1
- Алло, алло, говорите же!
Татьяна в раздражении собралась бросить молчащую трубку, но в этом момент услышала голос, который надеялась не услышать никогда:
- Тата, ты меня узнаешь?
Пересохшее горло не давало произнести ни слова.
- Тата, это же я, Андрей. Ты что, не рада меня слышать?
Странно, но издевательские нотки, явно ощутимые в телефонном голосе, пробудили в Татьяне злость, и она ответила почти спокойно:
- Зачем ты звонишь? Тебе что-то надо?
И когда он сказал, что именно ему надо, у Татьяны выпали из жизни несколько минут. Очнулась она, бессмысленно глядя на трубку, из которой уже раздавались короткие гудки.
2
Замуж Татьяна вышла довольно рано, но свадебная фата, символизирующая невинность невесты, уже была только символом, в прямом смысле. Муж (точнее, еще жених) был об этом предупрежден. Будучи старше на двенадцать лет, и будучи уже довольно известным в своей области ученым, он отреагировал на это с чисто академическим спокойствием:
- Танечка, твоя личная жизнь до меня - меня не касается. Я тоже не мальчик.
Он уже был женат, разошелся еще до знакомства с Татьяной. Там была дочка, но он отношений ни с бывшей женой, ни с дочкой не поддерживал, только ежемесячно передавал денежную сумму, многократно превышающую официальные алименты. О причинах развода и вообще о прежней семье говорить не любил, да Татьяна не слишком и любопытствовала.
Сын, Кирилл, родился в первый же год совместной жизни. Сейчас ему было уже десять лет, он учился в элитном полузакрытом колледже и появлялся дома только по уик-эндам и на каникулах. Анатолий с самого рождения в нем души не чаял, а с тех пор, как стал бизнесменом от науки и владельцем приличного состояния, рассматривал Кирилла еще и как наследника и продолжателя дела.
3
- Это не Кирилл звонил?, - Анатолий вошел в комнату уже одетый.
Первая волна паники схлынула, и Татьяна довольно правдоподобно соврала:
- Нет, Катя.
Анатолий внимательно взглянул в лицо жены, явно удивленный краткостью разговора с ближайшей подругой (обычно такой разговор продолжался не менее получаса), но ничего не сказал. Он почти никогда не расспрашивал Татьяну про ее дела, довольствуясь тем, что она считала нужным рассказать сама.
- Ну, я пошел. У меня сегодня индусы, приехали закупать технологию. Вечером ужин. Приду поздно. Не хочешь составить мне компанию вечером? Ужинаем в боулинге, можно поиграть.
- Что-то нет настроения. Если это не обязательно, я лучше посижу дома.
- Не обязательно. Это не официальный прием. Ну, ладно, до вечера.
На прощанье он поцеловал Татьяну в лоб.
Окно показало ролик: Анатолий подходит к сверкающему черному джипу, водитель распахивает дверцу, Анатолий садится, водитель оббегает машину и тоже садится, легкий выхлопной дымок – и джип скрывается за рамкой кадра.
Татьяна упала в кресло.
Думать, думать…
Должен же быть выход.
4
Такой ужас она испытывала два раза в жизни.
Первый раз это был ужас перед бабушкой. Было Танечке года четыре, и, самое интересное, бабушку она не боялась совершенно. Когда бабушка заставляла Танечку делать что-то, чего ей не хотелось, она говорила:
- Бабушка, ты единственный человек, которого я не боюсь, поэтому делать не буду!
