Игорь Бойков
Колёса мерно стучали, и вагон скорого поезда “Махачкала - Москва” поскрипывал и покачивался. Света в вагоне не было. За окнами простирались степи, и промозглая ноябрьская ночь дула во все щели холодным ветром. Выйдя несколько часов назад из столицы Дагестана, поезд теперь ехал по терским равнинам, принадлежавшим уже год как независимой дудаевской Чечне. Примерно через сорок минут состав должен был остановиться в Гудермесе и простоять на станции полчаса. Поэтому настроение четырёх пассажиров, молча и уныло сидящих в тёмном купе, было мрачное.
- В Мин.Водах будем рано утром, – сказал после долгого молчания дагестанец средних лет с крупными чертами лица.
Его товарищ – низкий светловолосый русский мужичок – живо откликнулся:
- Да. Лишь утром. Поскорее бы Чечню проскочить.
- А что, правда, тут ездить опасно? – вмешался в начавшийся разговор молодой военный - курносый и с белесоватыми глазками.
Первые двое насмешливо взглянули на него, потом дагестанец перевёл взор в темноту окна.
- Вы давно на Кавказе служите? – ответил он вопросом на вопрос.
Лейтенант заморгал, шмыгнул носом и ответил:
- Третий месяц как перевели в Буйнакск из-под Рязани. Теперь по службе в Тулу на неделю командование отправило. Я первый раз на этом поезде еду. А что?
- Да ничего. И как, нравится вам у нас?
- А что, жизнь хорошая, – уверенно заявил лейтенант.- Я, блин, в конце августа сюда приехал. Охренел, честно говорю. Я сам с Архангельска родом. С Белого моря, значит. У нас-то, блин, в эту пору уже листья желтеют. Осень начинается, иной раз заморозки вдарят, а у вас жара, лето. Фруктов, арбузов обожрался, рыбы – это ж вообще охренеть можно. Конечно, нравится! Чем не жизнь.
- Да, это у нас есть,- сказал молодой горбоносый и смуглый парень, до сих пор хранивший молчание. – И рыба, и фрукты, и море. Всё есть. И люди у нас не то, что в России. Обычаи свои уважают, старших уважают. Пьянства нет, разврата нет. Мы родных и друзей в беде никогда не оставляем. Поэтому народ у нас дружный.
Лейтенант покосился на парня, но промолчал. Поезд всё так же нёсся в осенней мгле. Русский мужичок нагнулся к своей сумке, пошарил в ней и вытащил бутылку коньяка.
- Ну что, Ахмед, будешь? – полувопросительным тоном произнёс он.
Ахмед оживился и подставил свой стакан. Коричневатая жидкость стала перетекать в приготовленные стеклянные ёмкости.
- По сто грамм примите? – обратился старший дагестанец к двум другим спутникам. Горбоносый парень улыбнулся и отрицательно покачал головой. Лейтенант же торопливо подставил свою чашку.
- Ну что, мужики, за знакомство. Меня, кстати, Алексеем зовут.
- Очень приятно. Сергей – представился мужичок.
- Расул,- протянул со своего места руку горбоносый.
Трое случайных попутчиков выпили коньяку и спешно закусили разложенными на столике хлебом, яйцами, картошкой и кусками жареной курицы.
- Вы все до Москвы? – спросил Алексей.
- Да. Нас двоих по работе в командировку отправили,- пояснил светловолосый мужичок. Его лицо слегка покраснело от выпитого, и он медленно покачивался в стороны в такт движению состава.
- А работаете-то где, мужики?
- Да в НИИ одном в Махачкале.
Алексей посмотрел на учёных мужей с уважением.
- Так я спросить хотел, правда, что ли, тут ездить опасно? Говорят, поезда грабят, – продолжил он разговор.
- Правда, – насупился Ахмед и негромко икнул.- И на станциях грабят, и в поле.
- То есть как в поле? – недоумённо поднял глаза офицер.
- Ну как, очень просто. Люди из окрестных сёл выйдут, положат на пути бревно или просто стрелки на семафоре разведут. Поезд хочешь – не хочешь, а встанет,- живо пояснил Сергей.- А ты, я смотрю, не знаешь ничего.
- Откуда ж мне знать. Командование об оперативной обстановке мне не докладывает, -проговорил военный.- А дальше чего? – снова спросил он, - Я поезда имею в виду.
- Чего? Заходят чеченцы с автоматами в вагоны и говорят: с каждого вагона столько-то миллионов рублей. Нет денег, пусть женщины золото снимают. А-то убьём всех, говорят.
- А если товарный состав проходит, то сгружают контейнеры, – прибавил парень.
- А что милиция? Она-то куда смотрит? – тщательно жуя куриную ножку, спросил лейтенант.
- Э, Алексей. Сразу видно, что ты здесь недавно, – протяжно проговорил Ахмед и налил всем по второй.
- Ну, давайте. Чтоб всем счастливо доехать, значит, – сказал он, залпом опрокинул в себя содержимое стакана, поморщился и поднёс кулак ко рту.
- Ну сам посуди, Алексей. Там же никакой власти нет, по сути. И милиции тоже нет. Кто сильнее, кто с оружием – тот и прав,- добавил мужичок
- Ну, блин, я понять не могу. Ведь вроде нормально все жили. Одна страна была. Никто никого не боялся. А сейчас – чёрт знает что. Те поотделялись, эти поотделялись. Чего им надо, как их, чеченцам этим?
- Дудаев пришёл – сказал, что свободу дам. Долой коммунистов, долой Россию, ну и всё такое. Нохчи русских никогда не любили. Их насильно жить вместе с нами заставляли. Они не хотели. Боялись раньше просто, поэтому тихо сидели. Теперь Союз развалился. Анархия кругом. Боятся некого. Чеченцы опять вышли на тропу войны.
- А что Россия им плохого сделала? Кормили-поили. Построили им там всё, – удивился Алексей. Поезд подскочил на стрелке и понемногу стал сбавлять скорость.
- Чеченцы народ такой, – протянул Ахмед.- они в мире жить с соседями не хотят. У нас в селении их все бандитами называют. Они всю жизнь у соседних народов скот угоняли, людей воровали. Женщины своих детей чеченцами пугали. В войну Гитлеру белого коня готовили. Сталин их всех выселил. Они испугались. Поэтому когда назад разрешили возвращаться, то тихо всё было, спокойно. Сейчас порядок не хотят навести. Бардак кругом. Здесь бардак, в Москве бардак, по всей стране бардак. Чеченцы теперь никого уже не боятся. Делают, что хотят.
- Ну, бардак. Хорошо. Но ведь другие-то нормально живут. Никого не трогают.
- Так то другие. Чеченцы не такие как все. Работать они не хотят и не любят. Им бы грабить. В Чечне такое сейчас творится. Ко мне недавно знакомый из Грозного приезжал. Такое понарассказал, что волосы дыбом встают. У русских дома отнимают, квартиры отнимают. Приходят с автоматами в дом и говорят: убирайтесь, мы теперь здесь жить будем. Убивают многих. Там сейчас, конечно, у всех жизнь не сахар, но русским хуже всех,- сказал Сергей и взглянул в окно.
- Да ладно! А чего тогда в газетах про это ничего не пишут, по телеку не говорят?- недоверчиво протянул лейтенант, косясь на недопитую бутылку с коньяком.
