В тесном утреннем автобусе была ужасная давка. Я нахожусь рядом с дверями, и постоянно приходится подбираться, пропуская входящих, и изгибаться как гимнаст, выпуская сходящих. Странно, но судя по времени, вроде бы все уже давно должны сидеть на своей работе, а я – в полупустом автобусе у окна. Но почему-то на каждой остановке народу заходит больше, чем выходит. Я стою, уже чисто символически держась за поручень, так как тела пассажиров впиваются меня со всех сторон, гарантируя мне всестороннюю поддержку. Мне выходить ещё не скоро. Журнал, который я читал, уже давно скомкан из-за этой толчеи, и торчит между склочной тёткой в дурацкой шляпке с приколотым к ней несуразным букетиком и худым интеллигентного вида мужчиной лет пятидесяти, который умудряется, не смотря ни на что читать маленький потрёпанный томик, близоруко поднеся его к самым глазам. Он загородил им своё лицо, и со стороны кажется, что он прячется от снимающей его назойливой видеокамеры.
Следующая остановка. Больница, по-моему, мне ещё пять остановок ехать. Здесь многие выходят, и мало кто входит. И тут я увидел её. Мне показалось, что она вошла вообще одна. Вид усталый, макияжа никакого, старенькая шубка потёрта на сгибах. Я тоже хорош: небрит, в старой рабочей куртке с оторванной пуговицей. Она вошла, и, чёрт возьми, оказалась лицом к лицу со мной. С пару секунд мы в упор смотрели друг на друга. Потом она наконец улыбнулась и сказала:
- Здравствуй, Дим.
Что мне оставалось делать? Я тоже улыбнулся и сказал:
- Здравствуй.
Она явно не ожидала меня увидеть. Но приятно ли ей созерцать мою личность или нет, сказать было затруднительно. Она поправила чёлку, которая и так была в порядке и спросила:
- Ну, ты как?
- Нормально. А ты?
- И я ничего, нормально.
- На работу?
- Да.
- Опаздываешь?
- Да. Проспала немного. А ты куда?
- Я домой. Из командировки.
- Из командировки?
- Да.
После этого опять молчание. Ненавижу такое молчание! И ненавижу говорить о чём-то в такой ситуации. Пусть лучше она говорит. Надо её о чём-нибудь спросить…
- Как дочка? – Спрашиваю я.
- У меня сын. Ничего, нормально растёт.
- Ой, извини. Я всё время забываю… что у тебя сын, а не дочка.
- А твой сынишка как?
- Да нормально…
Что за идиотское слово! Нормально! Чёрт побери, хуже этого слова, наверное, и быть ничего не может! Я спрашиваю, меня спрашивают – и всюду это дурацкое «нормально»! Да уж, нормально, что ни говори… На работе – полный «аллес капут», денег катастрофически не хватает, с женой постоянно одни только ссоры, сынишка постоянно болеет и капризничает, друзья оказываются сволочами, каких свет не видывал, а я знай себе и другим твержу – «нормально»! Рассказать бы ей, что всё у меня плохо, и что всё, что у меня осталось – это надежда, что когда-нибудь будет лучше, чем сейчас. Может и она тогда расскажет, как она измучалась со своим гулящим мужем, как опостылела однообразная рутинная работа за копейки, как хочется вздохнуть свободно и просто пойти в кино, забыв обо всём. Не обязательно на премьеру, хоть на ретроспективу, лишь бы опять в кино, как пятнадцать лет назад… И я её приглашу. А после сеанса мы пойдём в кафе и будем там болтать с ней целый вечер без умолку, рассказывая друг другу всякую ерунду. Будем вспоминать, как целовались в её подъезде и ходили в турпоход всем классом, как танцевали на выпускном… А потом я возьму такси и провожу её до дома. И она чмокнет меня на прощанье. А потом…
…Постойте, это же уже было в какой-то песне. «Выходишь здесь? Ну, будь здорова…» Вроде это питерский «Секрет» пел. Да, она вышла. Проехала всего пару остановок. Хорошо, что я не пригласил её в кино. Ни к чему это, старое ворошить. Да и не те мы уже, далеко не те, что раньше. А может она вообще не согласилась бы… Так что нормально… Всё нормально!