Единственный категорический запрет бабушки касался ручной швейной машинки подольского завода, которую бабушка почему-то очень любила, несмотря на наличие в доме современного пфаффовского чуда. Вероятно, именно этот загадочный запрет заставил Таньку воспользоваться временным одиночеством, вставить под чудную иглу с дыркой на кончике кукольную тряпку и начать крутить дребезжащую ручку колеса. И сначала все было хорошо, жутковатый восторг и стрекотание… потом Танька дернула тряпку, игла согнулась, ударила в нижнюю железку и сломалась. Тут ее и настиг ужас содеянного. Она поняла, что скрыть этого не удастся, жизнь закончилась, и остается только зарыться с головой под одеяло и ждать неминучей гибели. Самое смешное, что ощущение этого ужаса осталось в ней навсегда, а чем кончилось все это, и было ли наказание вообще – стерлось. Хотя, если вдуматься, ничего смешного. Повод был ничтожный, но ужас-то настоящий для мелкого человечка.
Второй раз был серьезнее, и связан он был с потерей невинности. Сам факт этой потери не произвел на нее особого впечатления. Дело происходило на вечеринке у одноклассницы (однодесятиклассницы), чьи предки в тот вечер надежно отсутствовали. Девственность никак не соответствовала жизнелюбивой атмосфере женской части класса, и Татьяна уже делала неудачную попытку с ней расстаться. А тут подвернулся какой-то приглашенный со стороны Олег, проявивший достаточную настойчивость. Он затащил Татьяну в спальню, запер дверь, частично раздел Татьяну и, также частично раздевшись сам, совершил над ней хирургическую операцию, в результате которой, уже выпроводив полупьяных гостей, Татьяна с хозяйкой квартиры, матерясь, ликвидировали в ванной простынные (пространные) доказательства приобщения Таньки к лучшей (и большей) части женского коллектива.
Ужас был не в этом. Татьяна никаких сильных эмоций не испытала, приглашенного Олега забыла сразу и никогда его больше не видела, он тоже, видимо, не искал встречи. Ужас был в исчезновении маленьких ежемесячных неприятностей, которых Татьяна ждала как божьей милости. Вот тут уж жизнь рушилась самым серьезным образом. О том, чтобы рожать, не могло быть и речи, а о прекращении беременности, несмотря на всю свою эмансипированность, Татьяна мало что представляла практически – куда идти, сколько это стоит и прочее. Подруги тоже вряд ли могли подсказать что либо путное, не говоря о том, что открыться хоть одной из них было равнозначно публичному покаянию.
Две недели Татьяна была на грани, и по ночам представляла себя с перерезанными венами, или лежащей на тротуаре после прыжка с седьмого этажа. В конце концов, Татьяна собрала остатки рассудка и воли, и решилась на визит к гинекологу. По дороге в поликлинику она вдруг обратила внимание на старенькую деревянную церковь, мимо которой проходила сотни раз, и которая сейчас заставила замедлить шаг. После некоторого колебания Татьяна свернула с тротуара и робко подошла к двери, потянула за медную ручку и вошла. Никакой службы не было. В церкви стоял полумрак, и Татьяне сначала показалось, что никого нет, но, когда глаза привыкли к неяркому свечному освещению, она разглядела несколько старух, стоявших в сторонке. Татьяна подошла к ним и робко спросила, куда поставить свечку. Одна из старух сурово посмотрела на нее:
- Куда, простоволосая, зашла? Храм ведь. На-ка вот, накинь, - и подала ей сатиновый платок. – Иди, вон, купи свечку… А тебе за здравие? За упокой?
- Мне… нет, не за упокой, я не знаю…
- Может, за избавление от болезни?
- Да, да, - обрадовалась Татьяна, - за выздоровление.
- НУ, тогда лучше всего, поставь святому Пантелеймону, да помолись ему. Да свечку-то не зажигай, к вечерне зажгут.
Татьяна подошла к указанной иконе, всмотрелась в плохо различимые черты сурового старца. "Помолись… а как молиться? Откуда мне знать?". Татьяна стояла перед иконой, и в голове звенели глупые, немолитвенные слова: "Господи, сделай, пожалуйста, так, чтобы ничего не было… чтобы было все, как раньше… я больше никогда не буду… мне это не нужно, Господи!"
Татьяна отдала старухе платок, вышла на яркий уличный свет и поплелась на Голгофу. Уже подходя к поликлинике, почувствовала в низу живота что-то горячее и тут же ощутила влажность колготок. Такой эйфории она в жизни больше никогда не ощущала.