- Это большая политика всё,- с видом знатока изрёк Ахмед.- Значит, это кому-то в Москве выгодно. Если бы захотели, то быстро бы порядок навели. При Сталине, вон, за несколько дней всех их выслали. Чеченцы не сопротивлялись. Поняли, что с Иосифом Виссаринычем шутки плохи. А Ельцин армию оттуда вывел. Дудаеву, говорят, всё оружие оставили. В Москве делают вид, что ничего не происходит.
- Да-а, блин. Вас послушаешь, так, вообще, будто в другой мир попадаешь. Не, я всегда чувствовал, что что-то не то у нас происходит,- размышлял вслух лейтенант, опёршись подбородком о руки.- Не, блин, фигня какая-то, – мотнул он головой.
- Ну, допьём, давайте,- предложил Сергей и разлил остатки из бутылки. Выпили молча. Ахмед засопел и откинулся к стенке. В соседнем купе слышались оживлённые голоса, говорившие, впрочем, не по-русски.
- К Гудермесу подъезжаем,- объявил Сергей, внимательно посмотрев в окно.
По обеим сторонам железной дороги замелькали редкие огни. Вагон поскрипывал, поезд совсем сбросил ход и тащился теперь на черепашьей скорости, ежеминутно подпрыгивая на стрелках. Из темноты мрачно вырисовывались силуэты хаотичных строений, будки обходчиков и телеграфные столбы. Накрапывал унылый осенний дождь, и отполированная соседняя колея тускло поблёскивала.
При слове “Гудермес” горбоносый парень залез на верхнюю полку, на которой уже лежала разобранная постель, растянулся на ней и накрылся одеялом.
- Здесь полчаса стоять будем. После этого ещё в Наурской стоять будем. Но там всё же не так страшно. Хорошо хоть через Грозный поезд теперь не ходит. Там-то вообще жуть,- Сергей боязливо поёжился и накинул куртку на плечи.- Были бы деньги – полетел бы на самолёте. А так приходится на поезде. Ничего не поделаешь.
Поезд совсем сбавил ход и медленно подползал к перрону. Алексей с интересом выглянул в окно и теперь разглядывал чеченский город. Он всего лишь три месяца как был на Кавказе и через Чечню ехал впервые. Услышанные им истории нисколько не пугали молодого офицера. Наоборот, разжигали в нём чувство любопытства. Служа в Дагестане, он открыл совершенно новый и доселе неизвестный для себя мир. Все эти смуглые и горбоносые кавказцы с гортанными голосами разительно отличались от жителей русского севера, откуда он был родом. Они были гораздо более активные и живые. Кто работал, кто торговал. Склонности к созерцательности и задумчивости Алексей в них не замечал. Кавказцы не спешили раскрывать душу случайному собеседнику, были скрытные, расчётливые и достаточно меркантильные, расспрашивали его о России и русской жизни, о том, можно ли туда переехать и устроиться на работу и какого размера взятку надо заплатить, чтобы прописаться. Заводили разговоры о древности своих аулов и об обычаях предков, хвалились целомудренным нравом местных женщин, обсуждали своих бесчисленных знакомых и просто прохожих на улице, рассказывали похабные анекдоты и громко гоготали над ними. Буйнакские жители в массе не выказывали неприязни к нему как к российскому военному. Но были и такие, которые грозили кулаками и шипели что-то вслед.
Алексей старался понять человеческую суть дагестанцев, но это ему плохо удавалось. Не видевший, по большому счёту, ничего, кроме родного Архангельска и суровых будней военного училища, он совсем не представлял куда попал. Окружающее казалось настолько необычным и чужим, что и какого-то определения из понятных ему представлений о жизни подобрать было трудно. Вскоре, впрочем, он перестал делать попытки сблизится с местными и отдался всецело военной службе. Военная часть в Буйнакске была для него островком России, в которой было всё знакомо и понятно, а об окружающем внешнем мире он предпочитал не задумываться и не ломать напрасно голову. Теперь он ехал через Чечню, о которой ходили страшные слухи, и решил обязательно выйти на станции, чтобы хоть немного взглянуть на то, чего так явно опасались его спутники.
Чем явственнее вырисовывались за окном очертания окраин Гудермеса, тем тревожнее становилось выражение лиц Ахмеда и Сергея. Расул похрапывал на верхней полке, и, казалось, совершенно не беспокоился предстоящей остановкой. Двое товарищей многозначительно переглядывались и, наконец, сообщили военному, что намерены сейчас запереть дверь купе и не открывать до тех пор, пока поезд не тронется.
- Да вы чего, мужики? Попутались? – удивлённо возразил тот.
- Ничего не попутались,- обиженно поправил Ахмед и несколько выпятил нижнюю губу.- Здесь лучше зря не рисковать. Всякое может быть. Мы же в Чечне.
Но три выпитых за ужином стопки коньяка крепко ударили лейтенанту в голову. Он уже ничего не боялся и в буквальном смысле ощущал, что теперь “любое море ему по колено”. К тому же мысль хоть краем глаза взглянуть на город мятежной и загадочной для него республики крепко засела в офицерской голове. И в трезвом-то состоянии Алексей никогда не отличался покладистостью нрава и сговорчивостью, но теперь решил упереться серьёзно.
- Не, мужики. Не боись. Со мной не пропадёте, – развязанным полупьяным тоном заявил он. – Я только на перрон выйду сигарету выкурить. А-то я уж запарился в купе сидеть. Сил нет. А там, может, ещё и пузырь новый куплю. Ну чего вы, в натуре, не мужики, что ли? Чего бояться? Нас четверо. Отобьёмся. Я рядом ведь буду. Отвечаю. Если что, враз прибегу,- и, не видя особого энтузиазма от своих слов на лицах собеседников, он толкнул в бок горбоносого парня.- Ну скажи им, что всё нормально.
Парень промычал что-то, перевернулся на бок и посмотрел заспанными глазами на Алексея. Кажется, так ничего и не поняв, он снова уронил голову на подушку и закрыл глаза.
Поезд заскрипел всеми колёсами, дёрнул буферами и остановился.
- Ну так я мигом,- подтвердил неизменность решения Алексей и, открыв дверь, вышел в тамбур и зашагал по направлению к выходу.
- Вот дурак! – раздражённо бросил Сергей и раздражённо сплюнул. – Чего ты его не остановил. И что теперь делать?
- Надо закрыть дверь и никому не открывать. Если он вернётся, пускай стучит, – отозвался Ахмед. Он стал подниматься с койки, чтобы осуществить своё намерение, но в это время горбоносый парень слез со своей верхней койки.
- Э, тормозите. Я сейчас в туалет выйду. Терпеть не могу, отвечаю. Здесь поезд долго стоит. На вокзале найду место отлить, – сказал он и, захватив с собой единственный бывший с ним пакет, быстро выскользнул в тамбур.
Такого подвоха товарищи не ожидали. Оставшись вдвоём, они тревожно переглядывались и нервно грызли ногти, не зная, что предпринять: то ли оставить всё как есть и ждать возвращения спутников, то ли немедленно запереть дверь и не открывать до тех пор, пока поезд не отъедет от станции.
