«Никто не знает, так ли бархатны деревья…»
Рецензия на новеллу Г. Щекиной «Синебрюхов»
Никто не знает, что творится внутри у человека, у женщины, у сильной женщины… когда она, древним тёмным инстинктом праматери нашей прилепившаяся к мужчине, вся, целиком, ничего своего – только – не оставив,- внезапно осознаёт себя ненужной ему…а значит и никому на свете… «мой милый, что тебе я сделала?», - кажется, из груди всех оставленных женщин вырвался этот вопль…
Древняя, как мир, старая тема. Что нового можно здесь прибавить? Да и стремится ли автор к новизне? Мне кажется, цель его другая: к чистоте, к первоцветности чувств через обугленную горечь умирания. Только, если умрёшь, возродишься к новой жизни. Только то семя даст новую жизнь, которое умирает в земле…
Отчаяние одинокой женщины? Оно передано немногими, но чёткими и яркими мазками. Раскалённая голова во всём видит жар, вот, и кафельная дорожка, кажется, должна обжечь. Но - спохватывается героиня: там ведь нет зноя, там всё мягче, приглушеннее, чем у неё сейчас внутри. Деревья на этой незнакомой улочке, висящей на стене перед глазами, так бархатны… что можно броситься под их убаюкивающую тень. Это будет так быстро, и почти не больно, и никто не узнает, кто это был, да и был ли вообще? Наверное, человеку в таких случаях кажется, что он не разобьётся вовсе, а сразу улетит высоко-высоко, заблудится в этом тихом безветренном небе, утонет в облаках, сотрётся из всей земной жизни – так, бескровно и никого не печаля… Но нет, спохватывается героиня, возвращаясь к грубой действительности, нет – никакого негатива.
Но работа не занимет голову и снова, и снова, ах! Ещё и эта музыка, зачем она? Снова запускается привычная программа, прокручивающая в обратном порядке… да что там – такой банальный сюжет. Почему же не укладывается в голове: он же говорил, что она – хорошая, что он так привык к ней, что душа его… Ой, какие глупости. Ну, постарела, наверное, ну, стала слишком привычной… душа-тело, тело-душа… Красивые слова, пусть бы говорил той, другой, а остался с ней… Да нет. Значит, не нужна, значит всё пусто, значит… И не за что зацепиться, нечем удержаться. А впрочем…
Как точно выписан второй герой маленькой новеллы с его одеждой, будто выдернутой из кучи и лежащей несколько набок, с усталыми печальными глазами и неуклюже-толстой фигурой: «Такой беззащитный Чаплин, грустный и толстый». Самая сладкая приманка, самое большое искушение: человек, которому нужна помощь. «У кого-то надоба // смертная во мне». Да-да, опять Марина. Сильная женщина, которой жизненно необходимо тратить свою силу на кого-то, иначе эта сила сожжёт её всю изнутри, обуглит, погонит в петлю.
Куда уходит сила?
Смеркалось, моросило.
Насвистывал сквозняк:
Мышиная возня.
И первые слова незнакомого заказчика, созвучные, понятные её состоянию, - опять будят воспоминания, и пружина срывается – аффект. Но «сеньору» в её старом халатике с неопрятной, не уложенной в причёску «химией», ведут пообедать в дорогое кафе. Ну, надо же так совпасть всему, это то же самое кафе, и барменша та же, и в тот же уголок садятся они. И надо же: человек в толстых очках живёт там, где одни деревья, и пишет стихи, и… называет себя негодяем – а Вы смогли бы назвать себя негодяем? И деревья там бархатные, а значит, там помнят и любят, там она ещё может быть нужна кому-нибудь. Вот бы поехать туда… И вдруг – брешь пробита, и потекли, полились прохладным ручейком на воспалённое сознание воспоминания юности, «индеец»- начальник строительства, который так красиво ухаживал, и, наверное, нет, наверняка! она была нужна ему! Но тогда она не понимала, всё было не так. Не совпали они тогда. Но это уже неважно, важно другое: она тоже могла быть королевой! И она ещё может! И будет! И пусть этот толстый, этот уже родной человек бубнит глупости, о том, что они - чужие люди. Пусть думает так. Он поймёт, он всё потом поймёт. А сейчас она начнёт – она уже начала новую жизнь. С накрашенных впервые за долгое-долгое время ресниц, со второй в жизни папироски, от которой её даже не стошнило, с этого прощания на перроне – как это здорово, когда есть, с кем прощаться! И пусть этот «чужой человек» не принял сейчас её помощи, она ещё поможет ему. Ведь только они двое знают, как бархатны деревья на улочке, где тебя помнят, только они ДВОЕ.