5
И вот сейчас Татьяна опять находилась на краю пропасти, в которую могла рухнуть вся ее благополучная и, можно сказать – да, можно! – счастливая жизнь. И вряд ли помогут испытанные способы – зарыться с головой или помолиться. Конечно, молитва никогда не будет лишней, но о чем просить? Чтобы Андрей напился и попал под электричку? Чтобы его с перепою хватил кондратий? Об этом Бога как-то неловко просить, скорее уж дьявола. Да и вряд ли такая сволочь сгинет легко, это хорошие люди помирают…
Постепенно, из глубины подсознания выплывала мысль, которую Татьяна упорно отпихивала, заталкивала обратно – но которая все же оформилась в слова:
если к кому обращаться за помощью, если кто и поможет, то это Виталий.
Виталий Байгузин.
6
Это имя она услышала раньше, чем увидела его носителя. Татьяна тогда, в девятом классе, перешла в другую, элитную школу. Ее бы никогда туда не взяли: училась она средненько, такими же были и материальные возможности родителей. Но состоялся переезд, вызванный объединением со стареющей бабушкой, а эта школа относилась к их новому микрорайону.
Татьяна попала в новый мир. Прежние одноклассники и одноклассницы были известны с сопливых времен и мало интересны. Новые подруги были поголовно звездами: и по обеспеченности, и, главное, по самоощущению. При этом не заносились, и Татьяну охотно приняли в свой круг. Мальчики были почему-то попроще, вне школы девушки общались только с некоторыми, и компанию разбавляли пришлыми, интересными парнями из других школ. Таким пришлым и был Байгузин.
Нравы в классе были свободными, часто собирались на вечеринки с выпивкой, курили, танцевали. Большинство считало, что с невинностью надо расстаться как можно раньше, что и реализовывали на деле. По крайней мере, по их словам. Хотя можно было с уверенностью сказать, что, по крайней мере, половина одноклассниц уже вошли во вкус половой жизни.
Грехопадение с Олегом и было результатом Татьяниного конформизма, а предшествующая ему (грехопадению) неудачная попытка как раз была связана с Виталием.
За этим именем тянулся какой-то смутный, тревожащий след. Девчонки говорили о нем, непроизвольно понижая голос. Никто о нем определенного ничего не знал, но каждая считала, что он уже переспал со всеми остальными одноклассницами. Самым будоражащим была неизвестность – насколько это соответствовало истине.
Виталий действительно был красив, дополнительное обаяние придавала ему чуть заметная раскосость – примесь татарской крови. Но обаяние было как бы со знаком минус – явное самомнение, легкая нагловатость, не переходящая в наглость. С девчонками обращался очень свободно, поочередно выбирал в подружки, публично обнимал и целовал дежурную пассию, и им это нравилось.
Татьяна увидела его на традиционной вечеринке, уже заинтригованная необычной репутацией. Но тогда Виталий не обратил на нее внимания, очередь до нее дошла уже в десятом. Татьяна к тому времени твердо решила начать взрослую жизнь, и когда Виталик пригласил ее к себе ("родителей не будет, выпьем, у меня новые диски есть"), она приглашение приняла, хотя и с дрожью в коленках.
И сначала все было, как в кино: богатая родительская квартира, мартини со льдом, релаксационная музыка, переход в комнату Виталия с заблаговременно раскрытым диваном… Татьяна, почти раздетая, лежала на диване, закрыв глаза и сладко замирая от предстоящего ужаса, но через некоторое время почувствовала, что пауза затянулась. Открытым же глазам предстала странная картина: Виталик стоял, обнаженный по пояс, но почему-то не пытался снять джинсы, и стоял в какой-то неловкой позе, красный и с вытаращенными глазами.