В напряжённом молчании прошло несколько минут. Сергей откинул занавеску и посмотрел в окно. Перрон был почти пуст и погружён во тьму. Работало от силы два-три фонаря. Остальные неясно вырисовывались мрачными очертаниями. Метрах в двадцати от состава маячило здание вокзала, в котором лишь в нескольких окнах горел свет. По перрону гулял ветер и крутил мусор и обрывки бумаг. Несколько фигур маячило возле состава. Мимо окна прошло два человека. Их головы были на уровне нижней рамы. Сергей со страхом увидел, что оба молодых парня были вооружены автоматами, которые небрежно болтались на плечах. Крайний вдруг остановился и стал заглядывать в окна. Взгляд поблёскивающих в полумраке глаз скользнул по Сергею, который, поёжившись, отпрянул вглубь купе. За окном раздалось негромкое бормотание, но, впрочем, слов разобрать было нельзя. Выглянув из-за занавески снова, Сергей увидел две удаляющиеся фигуры. В это время где-то в противоположенной от направления движения вооружённых чеченцев стороне раздался громкий надрывный женский крик, и почти сразу же темноту прошила короткая автоматная очередь. Всё стихло.
- Стреляют,- коротко сказал Сергей и потупился. Голос прозвучал отчуждённо. Ахмед ничего не ответил и принялся грызть ногти.
По тамбуру протопали чьи-то громкие шаги. Возле купе проводников раздалась громкая брань. Потом снова послышался топот. Несколько человек прошли взад-вперёд по тамбуру. Ахмед услышал шум открываемых дверей соседних купе и возбуждённую гортанную и громкую чеченскую речь.
- Давай закроемся. Мы не виноваты, что у них головы нет на плечах,- предложил Ахмед и уже сделал было движение в направлении двери.
Но дверь вдруг раскрылась сама, и в купе стремительно ворвались двое. Один молодой, высокий, сухощавый и остроносый чеченец, с вытянутым и заросшим чёрной щетиной лицом, второй - заметно старше первого, низкий, плотный с колючими внимательными глазами, которые блестели из-под надвинутой на самые брови спортивной шапочки. В лица Ахмеда и Сергея вмиг уставились два пистолетных ствола.
- Выкладывайте деньги на стол, сумки ставьте на пол.- негромко, но выразительно бросил низкий. Ахмед заметил, что это немолодой уже чеченец лет сорока с проседью в висках. Держался налётчик спокойно и уверенно, во всём его облике явственно чувствовалась скрытая угроза. Он чем-то напоминал сжатую пружину, готовую разжаться в любой момент. Острый взгляд, от которого, казалось, не укрывалось ничто, только усиливал ощущение опасности.
Ахмед и Сергей на мгновение оцепенели от страха и с трудом соображали, что происходит. Старший чеченец явно любовался произведённым эффектом, и по его губам проскользнула довольная улыбка. Он ощущал себя полным хозяином положения. Видимо, опытный бандит, он мгновенно оценил своих жертв, понял, что они безоружны и сопротивление не окажут. Оставалось лишь забрать, что нужно и уйти.
Однако долговязый бандит не считал дело сделанным. Он мотнул головой и, громко матерясь, обрушил страшной силы удар рукояткой пистолета на темя Сергея. Тот охнул, наклонился вперёд и схватился обеими руками за голову. Его светлые волосы мгновенно окрасились в малиновый цвет, и густой поток крови залил всю левую половину лица.
- Ты чё, свинья, не понял!- нервно крикнул молодой чеченец.- Деньги, шмотки на стол ставь!
- Да, сейчас,- будто издалека услышал собственный голос Ахмед и ватными руками потянулся к своему чемодану, стоявшему на полу в ногах. Он, не отрываясь, смотрел на залитое кровью лицо товарища и никак не мог нащупать ручку чемодана.
- Быстро! – гавкнул длинный.- Я тебя в бараний рог сверну! Сюда ставь.
Он указал пистолетом на столик и с силой ударил рукояткой дагестанца в челюсть. Ахмед почувствовал, как у него хрустнул и переломился пополам зуб. Челюсть пронзило болью, но он не посмел даже выплюнуть кусок зуба, боясь навлечь этим на себя новые удары. Ахмед вытащил, наконец, свой чемодан и положил на стол.
- Вот-вот,- только и смог выговорить он.
- Это и тебя касается, ишак вонючий! - проорал молодой едва пришедшему в себя Сергею и снова хрястнул его рукояткой по голове, явно целясь в висок.- Я тебе глотку порежу! Уши, на хрен, отрежу. Шевелись.
- Сейчас, - пробормотал Сергей. Перед глазами у него всё плыло и кружилось. Ему казалось, что из пробитой головы вытекает по капелькам мозг. Надрывный и истеричный голос чеченца пронзал его физической болью. Но он понимал, что если он не поспешит, то молодой может окончательно выйти из себя и застрелить тут же. Поэтому нетвёрдыми руками он выложил все свои деньги на столик.
Тем временем второй бандит стоял в дверь, наслаждаясь своей властью над двумя безоружными и избитыми людьми. Он заметно расслабился и спросил:
- Где остальные? Вы что, вдвоём тут едите?
- Д-да. То есть, нет, - запинаясь, выдавил Ахмед.- Двое вышли.
- Вещи их тоже давай сюда. Куда они вышли?
- Н-не знаю.
- Нижние койки откиньте,- распорядился старший, сгребая разбросанный по столу купюры и выволакивая чемодан Ахмеда в тамбур. Проделывая это, он успел деловито осмотреть багажное отделение под потолком вагона, но ничего там не обнаружил.
Шатаясь, Сергей встал и повиновался требованию грабителя. В багажной нише лежал чемодан и рюкзак. Налившиеся кровью глаза молодого чеченца сверкнули, на уголках рта выступила пена.
- Я же сказал: всё выкладывай! Обмануть хотел?! – заорал он с исступлением и со всего размаха ударил Сергей ногой в живот. Тот захрипел, лицо сделалось пепельно-серым. Нестерпимая боль разрывала желудок. Он хватал ртом воздух, точно вытащенная из воды рыба и, согнувшись почти пополам, рухнул на пол. Бандит, почуявший запах крови, пришёл в неистовство и, истерично выкрикивая матерную брань, стал яростно пинать ногами распростёртое перед ним тело. Скорее всего, он забил бы Сергея до смерти, но старший чеченец крепко схватил его за предплечье и громко сказал что-то на своём языке. Молодой, взвизгнув от бешенства, ударил Сергея ещё раз как бы по инерции и, тяжело дыша, отошёл к выходу из купе. Низкий деловито вынес из купе все сумки и чемоданы, бегло осмотрев при этом их содержимое, и собрал все деньги. Затем он тщательно обыскал Ахмеда, после чего приказал ему снять часы, дублёнку и показать шапку. Часы сунул в карман, дублёнку небрежно бросил в тамбур, а шапку вернул, убедившись, что она не норковая. После этого бандит нагнулся к лежащему на полу без сознания Сергею, обыскал его, снял наручные часы, перепачкав при этом руки в крови, громко выругался матом и вытер руки об его одежду. Молодой в это время целился из пистолета прямо в лицо мертвенно-бледному Ахмеду. Он скалил зубы и бешено раздувал ноздри. Рука, державшая оружие, нервно подрагивала, и Ахмед с ужасом казалось, что он вот-вот нажмёт на курок.
- Становись на колени, ишак. Проси, чтоб я тебя не убил.
