с тобой. Не видя тебя век русалочий коротала бы... А ты склонился над моим лицом, нахмурился...
"Никак плачешь? Что же ты, красавица? Видать самая пригожая, раз тебя Водяной хотел своею русалой сделать"- И улыбнулся. Провел рукой по волосам.
"Я тут гребень принес, хотел его девице одной отдать, только вот не узнать среди этих лихих плясок, какая - та самая. Потому володей!" - и протянул мне простой деревянный гребень. Только поднесла я его к лицу, а от него чудный запах пошел... Ты увидел - ухмыльнулся
"Гребень не простой. Из можжевелового дерева. Растет в южных странах. Я в городе его у одного купца за лисицу выменял. Не побрезгуешь, надеюсь". А потом ты встал, помог мне подняться, провел рукой по моей мокрой макушке, и зашагал в лес. Я знала, что ты как зверь, всегда знаешь, в какой стороне твой дом. А еще я знала, что весь кресень,травень и цветень, с самого Перумого Дня, с того самого дня, как я побывала в твоем доме, по вечерам ты всегда зажигаешь мою свечечку. Она бы конечно давно уже выгорела, но ты все время налепляешь на неё свежий воск, отчего в твоем доме стало пахнуть как в клети у бортника. И от мысли, что с тобой моя свечечка, мне становилось так хорошо! И я молилась всем богам о том, что когда-нибудь, пламя этой свечурки приведет тебя ко мне. Летом, когда тепло целый день, и даже когда солнышко скрывается на ночлег и выходит месяц, я бегала к твоему дому целый день. Даже когда ты ходил в лес, я ходила вместе с тобой. Правда, ты этого не знал, и не узнал бы никогда. Гребень твой я никому не показывала, кроме названной своей сестры. Не дай бог, отберут...
И уж был на исходе серпень, последний сноп оставили в поле, Велесу на "бородку", как я решилась опять прийти в твою избу. Дождалась, когда ты ушел на охоту, тихой тенью впорхнула на крыльцо. Смела веником сор, стянула паутину из углов, отмыла кастрюлю от несвежей каши, и задумала приготовить ужин тебе. Вкусное варево с луком и мясом. Ни того, ни другого у тебя в подклетье не оказалось, тогда я смело пошла просить молодуху дядькину. Она если не знала, то догадывалась о моей тайной любви, потому и помогала - то из дома на день сбежать, то во время уборки гребень укрыть. Вот и состряпала я тебе похлебку, кисель сварила клюквенный... Я б еще пирожков, но все вместе не успелось. Зажгла свечечку, и побежала в родную избу. Потому как нельзя было в эти дни пропадать - подумают, что Велес под землю утащил.
А осенью и зимой было много работы по дому, и молодуха дядькина разродилась - не могла я к тебе бегать. Но верила, что ты помнишь, как после праздника Жатвы пришел домой, а там свечечка и ужин, ждуть тебя не дождуться. Может, ты думал: "что за чудо чудное, диво дивное? кто же обо мне, одинце, озаботился?" . А может и не думал. А потом прошла весть, что охотник не приходил в деревню с дюжину дней. Я как услышала, так сердечко то и упало... Это соседка у околице старшой говорила. Соседка за водой ходила, а старшая как раз к ней за сушеной малиной шла - захотела теплое варево сготовить, да вот целебной ягоды и не осталось... А я... глупая девка! Давай порты теплые под сарафан надевать, обувь испрашивать потеплей, по клети носиться, мешочек с травами искать... Тут вошел дядька, и давай желчь лить: "А ты куда девица собралась? Почто травы взяла? И съестное? И мед в горшочке? Али сбегать решила?". А так и села на лавках. Потому как прав был дядька. Некчему девке так убегать прилюдно. И тут сжалась я вся в комочек - и пойти страх, и не пойти еще пуще... "Отпусти, дядько, я на лыжах мигом обернусь, хороший человек может в опастности быть!". Покачал дядька головой, да и кивнул на дверь.
Лыжи быстро домчали меня до твоей избы. Только не узнать её - замело сугробищами дверь, окна даже немного... только и видно среди них, что маленький огонек. Свечечка! Полыхнуло у меня в голове. И бросив все, Сняв лыжи, принялась откапывать дверь проклятущую. Еле-еле... Вся взъерошенная, с выбившейся из-под платка косой, впрыгнула дикой кошкой прямо мимо сеней в клеть, а оттуда и до жилой комнаты шаг один. Очаг был черен и холоден. Я вспомнила, как ты отстраивал его: в одном из углов избы на опе-чек ставил глинобитную печь - очаг негасимый, около которого устроил голбец, скрывавший лестницу в под-клет.