Тут до Татьяны дошел весь трагикомизм: Виталику уже хорошо (или плохо?), Виталику уже ничего не надо. Виталик уже, выражаясь языком бывших одноклассников, "струхнул в трусы", что он этим потрясен и испуган. И еще Татьяна с несомненной ясностью поняла, что вся донжуанская репутация Виталика дутая, что он тоже девственник, тоже решивший с ней (девственностью) сегодня расстаться, и что их отчаянная попытка закончилась неудачей.
7
Первое время после того дня Виталий избегал Тани, не появлялся на сборищах. Потом пришел, и вел себя, как ни в чем не бывало. Только Татьяна часто ловила на себе его взгляд, смысл которого был ей не ясен: то ли страх, то ли неприязнь. Прямо с ней Виталий не общался, только в общих разговорах.
Только на выпускном вечере (он ушел со своего, сбежал через окно уборной) Виталий подошел к ней, сказал, что надо поговорить, они зашли в пустующий класс, Виталий запер дверь стулом и признался в любви. Он вел себя, как ненормальный, говорил горячо и многословно, беспрерывно целовал Танино лицо и руки. Она не отталкивала его, но внутри ничего не отзывалось, она чувствовала полное равнодушие.
Их жизненные пути разошлись – они поступили в разные институты, но Виталий не оставлял ее в покое. Звонил, приглашал на свидания, они ходили в кино, на дискотеки, она принимала его ухаживания, но близости не позволяла, несмотря на все его попытки уединиться. С ним произошло что-то похожее на импринтинг – он заклинился на Татьяне. Желание секса с ней стала его идефикс. Татьяна посмеивалась в душе ("такому зануде проще отдаться, чем сопротивляться"), но не могла преодолеть себя – ей этого не было нужно, даже противно. Она понимала свою стервозность – зачем дразнить беднягу, прерви отношения… Но продолжала держать его на коротком поводке.
Виталий женился, она вышла замуж, однако, отношения не прерывались, хотя, естественно, стали менее интенсивными. Например, когда Татьяна сдавала на права, она попросила Виталия поездить с ней. Он был прекрасным водителем, но оказался никчемным учителем, так как все время норовил погладить ее руку или ногу под предлогом педагогического приема.
Татьяна частенько прибегала к его помощи в мелких бытовых проблемах, и он никогда не отказывал, не ссылался на занятость, деловую или семейную.
И вот теперь она хотела его помощи в немелкой проблеме.
Больше ей обратиться было не к кому.
8
Они встретились в бистро на улице Ленина. В городе не переименовали ни одну улицу, и Татьяна считала это правильным, однако сочетание слов "Ленин" и "бистро" было явным анахронизмом. Она пришла раньше назначенного срока и заказала кофе с мороженым для себя и Виталия. Он вошел минута в минуту (его пунктуальность тоже вызывала в Татьяне глухое раздражение), чмокнул ее в щечку, сел напротив и внимательно посмотрел в лицо:
- Похоже, что-то серьезное? У тебя по телефону даже голос перехватывало… Или показалось?
- Нет, не показалось, Виталь…Я не знаю, чем ты можешь мне помочь. Но я одна сойду с ума. Я должна хоть с кем-то посоветоваться. Кроме тебя не с кем.
- О! Я дождался признания.
- Не шути. Помоги… я готова на все…,
Татьяна запнулась. Очень это уж походило на сделку – помоги, и я твоя. Я тебе дам. Я тебе дам, несмотря…
Виталий, кажется, так и воспринял. По его лицу пробежала странная улыбка, но он тут же посерьезнел, отпил кофе и коротко сказал:
- Рассказывай.
- Даже не знаю, с чего начать… Короче, сегодня позвонил Суслик… ну, Суслов… помнишь его?
- Андрей? Что значит – помнишь? Такого мерзавчика забудешь разве? Только давно не видел его. Говорят, спился совсем.
- Ну, похоже, не совсем. Судя по звонку.
- И что хотел? От тебя.
- В том-то и дело. Денег хотел.
- Ты что, должна ему?