Ахмед покорно сполз с койки вниз.
- Не надо. Пожалуйста. Я ведь сам всё отдал. Я не обманывал. Смотри, там ещё сумка есть,- лепетал он и вытащил из щели между багажным отделением под койкой и стеной вагона незамеченный бандитами пакет лейтенанта.
Низкий взял протянутый пакет, открыл его и высыпал содержимое на столик. В пакете оказалась еда.
- Сожрёшь это сам. Я тебе разрешаю. А теперь сюда смотри: если чё – скажешь, что вы сами набухались и помахались между собой. Понял? – спросил он ледяным тоном.
- Понял.
После этого низкий чеченец вышел в тамбур и, не глядя больше на своих жертв, принялся возиться с награбленными вещами и перетаскивать их к выходу из вагона.
Молодой вновь вошёл в купе. Ахмед по-прежнему стоял на коленях и опустил голову на грудь. Скула раздулась и почти закрыла глаз. Бандит подошёл к продолжавшему лежать без движения Сергею и, неожиданно расстегнув брюки, принялся сосредоточенно на него мочиться. Потом он перевёл свою струю на голову и лицо коленнопреклонного Ахмеда. Тот задрожал всем телом и, всхлипнув, попытался отвернуть лицо в сторону.
- Морду не убирай! – мгновенно рассвирепел мучитель. – Я тебе голову отрежу. Не понял, тупорылый: я – твой хозяин.
Моча обильными струями текла по волосам и лицу Ахмеда, растекалась по спине и груди. Видя это, чеченец пришёл в дикий восторг и громко заржал. Наконец, он застегнул ширинку, смачно харкнул в лицо своей жертве и, прикрыв дверь, вышел из купе.
Ахмед пребывал в шоковом состоянии. Только через несколько минут он, наконец, решился пошевелиться и выплюнуть выбитый кусок зуба. Никогда в жизни никто с ним так не обращался. Он чувствовал себя каким-то животным и застонал от бессилия. Потом медленно встал и дотронулся рукой до Сергея. Тот понемногу стал приходить в себя, открыл глаза и попробовал пошевелиться. Шатаясь, Ахмед попытался поднять обмякшее тело Сергея и кое-как уложил его на койку. У того кровь залила всю голову и, растекаясь по одежде, смешалась с мочой. Голова бессильно падала на сторону. Он издал глухой протяжный стон и выплюнул обильный сгусток крови.
В это время в тамбуре опять раздались шаги, дверь распахнулась, и в купе заглянул бородатый человек в военном бушлате, папахе и c автоматом на плече. Он оглядел избитых полуживых людей и, как ни в чём ни бывало, спросил:
- Всё нормально? Разбоев, грабежей не было?
Ахмед, не зная, что отвечать, промычал что-то нечленораздельное.
- Чё стало? Ты чего, немой?
- Нет,- ответил Ахмед.- У меня кровь – добавил он вдруг неожиданно.
- Я не слепой, сам вижу, - огрызнулся чеченец. – Кто избил? А этот что, мёртвый? – он указал на Сергея.
- Нет. Нас избили. Отняли деньги и вещи.
- Когда?
- Только что.
В это время за спиной чеченца с автоматом прошёл старший грабитель, который тащил чемодан Ахмеда. Увидев, что дверь купе вновь открыта, он остановился, бросил взгляд внутрь и сказал что-то автоматчику.
- Я – командир батальона чеченской гвардии Мавсар Исрапилов, - выслушав бандита, представился последний.- Моё подразделение обеспечивает порядок на станции и в проходящих здесь поездах, борется с разбоями и грабежами. Если ты говоришь, что тебя ограбили, то выходи, и пойдём в комендатуру. Там мы во всём разберёмся. И если тебя и правда обидели, то мы быстро найдём и накажем виновных, – не моргнув глазом, закончил он.
Ахмед похолодел от ужаса. Сейчас они выведут его из вагона и расстреляют где-нибудь у ближайшей стенки, уничтожив, как свидетеля.
- Я…я не могу. Я же в Москву еду. Сейчас поезд тронется, - начал было он. Но Исрапилов быстро прервал его речи.
- В городе действует чрезвычайное положение. Если ты отказываешься подчиниться, то я применю силу. Мы обязаны пресекать любые преступления. Если тебя в натуре ограбили, то бояться нечего. В комендатуре ты расскажешь всё как было и напишешь заявление. А если ты не хочешь идти туда, значит, ты препятствуешь установлению истины и мешаешь мне исполнить свой долг. Может, ты сам кого-то хотел ограбить, но получил отпор и теперь прячешься от правосудия.
- Этот пусть тоже идёт, - тоном, не допускающим возражения, прибавил чеченец, указав на Сергея. – Эй, ты, вставай! – он грубо толкнул окровавленного человека.
- Куда же я пойду? - простонал тот.- Я даже пошевелиться не могу. У меня голова пробита. Мозги вытекают.
- Ладно, хрен с тобой, - смягчился чеченец.- Можешь остаться. А ты выходи.
Ахмед хотел было ещё что-то возразить, но Исрапилов громко скомандовал по-чеченски, и в купе вошли двое парней в армейских бушлатах с автоматами наперевес. Они схватили дагестанца под руки, вытащили в тамбур, но, испачкав руки в моче, принялись грязно ругаться, вытерли ладони о сухие части одежды Ахмеда и пинками погнали его к выходу.
- Козёл вонючий! – поправляя папаху, крикнул молодой “гвардеец” и изо всей силы ударил Ахмеда ногой.- Быстрее иди.
В мгновение ока Ахмед оказался на перроне. Дуло чьего-то автомата жёстко упиралось в спину. Промозглый ноябрьский ветер сразу пронизал его тело до костей, обдал холодным дыханием лицо. Вагон, в котором он ехал, был предпоследним в составе. Перрон был почти не виден во мраке, лишь где-то далеко впереди светили два фонаря.
- Ну я же и так всё вам рассказал, - с последней надеждой обратился Ахмед к чеченцам.- Поезд сейчас уедет. Всего несколько минут осталось. Мне в Москву очень надо. Пожалуйста, не…
- Заткнись и иди вперёд, - перебил рослый “гвардеец”, пинавший его особенно сильно, - Тут недалеко. В комендатуре разберутся, кто тебя тут грабил, - для большей убедительности чеченец передёрнул затвор своего автомата.
Поняв, что спорить дальше смертельно опасно, Ахмед повернулся и молча пошёл в темноту. “Гвардейцы” топали в трёх шагах сзади. Ахмед дошёл до конца состава и по указанию конвоиров свернул направо, перешёл рельсы и устремился к видневшимся невдалеке мрачным и длинным одноэтажным зданиям, очевидно, станционным складам.
В это время откуда-то издалека, со стороны головы состава раздался резкий и жуткий человеческий крик. Вопль звучал непрерывно и перешёл в надрывный непрекращающийся рёв:
- У-у-ууууууу-Ааааааа-У-у-ууууууу!!!!!
Такого страшного звука Ахмеду не приходилось слышать ни разу в жизни. Он с ужасом подумал, что надо было сделать с человеком, чтобы он так взревел по-звериному. От всевозможных страшных догадок у Ахмеда захолонуло сердце. Он остановился и был не в состоянии сделать ни шагу.
