Из Берна в Цюрих

Селиван Питерский
Ранее утро - самое начало седьмого. Поезд стоял у перрона. Народу в вагоне на втором этаже не много. В вагон заваливаются двое - аборигенские юноши - лет по пятнадцати. Волосы их аккуратно выкрашены, а штаны аккуратно порваны там и сям. Они громко вопят на "суржике" (местный немецкий, оставшийся с каннибалических времен). У них CD- проигрыватель, подключенный к портативным колонкам. Эта высокотехнологичная конструкция звучит зайчино-бессмысленной дробью какого-то модного ди-джея и тоже довольно громко. Перцы занимают купе. При этом, они не сидят на месте, а периодически вскакивают и начинают увлеченно подпрыгивать, нелепо растопыривая передние конечности. Очевидно, трудолюбивый ди-джей возбуждает в них бурю эмоций.

Это безобразие продожается около сорока секунд, как вдруг, из другого конца вагона поднимается благообразная старушка - божий одуванчик и угрожающе семенит прямехонько к чувакам. Происходит короткий диалог, в результате которого юношам предписано шарманку приглушить до разумного уровня громкости. Сразу после этого старушка отползает в свой угол, а возмутители спокойствия вежливо интересуются, не мешает ли старушкам сделанная потише "кислота". Старушка покровительственно машет кистями рук в ответ, другие пожлые швейцарцы также не против.

Сделав тише свою шарманку, чуваки пытаются скомпенсировать недостающий шум тем, что принимаются нескладно подпевать на жутковатой смеси суржика и английского.

В следующий момент появляется билетный контролер. Это пожилой благообразный швейцарец, седой как лунь. Проверяя билеты там и сям, он неизбежно попадает в купе к чувакам. Первым делом, он тыркает пальцами рук в музыкальную машинку и требует выключить её нафиг. Чуваки пытаются было вяло возражать, но контролера уговорить невозможно. Ди-джейские стуки стихают, но не надолго. Как только контолер исчезает, дискотека возобновляется, причем с первоначальным уровнем шума, примерно с тем, который был ещё до выступления старушки.
На этот раз из ретро-части вагона поднимается старичок с пуделем. Пуделя на разборку не берут - ему приказано "хальт" и он остается на месте. Старичок повторяет примерно ту же ботву, что и старушка, музыка слегка приглушается, но опять возникают слабо контролируемые мозгом голосовые эффекты.

Минут через пять опять возникает контролер. Он с невозмутимым видом канает прямиком на дискотеку. На этот раз, речь его дольше и прочувствованнее. Остальные старцы с интересом наблюдают за укрощением нарушителей. В какой-то момент чуваки смелеют и пытаются отвоевать у контролера часть инициативы. Они настаивают на том, что не мешают старцам и их пуделям и, в случае чего, сами договорятся со всеми в вагоне. При этом музыкальная машинка, оставленная включенной, пыхтит и стучит с прежней энергичностью. Вдруг, в поведении противоборствующих сторон что-то меняется. В речи контролера возникает заветное слово: "полицаен", - при этом он начинает сучить руками в районе рации (к слову сказать, местный контролер с ног до головы увешан различными приспособлениями, назначение которых не всегда до конца понятно). Чуваки скисают в один момент. Машинка мгновенно выключена, размонтирована и убрана в рюкзак. Контролер исчезает победоносно улыбаясь - "орднунг" (не путать с "ахтунгом") восстановлен.

На побежденных жалко смотреть: они чуть не плачут. Один из них лежит на четырех сидениях, поперек купе, другой - здесь же на полу. Вопли на "суржике" также прекратились - настроение испорчено - день не задался.

Самым интересным во всей этой истории была реакция старперов, которые ещё десять минут назад ходили по вагону с тем, чтобы усмирить хулиганов. И старичок и старушка сочли необходимым ещё раз наведаться в купе к расстроенным подросткам, чтобы утешить их. Зная немецкий, местный "суржик" понятен процентов на пятьдесят. Этого достаточно, чтобы уловить основную канву их речей:
"да не огорчайтесь, чуваки, домой вернетесь, забацаете и не такую дискотеку!"
"А девушки у вас есть?"
"А мама с папой кем вкалывают?"
"....", и далее в том же духе.

Грусные мысли одолевали меня в тот момент. Я живо представил себе безобразно грубый, или обреченно равнодушный исход, который мог бы иметь место, случись такое в российской электричке.