Татьяна зажмурилась и с головой прыгнула в ледяную воду:
- Виталь, он отец моего Кирилла.
Со страхом открыла глаза. Виталий смотрел на нее с таким видом, будто видел ее впервые.
9
Это было тайным ужасом всей ее благополучной жизни.
Единственное, что поддерживало ее, давало надежду, что об этом никто не узнает, была твердая уверенность: об это знала только она сама.
С Андреем Татьяна познакомилась еще до замужества. У нее сложился определенный круг общения, несколько подруг, некоторые с мужьями, встречались по вечерам у кого-то из них, Виталий тоже был вхож. Появлялись и случайные люди, некоторые задерживались, кто надолго, кто исчезал быстро. Так, уж не помнится, кто привел, появился и Андрей. Виталий сразу невзлюбил его, может, потому, что чем-то были они схожи. Не внешне, хотя Андрей тоже нравился женщинам. Нагловат, циничен. Виталий считал, что Суслик подловатый тип, продаст, не моргнув глазом. Просто случая не представилось. Татьяна смеялась: "Значит, он порядочный человек, раз не делает подлостей без необходимости". Но неприязнь Виталия только возрастала, и на одной из вечеринок он придрался к какой-то шутке Андрея (Татьяне помнилось, что и шутка-то была безобидная), и их еле растащили..
Вскоре Татьяна вышла за Анатолия, но круг общения сохранился. Даже чаще стали общаться, встречаясь теперь и у Татьяны дома. Муж редко составлял компанию, и, если присутствовал дома, то предпочитал отсиживаться в кабинете, но никогда не проявлял недовольства. Времени у Татьяны свободного всегда было в избытке: Анатолий устроил ее редактором в местное издательство, которым руководил его приятель, она могла работать дома, да и вообще, загружена была не сильно.
Андрей появлялся в ее доме наравне со всеми, флиртовал с ней так же, как и с другими дамами, в присутствии мужей, и Татьяне в голову не приходила возможность того, что произошло в один из таких вечеров.
Тогда разошлись необычно рано – кто-то торопился, остальные за компанию. Муж был в отъезде. Андрей уже тогда неумеренно выпивал, и, когда уходили последние гости, задержался в уборной, приводил себя в порядок, наверно. Татьяна была уверена, что все ушли, разобрала постель, разделась, взяла пижаму и направилась в ванную. Тут обнаружилось, что дверь не открывается. Татьяна не удивилась. Замок частенько заедало, все забывалось вызвать слесаря. Она подергала ручку, дверь отворилась, и на пороге возник Андрей. Татьяна с визгом отскочила вглубь комнат. Андрей, улыбаясь, последовал за ней. Он был пьяноват, но на ногах держался твердо.
- Танечка, не пугайся. Я же не маньяк. Просто хотелось остаться с тобой. Наедине. А ты уже и разделась.
Татьяна отступала, прикрываясь пижамой, но первый испуг уже прошел. Она тоже выпила, и легкий туман еще окутывал голову, мысли были нечеткими, но неожиданно приятными:
"Действительно, не маньяк. А жаль. Такой красавец, и не маньяк". Ей вдруг стало смешно, и она не смогла удержаться от улыбки.
- Вот и умничка, - Андрей скинул пиджак и шагнул ближе.
Татьяна уронила пижаму.
10
Татьяна промокнула платочком глаза.
- А ты уверена в том, что не муж? Как ты можешь знать наверняка?
- Ну, знаешь, женщину в таких вещах подозревать… Я же не шлюха какая-нибудь, которая по десяток мужиков в день пропускает. Да и Анатолий не сексуальный маньяк, мы с ним и в медовый месяц не каждый день… Нет, это точно. Ну, и сходство.
- А муж не видит, что Кирилл не похож на него?
- Э, дети часто не слишком похожи на родителей. А Андрея он и видел-то пару раз. Нет, Анатолий ничего не подозревает.
- А Андрей знал?