Чеченцы также остановились и оглянулись. Они переговаривались между собой и, радостно улыбаясь, с явным удовольствием вслушивались этот нечеловеческий вой, который всё звучал и звучал, не переставая до тех пор, пока его не стал заглушать звук тронувшегося поезда.
- Пошёл дальше, - приказал, наконец, один из “гвардейцев”.- Если попробуешь бежать – с тобой так же будет.
Ничего не видя перед собой и не различая дороги, Ахмед продолжал идти вперёд. Он наступал в лужи, промочил ноги, прошёл вдоль складов и, следуя указаниям конвоиров, свернул во двор. Ветер продувал мокрую одежду Ахмеда. Его била дрожь. Он больше не думал ни о чём и ждал только автоматной очереди в спину. Нет здесь никакой комендатуры. Его привели в эти мрачные привокзальные дворы только затем, чтобы спокойно пристрелить.
Говорят, что перед смертью в сознании человека быстро проносится вся его жизнь. Он вспоминает своих родных, близких, друзей. Но Ахмед ни о чём не думал. Не чувствуя под собой ног, он шагал и шагал вперёд, тупо ожидая смерти. Мозг его заволокло пеленой, и он был не в состоянии родить ни одной мысли.
Чеченцы шли в трёх шагах сзади и негромко разговаривали по-чеченски. Чаще всего слышался голос рослого парня. Очевидно, он что-то рассказывал своим товарищам, и время от времени все трое начинали громко гоготать.
- Стой. Пришли,- Ахмед услышал вдруг за спиной голос Исрапилова.- Это – городская комендатура.
Дагестанец поднял глаза и увидел, что стоит напротив кирпичного двухэтажного здания. Не дожидаясь команды, он поднялся на крыльцо, открыл дверь и вошёл внутрь. Рослый чеченец провёл его по грязному заплёванному коридору мимо двух дремавших у входа хмурых типов с автоматами и, поднявшись на второй этаж, остановил перед какой-то дверью.
Велев Ахмеду подождать, “гвардеец” вошёл в комнату, потом высунулся наружу, приказал ему входить, однако сам выскользнул обратно в коридор. Дагестанец оказался в небольшой и плохо освещённой единственной горевшей под потолком лампочкой комнате с грязным исцарапанным линолеумом и обшарпанными обоями на стенах. Напротив него за столом сидел щуплый рыжеволосый человек в камуфляже и накинутой на плечи советской офицерской шинели без погон и петлиц с зелёной нашивкой, изображающей ичкерийский флаг, на левом предплечье. На стене, за спиной человека, висел большой флаг “свободной Ичкерии” с чёрным волком в левом верхнем углу зелёного полотнища. На столе также стоял небольшой зелёный флажок.
- Я – комендант Гудермеса Ширвани Загуев, - представился рыжий.- А ты кто? Покажи документы.
- Сулейманов Ахмед Гадисович, - ответил вошедший. – Я сотрудник НИИ из Махачкалы. Ехал на поезде в Москву в командировку по работе. Вот мой паспорт, - он порылся в кармане рубашки и вытащил документ, дико радуясь, что он не оставил его в отнятой дублёнке.
Комендант внимательно изучил паспорт.
- Даргинец, значит, по нации? – спросил он.
- Да.
- Чистый?
- Нет, мать – лачка.
- С какого района?
- Я сам с Левашинского. Отец мой оттуда же. А мать из-под Кумуха.
- Ну и чё стало?
- Я ехал в поезде с моим другом. На станции нас ограбили и…
- От тебя воняет как от осла, - поморщился комендант и сделал брезгливую гримасу. – Ты что, в моче искупался? Иди, умойся сначала и сними свой вонючий свитер. Иди. Туалет направо по коридору. Поговорим, когда вернёшься, - сказал он протянул паспорт обратно.
Ахмед поспешно вышел и, найдя туалет, долго тёр мылом лицо и голову. Тщательно умывшись и вымыв руки до локтей, он стащил с себя свитер, снял рубашку и майку и старательно обмыло тело тёплой водой до пояса. Вернувшись, он застал в комнате уже знакомого Мавсара Исрапилова, который оживлённо что-то рассказывал Загуеву. Оба громко смеялись.
- Ну что, вымылся? – спросил рыжий. – Мавсар сказал, что нашёл тебя в поезде обоссанного и в крови. Ты говоришь, что тебя якобы ограбили здесь, в Гудермесе.
- Да, избили и ограбили. Можно, я сяду, - робко попросил Ахмед, чувствуя, что после всех пережитых потрясений ноги его совершенно не держат.
- Садись, но если от стула потом будет вонять, то я из тебя шашлык сделаю из живого.
Ахмед присел на краешек и, запинаясь и шмыгая носом, рассказал историю ограбления. Рыжий переглядывался с “гвардейцем”, оба нагло ухмылялись, то и дело перебивали научного работника, вставляя издевательские замечания типа: “Да ты чё!” и “Да ну, на х…!”
- А чем ты можешь доказать, что тебя в натуре ограбили? – спросил Загуев.- Может, ты просто набухался со своим русским кентом, потом вы помахались, а в это время ваши вещи своровали другие пассажиры?
- Я не пьян, - проговорил дагестанец. Последние остатки алкоголя давно выветрились из него, - Хотите, дыхну?
-Убери отсюда свой вонючий рот, или я сам тебе в него нассу, - раздражённо крикнул комендант.- Кто тебя ограбил?
- Два человека с пистолетами. Один молодой и высокий, другой… - Ахмед осёкся, вспомнив, что Исрапилов прекрасно знает второго бандита и теперь смотрит на него в упор с наглой ухмылкой.- Другого не помню.
- А ты за слова отвечаешь, что у них были настоящие пистолеты? – продолжал допрос комендант. – Может, это были просто пугачи?
Ахмеда охватило ощущение полной беспомощности. Он даже не знал, что следует отвечать.
- Даже не знаешь, что у них было, а ещё врёшь. Почему же ты им не сопротивлялся? Как баран отдал вещи и стоял и смотрел, как тебя били. Ты что, не мужчина?
- Я…я мужчина.
- Не похоже. Настоящие мужчины так себя не ведут. Стоял там, молчал как баран, а теперь жаловаться сюда пришёл?
- Я не сам. Мне сказали, - не помня себя, бормотал Ахмед.
- Ты говоришь, что люди, ограбившие тебя, из Гудермеса? Ты что, хочешь сказать, что чеченцы на такое способны: избить, ограбить и поиздеваться над безоружными людьми? Ни один чеченец такого не сделает. Как ты смеешь клеветать на нашу нацию? Ты знаешь, что я сейчас с тобой за это сделаю? – повысив тон, грозно изрёк Загуев, явно любуясь испугом собеседника.
- Я…я не знаю, кто эти люди, - выдавил из себя Ахмед.
- Если не знаешь, то зачем говоришь, - вмешался в разговор Исрапилов и они громко захохотали вместе с рыжим.- Тебя ограбили русские военные, ехавшие в этом поезде. Они постоянно так делают, когда через Чечню проезжают, чтобы оклеветать чеченцев, выставить их бандитами и свалить на нас все свои кровавые преступления.