Ты лежал на лавке, завернутый в шкуры, почти в полной темноте. Потому как за заметенными окнами солнца было не видно, а коптящий огарок давал мало света. Быстро отыскала я топор, кинулась на крыльцо, кой-как нарубила дров из бревен, что нашла в сарае. Потому как поленницу, что подле сарая под навесом, занесло снегом, и дерево отсырело. Я оживила очаг, набрала снега с поляны, растопила его, кинула в котелок травы и положила меду. ПОдправила ножом и свежем воском свечечку и лишь тогда осмелилась подойти к тебе. Так страшно было откинуть меховое одеяло и понять, что пришла слишком поздно. Что не отобрать, не отспорить у старой Мары... Но нет... вздымается грудь. Приподняла тебе голову, опоила лечебным настоем. В окно выглянула - о там лютая метель разгулялась. Не вернуться сегодня домой. А потом, боюсь и вовсе не пустят. Но у меня была здесь своя забота. Ты из мертвенно-холодного вдруг сделался горячим. тогда я укутала тебя еще теплей. Ты начал стонать во сне, пытался вырваться из цепкил меховых объятий. Но я лишь поила тебя медовой водой и промокала род прохладной тряпицей, гладила по голове и пела колыпельную... Ту, что в раннем детстве слышала от матушки. Так я провела у тебя три дня. Ты не открывал глаз. То холодел, то горячел, то метался в бреду, то спал спокойным сном. А на четвертый день, буря утихла, и ты открыл глаза. Попросил кушать. Веки сильно опухли, и я сказала немедля их закрыть. Терзаемая также страхом, что то, что ты увидешь, когда откроешь глаза и обратишь взор ко мне, будет не любо тебе. Потому я спустила повязку со лба, на глаза, и кормила тебя сама, потому что ты был еще очень слаб. А эту ночь, я спала сидя. ПОложив твою голову себе на колени. Я не собиралась спать, но все предыдущие ночи я бодрствовала, и хрупкий девичий организм, больше не мог противиться сну. Помню еще ,как засыпая ты попросил "Только не гаси маленькую свечку на столе. Пусть горит до рассвета."Я проснулась раньше тебя. Помню как испугалась - видил ли ты уже мое лицо, или нет. После, встала, аккуратно положив твою головушку на лавки, взъерошила вороные кудри, поцеловала чело, собрала свою котомку, и была такова.
****
примечания:
* месяцы:
цветень - апрель
травень - май
кресень - июнь
липень - июль
серпень - август
*праздники:
Купало(любовный союз Неба и Земли, Огня и Воды, Мужа и Жены), Солнцеворот (Солнце из наивысшей точки Годового Коло начинает катиться вниз). Отмечается в конце месяца кресеня (июня).
Перунов День. Отмечается во второй половине месяца липеня (июля)
Спожинки/Госпожинки (Велес/Макошь) - праздник окончания Жатвы, собранного Урожая (последний сноп оставляется в поле Велесу "на бородку"). Отмечается в месяце серпене (августе).
Корочун (самый короткий день в Году)Отмечается в конце месяца стуженя (декабря) - когда день вырастает "на воробьиный скок".
*боги:
Даждьбог - Бог летнего солнца, света, добра, благ, дождя, покровитель свадеб, природы, богатства, даяния, помощи. Сын Сварога. Супруг Живы. Отец Орея - прародителя белых людей. Почитался на полудне.
Перун - Бог грозы, плодородия, войны, покровитель воинов, огня, силы, власти, закона, жита, оружия, боевого искусства, покровитель урожая, податель благ, дождя. Сын Сварога. Брат-соперник Велеса. Супруг Додолы. Отец Дивы, Крышня, Ситиврата.
Велес - Бог скота, пастушества, богатства, облаков, мудрости, хитрости, книжности, оберегания, жита, воли, торговли, колдовства, гаданий, хозяин бесов, вестник богов, проводник умерших душ. Брат-соперник Перуна, сын Сварога, муж Мокоши.
Купало - Бог очищения, вожделения, любви, брачных пар; связан с водой и огнём. Личина Дажьбога. Брат Усеня, Радогоща, Коляды. Супруг Купальницы.
Мара - Богиня Смерти, болезней, холода, зимы, зла, ночи, тьмы, чёрного колдовства, гнева. Дочь Сварога, супруга Кощея, Велеса. Мать Обиды, Мсты, Карны, Жели, Угомона, Сна, Мора, Мороза, Лени.
*деревянное зодчество
"сени" - аналог современного "холла" или "коридора"
"клеть" - холодная комната для хранения имущества или для жилья в летнее время.
Планировка дома была трехчастная, состоявшего из теплой части —"избы" , "сеней" и "клети", ставившихся обычно на "подклет" для сохранения тепла.
"опе-чек" - деревянный помост
"голбец" - дощатый короб