- Конечно, нет! Я с тех пор его практически не видела, тот раз был единственным. Слышала, что пьет, почти бомжует. Я, когда поняла, что залетела от него, хотела сделать аборт. Муж, конечно, не позволил бы, но скрыть ничего не стоило, мало ли женских болячек. Когда гинеколог сказал, что после аборта у меня детей не будет, вот это был ужас. Пришлось рожать.
- А откуда Андрей узнал?..
- Я забирала Кирилла на выходные из школы, и Андрей нас случайно увидел. Говорит, как только взглянул на Кирилла, так сразу и понял. Говорит, нашел дома свое фото в возрасте Кирилла, примерно. Говорит, что если это фото показать мужу, то ничего уже объяснять не придется. Скорее всего, так оно и есть.
Виталий затряс головой, как бы желая вытряхнуть все слышанное:
- Бред какой-то! Танька! Как ты могла? С этим ничтожеством!
Татьяна молча плакала, стараясь не привлечь внимания окружающих.
- Ну, ладно. Так, значит, он хочет денег? Много? Мне кажется, при вашем состоянии это не проблема?
У Татьяны высохли слезы:
- При "нашем состоянии"? При моем? Каком моем "состоянии"? Деньги есть у мужа. Он мне ни в чем не отказывает, но я же должна объяснить, на что! Такую сумму!
- Какую, в конце концов?
- Сто тысяч.
- Зеленых?!
- Конечно, зеленых, не рублей же.
- Да… однако!
- Но ведь, самое главное, где гарантия, что он отстанет? Будет тянуть и дальше.
- Это бесспорно. Подлец был, подлец и остался.
Виталий встал.
- Ладно, дай подумать. Он ждет ответа? Когда? Как?
- Сказал, что завтра позвонит. Утром. Если я ничего внятного не скажу, вечером у мужа будет фото с комментариями.
- Тань, а что будет, если муж и вправду узнает?
Татьяна почувствовала, что сейчас хлопнется в обморок. Виталий испугался, схватил ее за руки:
- Ну, ну, еще ничего не случилось… успокойся.
- Виталь, если это случится, моя жизнь кончена. Анатолий не простит. Я потеряю сына, мужа и все… остальное.
11
Виталий позвонил поздно вечером:
- Татьяна, выйди, прогуляемся.
- Заходи, мужа нет, будет поздно.
- Не хочется. Выходи, пройдемся лучше.
Ветер был прохладным, и Виталий поднял воротник плаща:
- Закутайся тоже, простынешь.
- Ну, что, ты что-нибудь придумал?
Виталий взял ее под руку и зашагал в сторону реки.
- Ты знаешь, я решил посмотреть на Суслика, подумал, что легче будет его понять, правда ли, что решится. Может, пугает просто, может, не окончательный подлец. Разыскал адрес. Практически, бомж. Живет в комнате, в коммуналке. Знаешь район цыганского подворья? Вот там. Трущобы почти. Я заходить не стал, дождался, пока выйдет. Тань, я даже подходить не стал. Это уже не человек. И он не отступится.
Татьяна заплакала:
- Что же делать?
Виталий остановился:
- Завтра, когда он позвонит, скажешь, что принесешь деньги. Скажешь, что сумела собрать только половину, вторую через два дня. Назначишь встречу. Знаешь висячий мостик в парке Розы Люксембург? В десять вечера, в это время темно почти.
- И что?
- И все. Я сам с ним встречусь.
12
Весь следующий день Татьяна не находила себе места. К счастью, Анатолий утром неожиданно улетел на два дня в Москву, и Татьяне не пришлось притворяться, скрывать свое состояние.
Виталий позвонил в двенадцатом часу ночи:
- Выйди, я внизу.
Татьяна даже не стала приглашать его, накинула пальто и выбежала на улицу. Виталий курил, что делал редко – явно нервничал.
- Ну, ты был? Видел его? – Татьяна не могла сдержать нетерпения.
- Был. Видел, - односложно ответил Виталий и замолк.