- Да, это русские. Им это выгодно, - поддержал комендант.- Они постоянно про нас врут, делают всё, чтобы облить грязью свободную Ичкерию. Они не могут ничего с нами сделать, поэтому бесятся от злости и всегда придумывают подлости. Теперь русские хотят стравить наши братские народы, посеять на Кавказе братоубийственную войну. А ты своим враньём им в этом помогаешь.
- Нет, это не русские. Я точно видел. И потом: если бы это были русские, то они не стали бы грабить своего. А они проломили ему голову рукояткой пистолета.
- Они не щадят никого и сделали так специально. Ты вообще рот закрой. Если ты не можешь отличить пистолет от пугача, то куда тебе отличить чеченца от русского.
Ахмед хотел ответить, что Загуев поминутно противоречит сам себе, но промолчал и только испуганно хлопал глазами.
Внезапно на столе зазвонил телефон. Комендант взял трубку. Он долго о чём-то разговаривал на своём языке, потом вскочил, от чего-то придя в ярость, и принялся громко кричать в телефон, перемежая свою речь русскими матерными ругательствами. Мавсар тоже встал и начал взволнованно что-то выкрикивать. Со злостью бросив трубку, Загуев о чём-то раздражённо спрашивал Исрапилова. Тот оправдывался, пожимал плечами, показывал рукой на Ахмеда и, наконец, вышел из комнаты. Рыжий закурил и прошёлся вдоль стола.
- Мне позвонили с вокзала и сказали, что тяжело ранен простой чеченец. Это Руслан. Я знаю его с детства. Он мирный человек, никому не делал зла. Его нашли лежащим прямо у вагона твоего поезда. Это сделал кто-то из пассажиров, так как на станции никого обнаружить не удалось. Наверное, это были как раз те, кто ограбил и тебя. И теперь ты будешь ещё говорить, что это были не русские? Да разве чеченец может ранить другого чеченца? – пафосно воскликнул Загуев.
Ахмед вспомнил жуткий ночной крик. Неужели этот рыжий “иезуит”- комендант говорил правду? Или это новая ловушка?
- Когда меня вели сюда, то я слышал крик. Ваши “гвардейцы” тоже его слышали.
- Да, Мавсар рассказывал. Но он подумал, что это кричит кто-то с вашего поез…- Загуев резко замолчал, вспомнив, что играет роль образчика чеченского правосудия. – Теперь ты понял, кто тебя ограбил? – резко меняя тон, продолжил он.- Ты убедился, что это были русские?
В это время дверь распахнулась, и Мавсар ввёл в комнату человека. Впрочем, человеком его можно было назвать с большой натяжкой. Это был ходячий кусок кровавого мяса. Лицо представляло собой котлету, глаза совершенно заплыли. Вместо губ вздулись два кровавых пузыря. Волосы свалялись в кровавый колтун. Руки беспомощно висели, точно плети. С кистей рук капала кровь, так как ногти на пальцах были сорваны. Одежда была сплошь изорвана и залита кровью. Было впечатление, что у человека нет ни одной целой кости. Он напоминал оплывшую и бесформенную свечу. Человек теперь стоял безмолвно и не шевелясь. Ноги в коленях слегка полдрагивали.
Загуев и Исрапилов перебросились несколькими фразами. Потом комендант произнёс по-русски, очевидно, специально для Ахмеда:
- Хорошо. Пусть совершиться справедливость, и возмездие настигнет подлого врага. Его вина доказана полностью. Увезти его за город и расстрелять. О приведении приговора в исполнение доложишь мне лично.
Мавсар, на сказав ни слова, вывел окровавленного безвестного мученика из комнаты и плотно закрыл дверь.
- Ты знаешь, кто это? – выдержав паузу, спросил Загуев.- Это – русский шпион. Много вреда он причинил моей родине. Он долго всё отрицал. Но мы полностью доказали его вину. Тогда он признался во всём добровольно, - рыжий сделал ударение на слово “добровольно”.- Так будет со всеми врагами свободной Ичкерии. Ты всё понял?
Он выдохнул сигаретный дым в лицо Ахмеду, хладнокровно потушил окурок об его лоб и бросил в пепельницу. Потом наклонился к нему, оскалил коричневые гнилые зубы и выразительно посмотрел своими рыжеватыми глазами.
Загуев отошёл, любуясь произведённым эффектом, сел за стол, достал лист бумаги и ручку и принялся что-то сосредоточенно писать. Он поминутно останавливался, морщил лоб, шевелил губами, смотрел в потолок, грыз колпачок ручки и сплёвывал на пол. Наконец, комендант закончил и протянул исписанный мелкими корявыми буквами лист Ахмеду. Из текста бумаги со многими орфографическими и пунктуационными ошибками следовало, что он – Сулейманов Ахмед Гадисович – будучи пассажиром скорого поезда “Махачкала - Москва”, был ограблен и избит двумя русскими офицерами, которые, пытаясь выдать себя за чеченцев, нарочно произнесли несколько ломаных чеченских фраз и приклеили фальшивые чёрные бороды. Далее в тексте говорилось, что он, не желая быть участником гнусной провокации русской военщины, добровольно явился в комендатуру Гудермеса, чтобы рассказать обо всём чеченским властям и сорвать, тем самым, подлые замыслы России стравить братские народы Чечни и Дагестана. Место для подписи оставалось чистым.
- Подписывай, - нетерпеливо произнёс Загуев.
Ахмед тупо смотрел на лист. В горле пересохло. Он уже почти не верил, что выберется отсюда живым, а тут вдруг ему предоставляется такой шанс. Рассудок советовал немедленно подписать то, что требует чеченец, и тогда, быть может, его отпустят. Но совесть и остатки чувства собственного достоинства воспротивились. Он собрал всё своё мужество и едва слышно ответил:
- Я не могу подписать бумагу.
- Что? Не понял? – последовал грозный окрик.
- Я не могу подписать. Я не верю, что это были русские.
Загуев бешено вскочил на ноги и вышел из-за стола.
- Не веришь?! Тебе мало представленных мной доказательств? Или ты боишься русских?
Он стал напротив Ахмеда и с бешенством смотрел на него в упор.
- Чего ты боишься? Русские бессильны. Чечня показала всем: тот, кто хочет свободы, всегда способен её взять с оружием в руках. Почему вы – дагестанцы – терпите русских? Гоните их со своей земли, как мы прогнали. Почему на всём Кавказе одна Чечня не признаёт их власти? Потому что мы – мужчины, а среди остальных мужчин мало. Вы опозорили свои народы. Вы забыли веру и обычаи предков. Мы триста лет воевали с Руснёй. И мы победили. Что могут теперь русские? Ничего не могут. Год назад они свою страну “за так” отдали. Крым отдали, Украину отдали, Прибалтику отдали, всё отдали. Их теперь везде режут как баранов. Потому что они в натуре бараны. Воевать не могут, торговать не могут, воровать тоже не могут. Они давно выродились. Спасибо их Ленину и другим. Они сами себя сожрали. Мы – волки. А волка приручить нельзя. Даже если волчонка возьмёт человек и будет его кормить, то когда он вырастит - загрызёт человека и убежит в горы. Так и мы. Волк всегда рвёт шакалов и режет баранов. Мы одни сражались за весь Кавказа, тогда как другие народы трусливо продались русским. Поэтому, наш герб – одинокий волк, - и Загуев ткнул в сторону флага с изображением лесного хищника.- Скоро мы пойдём в Дагестан, Ингушетию, Кабарду, понесём туда зелёное знамя пророка и поднимем весь Кавказ против России. Не будет никому покоя, пока хоть один русский топчет нашу землю! Мы зальём кровью Русню. Нохчи везде. Если мы захотим, то вырежем всю Москву. Сейчас оттуда идут деньги на нашу армию. Волчья стая выходит на охоту. И тогда волки порвут свиней.
