Жил, значит, палец, жил, рос, горя не знал, братьев своих любил, терся полюбовно с отростками соседской ладони, и собой был хорош, стройный, розовый, чудо, а не палец… Образование получил достойное, на фортепьянах бряцать умел, и хоть не искусник был по части мацанья в чернила, но при нужде и здесь не дурак. Верующим был палец, и все казалось ему, что есть в нем частичка, капелька-кровиночка чего-то большого, прямо-таки огромного. В общем, молодцом был. В похабствах не замечен, в спину никому не тыкался, умник.
Одна беда. До водки он был большой охотник. Любил он это дело. Того и гляди то по спирт, то по самогон убежит. Гудел палец знатно, ночи напролет, а на утро – не согнуться, сам крючком, ноготь поломанный. А ноготь пальцу первейшее дело, без ногтя пальцу стыд, что он, мужлан какой, стриженым ходить? Тут уж ни перчатку снять, ни из ладони вылезти.
Кручинится палец, все придумывает, как бы ему от безобразиев этих подальше держаться. Да вот беда – думает днем, а ночи все кутит напропалую. Братья – сестры жалели, конечно, кровиночку, но сделать ничего не могли.
И вот брел как-то палец, не иначе, за спиртом в аптеку. И приключилась с ним тут беда. Смотрит он – и видит перед собой нож острый, наточенный, того и гляди голову срубит. Дурно стало пальцу, весь хмель с него вышел, со страху чуть не обделался.
Но вдруг, не иначе, демон вселился, думает, что ж, так и буду бояться, ни с чем вернусь? Ну нет. И поскакал. А нож раз – и опустился.
Слава богу, жив остался, бинтованный весь перебинтованный, чисто мумия египетская. А как бинты сняли – понял палец, что хромой он теперь.
Ну думает, это я конечно, легко обошелся. Больше уж никакого алкоголя зарекаюсь не пить. И с того времени вправду ни водки, ни самогону, ни спирту разбавленного и в рот не берет. Трезвый ходит, прихрамывает слегка, и ноготь отрос. Франт-франтом.
Тут и сказке конец, а кто мораль не понял, тому
и я объяснять не буду.