- ?!!!
- Он меня не видел.
- Так ты не говорил с ним? Значит…
- Татьяна, послушай… он лежит там, внизу.
Татьяну охватило чувство нереальности происходящего.
- Как внизу? Что это значит? Там метров пятьдесят!
- Думаю, не меньше. И надеюсь, что этого достаточно.
Татьяна почувствовала, что ее сейчас вырвет, и шагнула в сторону. Виталий молча курил, не делая попыток поддержать ее.
Справившись со спазмами, Татьяна повернулась к Виталию:
- Ты столкнул?… Ты… убил его?
- Одной гнидой меньше. Да он уж и не жилец был. И сам маялся, и людям жить не давал… тебе, например.
- Это ужас!
Виталий щелчком отбросил сигаретный окурок.
- Ужас, Танечка, не в этом. Ужас, Танечка, в том, что у него в кармане лежат две фотографии – твоего Кирилла и его собственная, в возрасте Кирилла. И кассета. С записью ваших телефонных разговоров.
13
Татьяна непонимающе смотрела на Виталия:
- Откуда? Как? Откуда ты знаешь?
- Я сам их положил.
Это было невозможно. Надо было что-то спросить, тогда все разъяснится, встанет на свои места. Но Татьяна не знала, что спрашивать, мысли путались, язык стал толстым и шершавым.
- Андрей сказал тебе, что увидел вас с Кириллом у школы, и все понял. Так вот. Это я вас увидел, случайно. Это я все понял. Я ведь знал, что вы с Андреем трахались. Он сам мне тогда рассказал. Да, да! А ты что думала? Что он джентльмен? Ха-ха. Он и вообще любил похвалиться своими успехами у баб, а тут, вдобавок… он же прекрасно знал, как я к тебе отношусь. Он мне рассказывал, а на харе было написано: "а тебе не обломится". Я его уже тогда готов был…
У Виталия перехватило горло, он снова достал сигарету, прикурил и продолжил:
- Значит, увидел вас, все понял, и меня как ударило – вот теперь я могу рассчитаться. И с ним, и с тобой.
- Со мной? За что – со мной?
- За что? Да за то, что ты мне жизнь сломала! После того случая я к бабам года два подойти боялся. И все время о тебе думал. Жить без тебя не мог. Я на все был готов… а ты меня, как собачонку – то приласкаешь, то пнешь. Да ты меня всегда держала – и за душу, и за член! Я и жену ненавижу, сам не знаю, зачем женился…
Он глубоко затянулся и продолжил уже спокойно:
- Я разыскал Андрея, рассказал ему все, и предложил пошантажировать. Он уже настольно деградировал, что сразу согласился, только спросил, какой мой интерес. Я ответил, что двадцать процентов мои. Он засмеялся и сказал: "до сих пор не дала, ненавидишь ее". До этого момента я просто хотел посмотреть, как ты будешь корчиться… а тут решил, что и с этой сукой разделаюсь… хорошее дело, мне зачтется.
- Ты меня погубил…
- Зато я освободился. И от него. Но главное, от тебя. Ты меня больше не держишь. Если ты мне сейчас предложишь себя – я не возьму. Ты мне не нужна. Я тебя не люблю, и даже не ненавижу. Ты мне никто.
Виталий отвернулся и пошел прочь. Сделав несколько шагов, остановился и обернулся:
- Ты понимаешь, что завтра к вам придут за объяснениями. И будет трудно сослаться на случайное совпадение. Рассказывать про меня не советую. У тебя нет ни одного доказательства, что я к чему-либо причастен.
Помолчал, глядя на полумертвую Татьяну, и добавил:
- Я великодушен. У тебя есть альтернатива. Труп обнаружат только утром. Почти сто процентов. Место там глухое, люди не ходят, а, если кто и наткнется, вряд ли побежит в милицию ночью, кому надо мараться. Можешь сходить, пошуровать в карманах.
И уже отворачиваясь:
- Заодно попрощаешься.