Ахмед безмолвствовал.
- Ты всё понял? – глаза чеченца метали искры, лицо покраснело, губы подрагивали, в уголках рта выступила слюна.- Последний раз говорю по-хорошему: подпиши. А если не подпишешь, я такое с тобой сделаю, что тебе в кошмарном сне не снилось. Я лично отрежу тебе уши! И ты сожрёшь их здесь. Только попробуй не сожрать! Потом яйца тебе отрежу. И ты тоже их жрать будешь! Ты на коленях будешь ползать и умолять меня, чтобы тебя поскорее убили. Но я буду убивать медленно. Я увезу тебя в селение и сгною в яме. Твоей кровью покрашу крышу своего дома. А когда ты сдохнешь, я твоё гнилое мясо и кости отдам собакам.
Дрожащей рукой Ахмед взял ручку. Стержень скользил и царапал бумагу, пока он, не помня, себя выводил подпись. Загуев вырвал лист и убрал его в ящик стола. Злоба его угасла, осталось одно только самодовольное торжество.
- Возвращайся в Махачкалу. Если тебя будут спрашивать, говори, как я сказал. У нас есть большие связи в Москве. Твоё добровольное признание напечатают в газетах наши друзья. И все люди узнают правду про кровавые преступления русских.
Чеченец порылся в бумагах на столе.
- Утром пойдёт поезд “Гудермес - Махачкала”. Езжай на нём. Деньги остались?
- Нет.
- Тогда подожди, - комендант написал что-то на листке и передал его Ахмеду. – Это справка из комендатуры. Покажешь проводнику, он пустит тебя бесплатно. Убирайся. И помни, что я сказал. У нас везде есть люди. Я тебя всегда найду, если ты попробуешь нас обмануть.
Ахмед не помнил, как он вышел в коридор, как миновал охрану и покинул мрачное здание комендатуры. Очнулся он только через пару часов на вокзале оттого, что какие-то совсем молодые сопляки, схватив за ворот, трясли его и требовали денег. Ахмед показал данную Загуевым бумажку, и те, нехотя, отвязались.
На рассвете подкатил поезд, в котором во всех вагонах были выбиты стёкла и переломаны почти все деревянные сидения. Через несколько часов Ахмед был в Махачкале и, не помня себя от радости, почти бегом спешил к своему дому. Он жадно вглядывался в давно знакомые улицы, деревья и лица прохожих. Его не покидало ощущение, что он заново родился. В этот же день он слёг в жару. Сказалась ночь, проведённая на холоде в одном свитере. Врач констатировал сотрясение мозга от удара и двустороннее воспаление лёгких. Только через месяц Ахмед кое-как оклемался, но от нервного потрясения не мог отойти ещё очень долго.
* * *
Лейтенант Алексей Скворцов не знал, что случилось с Ахмедом. Вероятно, он вообще этого никогда не узнал. Выйдя из вагона, он постоял немного рядом с выходом, выкурил сигарету и двинулся по перрону вдоль составу. На всякий случай он захватил с собой большой десантный нож, раскрыл его, засунул в узкий длинный карман на штанине и чувствовал себя теперь уверенно и спокойно. Поскольку на всей платформе работали лишь два фонаря, то всё вокруг было погружено во мрак. Лейтенант был защитном бушлате с погонами, шапке-ушанке и военных брюках, заправленных в берцы. Будучи не в силах разобрать в потёмках черты лица и офицерские звёздочки, встречные чеченцы, очевидно, принимали его за “гвардейца”. Алексей вошёл в здание вокзала, покрутился там, привлекая к себе пристальные взгляды присутствующих. Его немного смутило присутствие вооружённых людей в полувоенной или в гражданской форме. Поглядывая на их автоматы, он вспомнил о своём ноже, сиротливо лежащем в кармане, и слегка поёжился. Вокруг сновали чеченцы, таскали какие-то баулы, громко переговаривались. Иные сидели на корточках вдоль стен и, грызя семечки, таращились на невесть откуда взявшегося офицера.
Алексей услышал короткую автоматную очередь, донёсшуюся из какого-то вагона, и настороженно прислушался. Её слышали и Ахмед с Сергеем, только они, в отличие от Скворцова, различили ещё и предшествующий ей женский вопль. Чеченцы вокруг оживились, закрутили головами и стали что-то обсуждать. Но дальше ничего не последовало. Почувствовав здесь себя неуютно, лейтенант вышел из вокзала и отправился на поиски ларька. Проплутав в темноте и не встретив ничего подозрительного, свернул на прилегающую к станции улочку и сразу наткнулся на то, что искал. Витрина небольшого деревянного киоска была освещена проведённой суда лампочкой на проводе.
- Водки “Столичной” дайте, - сказал Алексей молодой девке, закутанной в платок. Её голова виднелась в окошечке.
- Четыреста рублей, - ответила девка.
- Чего так дорого-то? – проворчал он, протягивая тысячерублёвую фигуру.
- Как у всех. Сдачи нет, - продавщица поморщила лоб.- Подождите, сейчас разменяю.
Она вышла из будки, перешла улицу и постучала в окно частного дома напротив. Оттуда высунулась женская голова, послышался тихий говор и шелест денег. Девка вернулась, отсчитывая на ходу сдачу.
- Дайте мне ещё хлеба и консервов каких-нибудь.
- У нас только килька в томате, - ответила она, внимательно разглядывая военного.
- Хорошо, давайте. Как тут у вас? Спокойно? – неизвестно зачем спросил Алексей.
- Спокойно, - пожала плечами торговка.- А что?
- Да так, просто.
Алексей повернулся и, спрятав покупки в полиэтиленовый пакет, направился обратно к вокзалу. Однако он не заметил, что из ближайшей подворотни за ним уже давно наблюдают. Полный тридцатилетний мужчина хищным взглядом поедал офицера, а когда лейтенант стал уходить, он быстро выскользнул из своего укрытия и пошёл следом за ним.
Скворцов чувствовал что-то неладное. В сознании отчётливо вспыхнул “красный сигнал опасности”. И хотя он уверял себя, что всё это вздор и опасности нет никакой, ему всё же захотелось вернуться обратно в вагон. Оказалось, что, разыскивая ларёк, он вышел к станции с другой стороны и теперь стоял возле первого вагона, тогда как ему надо было в предпоследний. Решив выкурить напоследок сигарету, он стоял в глубокой тени, как вдруг заметил приближающийся к нему силуэт человека.
К нему вплотную подошёл шедший за ним чеченец. Круглые глаза из-под густых бровей смотрели нагло и вызывающе. Не говоря ни слова, человек вытащил из кармана кожаной куртки пистолет и направил его на Скворцова.
- Выворачивай карманы, - скомандовал он. – Пристрелю. Я знаю, что у тебя есть деньги. Я видел, как ты покупал еду.
Алексей оробел. Опустив руку с сигаретой, он взглянул в глаза грабителю. Вокруг никого не было. Поезд должен был отправиться через несколько минут.
