Вообще-то это мой дом. Он остался мне от мамы, в нем она родилась почти сто лет назад и, по-хорошему, он уже давно должен был бы пойти на дрова. Но ностальгия не только прекрасное чувство, но и хороший стимул к деятельности. Благодаря моим усилиям, дом хоть и не как новенький - но еще вполне крепкий. Он стоит на месте бывшей маленькой деревушки Корчёнки, среди остатков развалившихся соседних домов, которым повезло меньше. До ближайшего сгустка цивилизации - большого поселка Договица - километров семь. Дорога только называется таковой, как и большинство дорог моей родины. И хотя чаще мне приходится добираться до дома на машине - больше я люблю проделывать путь от Договицы пешком.
Сначала, удаляясь от поселка в сторону темнеющего вдалеке леса, наслаждаешься постепенным затуханием шума человеческой жизни. Все тише тарахтение тракторов, лай собак, крики ребятни. Все слышнее шум ветра, разговоры трав, голоса пролетающих птиц. И вот лес, встречает тебя прохладой тени, переплетением тропинок и густым грибным запахом. Дорога по нему похожа на возвращение в детство - тебя все время манит к себе что-то новое. Под деревом гриб, совершенно такой, как рисуют в детских книжках, а справа россыпь черники, мимо которой нельзя пройти, не съев несколько горстей. Во-о-он мелькнула в ветвях белка, а где-то вдалеке слышится треск сломанных веток - может быть, это идет сохатый?
Наконец лес расступается, и дорога выбегает в поле, карабкается на пригорок. Поднимаешься - и все больше и больше далей открывается тебе. Под ярко голубым небом лежат бескрайние пространства. Желтыми простынями на них - поля, засеянные пшеницей, зелеными - пастбища, на которых пасутся коровы, издали похожие на игрушечных... Душа расслабляется и молодеет от красоты мира! По-моему тот, кто не умеет любить все, что его окружает - не умеет любить вообще.
Под горку дорога бежит резво и вот уже виден поворот на Корченки, а за ним - можно увидеть и крышу моего дома. Как бьётся сердце! То ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. Ограда, заросший травой двор. Отмыкаю большой висячий замок, который висит больше для приличия - воров в этих краях нет, да и что можно украсть в одиноком доме разрушенной деревни? Внутри прохладно и сумрачно. В комнатах почти пусто - только широкие лавки у стен, большой стол, несколько табуреток. Еще есть большой буфет с застекленными дверцами. В нем стоит уцелевшая посуда - две тарелки, железная кружка, стеклянная сахарница и старинная рюмка. Она похожа на миниатюрный граненый стакан на ножке, и я очень люблю пить водку именно из нее. При этом я представляю, как из нее пил много лет назад мой прадед, который, по рассказам матери, очень уважал выпить. В доме все сохраняется удивительным образом: сколько лет он стоит, а полы скрипят не больше, чем раньше, бумага, которой оклеены стены - держится не хуже новых обоев. А не так давно я нашел в кладовой, в большом ларе деревянную кадушку с сотовым медом и несколько восковых кругов – у деда была пасека. Все это пролежало здесь десятки лет, но воск остался желтым и мягким, а мед - свежим и душистым. Наверное, таким образом, дом отвечает взаимностью на мою любовь к нему.
Пройдя по комнатам, подметаю полы, больше для того, чтобы доставить удовольствие дому, чем по необходимости. В дальней комнате, в полу под половиком - крышка, совершенно незаметная постороннему взгляду. Открываю ее специальным ключом и спускаюсь в подвал. Если в доме я старался ничего не менять, то подвал - полностью мое творение. Немало сил было потрачено на бетонирование и звукоизоляцию, но результаты все оправдали. Помещение совершенно сухое и абсолютно звукопоглощающее. В левом углу - самодельная дыба, к которой прилажена маленькая шведская лебедка. В центре, прямо под яркой лампой, - стальное полукресло - полураспятие моей собственной конструкции. Металлические ручные, ножные и шейный зажимы ласкают глаз своей незамысловатой надежностью. Кожаные ремни смотрятся просто и благородно. У правой стены - оцинкованный стол, над которым наклонена отдельная лампа с ярким рефлектором. В углу - стеклянный шкафчик с инструментами и препаратами, рядом стеллаж с более массивными приспособлениями и спецодеждой. Окинув все взглядом еще раз, радуюсь лаконичной завершенности - ничего лишнего и все необходимое.
Я сентиментальный и совсем немолодой человек - поэтому не стоит часто тревожить сердце пусть и сладкими, но сильными воспоминаниями. Все-таки иногда я позволяю себе - и сейчас, накинув старый ватник, спускаюсь в самую глубину дома, в ледник. Зажигаю тусклую лампу и вновь переживаю то, что мне так дорого. Сквозь стекло банок вновь и вновь смотрят на меня глаза Верочки; в изящном жесте замерли тонкие пальцы левой кисти Наташи; ухо Сергея, который так умел слушать, внимает тишине. Большое сердце Николая Владимировича и миниатюрная стопа Маргариты... - как все они мне дороги! Как много их было, моих любимых... Но есть еще порох в пороховницах и формалин в банках! Хе-хе-хе! Вот и юмор у меня становится какой-то стариковский, никому не смешной, кроме меня самого.... Нет, я еще не глубокий старик, и воспоминания - не все, что мне осталось! Уверен, что будущее подарит мне новую любовь и страсть, и не однажды!
...и все-таки самое лучшее место в моем доме - это сеновал! Как приятно опустошенному, уставшему - но удовлетворенному - лежать на душистом сене! Сквозь открытые створки с черного неба мне подмигивают далекие звезды, и я подмигиваю им в ответ. Я уверен, что и у них, в их другой вечности, есть это замечательное чувство - любовь!
* Название песни А. Градского, на стихи Р. Бернса в переводе С. Маршака (по-моему)