- Ты чего, свинья, не понял, - повысил голос чеченец и ткнул его стволом в грудь. Алексей закусил губу и быстро соображал. Несмотря на наглый и хищный взгляд, Скворцов не почувствовал большой опасности от этого человека. Они были одни, друг против друга. Чеченец искоса посматривал по сторонам. Алексей решился: сейчас он отвлечёт притворным испугом бандита, ослабит его бдительность и, вытащив вместо денег нож, вонзит его в живот врагу, одновременно схватив и отведя в сторону руку, державшую пистолет. Собственно выбор был не велик. Алексей, нередко дравшийся в юности, не мог вот так взять и подчиниться требованию какого-то наглеца, пусть тот даже с оружием. Ударив чеченца, он решил тут же прыгнуть в поезд. Вокруг никого, сплошная темнота. Он сразу пробежит через несколько вагонов, и когда поезд тронется, будет в безопасности.
- Сейчас, сейчас. Я понял. Пожалуйста, не стреляй, - запинаясь, пробормотал он и нарочито выронил сигарету из внезапно задрожавших пальцев.
Чеченец злорадно ухмыльнулся.
- Давай всё. Потом снимай бушлат и шапку.
- Все деньги у меня тут, - пояснил Скворцов, наклоняясь и расстёгивая правый карман на брюках. Бесконечно долго его рука тянулась к ножу. Холодная рукоятка обожгла ладонь.
- Чего ты копаешься, ишак! Резко давай, - глаза бандита жадно сверкали. – Нет, никто, кроме нас, не умеет по-настоящему делать деньги. Орлы родятся только в наших горах. А у вас одни петухи и бараны, - чеченец самодовольно заржал, несколько опустил пистолет и выкатил вперёд живот. Только этого и ждал Алексей.
Лейтенант весь сжался и, вытащив нож, коротким рывком бросил своё тело вперёд. Левой рукой он схватил запястье руки с пистолетом и резко отбросил её в сторону, а правую с ножом выбросил вперёд. Алексей несколько промахнулся и, вместо живота, всадил нож по самую рукоятку чеченцу в пах.
Тот заревел так, что у офицера едва не лопнули барабанные перепонки. Он оставил нож в ране и отскочил к вагону. Выронив пистолет на асфальт, бандит схватился обеими руками за промежность и, воя по-звериному, рухнул как подкошенный. Из раны фонтаном била кровь, вокруг лежащего быстро растекалась тёмная лужа. Очевидно, Алексей задел паховую артерию. Чеченец перекатывался по асфальту и выл, не переставая. Его глаза буквально вылезали из орбит, изо рта текла слюна. Именно этот крик и услышал Ахмед. В этот момент его, избитого, вели в комендатуру. Скворцов похолодел от жути, но разом пришёл в себя и поднял пистолет. Оказалось, что он не был даже снят с предохранителя – настолько бандит был уверен в себе. Со стороны вокзала послышались крики и быстро приближающийся громкий топот.
Не теряя времени, Алексей сунул пистолет в карман, вскочил в вагон, пробежал мимо перепуганного проводника и пассажиров и остановился только тогда, когда одним духом промчался через несколько вагонов. Затем он остановился и прислушался. Поезд успел тронуться и набирал ход. К счастью, он отправился точно по расписанию. Погони не было слышно. Очевидно, чеченцы не сразу поняли, что случилось. Они не видели Алексея, а раненый, конечно, был не в том состоянии, чтобы об этом рассказать. Впрочем, чувствуя пистолет в кармане, лейтенант уже ничего и никого не боялся. Теперь он готов был к схватке с кем угодно. С удивлением, он заметил в руке даже пакет с бутылкой и консервами, который он, вытаскивая нож, поставил на асфальт, а потом, машинально подобрал.
Вытерев пот со лба, Скворцов спрятал ствол в карман бушлата и пошёл
отыскивать свой вагон. Придя в него, в глаза ему сразу бросилось дикое и затравленное выражение лиц попавшихся навстречу в тамбуре людей. Где-то за стенкой глухо рыдала женщина. Предчувствуя беду, Алексей заглянул в своё купе и застыл. На полу растеклась лужа крови, стоял крепкий запах мочи. В это время с нижней койки раздался глухой стон, и Скворцов различил в полутьме лежащего ничком Сергея. Тот приподнял голову и произнёс:
- А…живой. Нас ограбили. Из-за тебя мы не закрыли дверь, и они вошли.
Сразу поняв, что случилось, лейтенант крепко выругался.
- Ну и кретин же я. И чего вас не послушал? – слова застревали в горле, и нечего больше он выговорить не смог.
- Ахмеда высадили. Меня оставили потому, что я идти не мог. Они отняли все деньги и все вещи. Твои тоже. Нас избили пистолетами. У меня проломлена голова.
Чувствуя свою вину, Скворцов принёс горячей воды, выпросил у проводника йод и бинты, промыл раны Сергея и перевязал. Голова была рассечена в нескольких местах, но самым опасным казалась глубокая вмятина в темени.
- Ты погоди, всё нормально будет, Серёга,- бормотал лейтенант. – Я сейчас, я мигом. Вот так.
Сергей застонал, когда офицер обрабатывал йодом кровоточащие места.
- Потерпи немного. Кости целы. У меня и похуже бывало. Знаешь, мелким был – дрался часто. И в Архангельске у себя, и потом в училище. Там знаешь, какие драки бывали, - старался подбодрить его Алексей.
Закончив с перевязкой, он тщательно вымыл пол в купе. Ещё раз сокрушённо покачал головой, выслушав подробный рассказ более-менее пришедшего в себя Сергея, громко изругал себя матом и пообещал, собственноручно дотащить его в Москве до больницы и только потом отправляться по своим служебным делам в Тулу. О своей стычке с чеченцем Скворцов говорить не стал. За окнами простиралась всё та же степь. Поезд продолжал свой путь через “свободную Ичкерию”. Временами мрак озарялся пламенем костров, горевших вдоль железной дороги возле любых населённых пунктов. В их отблеске можно было различить десятки людей с баулами, тачками, прицепами и даже грузовиками. Как пояснил Сергей, эти чеченцы ждали прохода товарных составов, чтобы остановить их и выпотрошить дочиста.
В дороге выяснилось, что в Гудермесе было ограблено полпоезда. Одна женщина, бросившаяся на грабителей с ножом, была расстреляна из автомата. Двое русских молодых парней сняты с поезда под предлогом установления в комендатуре их личности и проверки на непричастность к “российским спецслужбам”. Накануне приезда в Москву, в купе зашёл как ни в чём ни бывало горбоносый парень, ехавший первоначально с ними. Его все записали было в пропавшие без вести, но оказалось, что, встретив случайно на перроне своих односельчан, которые ехали в другом вагоне, он остался у них и благополучно проехал через Чечню.
Скворцов был мрачен и задумчив. Он старательно менял повязки на голове Сергея и выходил на станциях покупать ему лекарств. Когда на вторую ночь поезд, набрав бешеную скорость, нёсся к Москве, Алексей долго сидел на койке в темноте, смотрел на мелькавшие за окном тёмные силуэты родных елей и берёз и, вспоминая произошедшее, зло матерился в полголоса. Был ноябрь 92-го года.
Санкт-Петербург,
октябрь – ноябрь 2005г.
.