В зимнюю сессию, когда сильные морозы это даже хорошо, просто замечательно. Сидишь себе, а еще лучше лежишь себе на диване под мягким пледом и спокойно готовишься к очередному экзамену. Никто тебя не тревожит, не зовет никуда. И никаких соблазнов куда-либо пойти, а куда тут пойдешь в тридцатиградусный мороз, да еще с ветром. Но вот экзамены позади и ура! Свобода! Первая сессия первого курса успешно завершена – сейчас только и разгуляться. Но, нет же! По закону подлости морозы не только не прекращаются, а еще больше усиливаются, вдобавок начинаются сильные снегопады с обжигающим ветром и заносами на дорогах так, что о поездке за город покататься на лыжах нечего и думать. Вот и остается только опять лежать на диване с книжкой. Но читать много не могу – глаза быстро устают, по этой же причине не смотрю долго телевизор.
Карие глазки на бледном лике были моим слабым местом с третьего класса. Надо признать, что слабым в моем теле стало все с тех пор, как переболела я в детстве какой-то сильно опасной болезнью. К тому же сразу после этого еще и аппендицит вырезали, оставив на животе очень неприглядный шрам, поскольку и аппендикс-то у меня оказался непростым - чтобы до него добраться хирургу пришлось основательно покопаться в моих внутренностях. К досадному удивлению организм мой после всех этих напастей стал вдруг сильно набирать вес, и к старшим классам я уже пребывала довольно полной девочкой. Но странное дело – никакого неудобства от этого я не испытывала. Сверстники меня не дразнили, не задевали, напротив, я точно знала, что относились они ко мне вполне дружески. Училась я всегда очень хорошо, несмотря на частые отсидки дома по причине очередной прилипшей ко мне болячки. Я всегда первой решала заумные задачки нашей математички, и никогда не отказывала ребятам списывать свои решения. Возможно, на доброе отношение ко мне сказывался и статус моего отца, который в то время занимал пост главного инженера крупного завода, а мамочка в свою очередь активно помогала в организации всевозможных школьных мероприятий.
Собственную персону я хорошо помню только с семи лет, с того памятного дня, когда впервые притопала в школу первоклашкой. Собственно необычные слова встретившей нас учительницы и обратили тогда мое внимание на самое себя.
- Ой, да какая ж ты беленькая, как зимний зайчик, - воскликнула она, изумленно глядя на меня.
И действительно, на фоне остальных ребят я смотрелась, как заяц-беляк – вся в белых бантах в волосах цвета хорошо отбеленного льна, и кожа у меня оказалась очень светлой, и ресницы, и брови, только глаза, как ни странно, оставались темными – карими. Позднее, узнав, что дети обычно бывают похожими хоть на кого-то из своих родных, я стала приставать к родителям – а на кого же похожа я? Отец мой выглядел очень рослым темноволосым, смуглым мужчиной, а мамочка, хотя и подкрашивалась постоянно в золотистую блондинку, но от природы тоже была довольно смуглой шатенкой. И только глаза у моих родителей были такими же, как у меня - темно-карими.
Надо сказать, что из-за моего слабого здоровья в детстве, маме пришлось оставить научную работу в университете на кафедре экономики. С тех пор она так привыкла не обременять себя каждодневными походами на службу, что сейчас и представить не могла - как это можно существовать иначе - без регулярных посещений своего любимого дамского клуба, спортивного бассейна, косметических кабинетов и разных магазинов и магазинчиков. Папочку моего подобный расклад вполне устраивал - наши финансы давно позволяли вести семье безбедный образ жизни. Зато благодаря тому, что хозяйке не надо было каждый будний день спешить на работу, дома у нас всегда было сытно, тепло и уютно.
Справедливости ради необходимо отметить - несмотря на то, что мамочка нигде не работала, свою профессиональную квалификацию от домашнего сидения она отнюдь не потеряла. Более того, поскольку ее всегда привлекала такая дисциплина, как экономика, она старалась, как сама говорила, держать руку на пульсе развития нашей страны (или упадка – это с какой стороны обозревать). Новейшие материалы по интересующей тематике ей поставляли многочисленные друзья. А друзей она имела много из разных кругов и направлений быстро меняющегося общества. Позже появился еще один сильный источник информации – незаменимый Интернет. Собственно благодаря эрудированной супруге отец не только не потерял свои сбережения, когда в стране произошел пресловутый денежный обвал, и многие люди лишились всего, что смогли честно заработать в своей советской жизни, но и успешно приумножил их в дальнейшем, что позволяло нам теперь жить вполне обеспеченно.
Особых школьных подруг у меня так и не осталось. Девчонкам постоянно хотелось куда-то бежать играть, а с класса восьмого во всю начались гонки за внимание мальчишек, танцы и походы за город. Мне конечно за ними было не угнаться, да я и не очень старалась. Слишком хорошо помнила, чем закончились для меня волейбольные прыжки на школьном дворе, когда, не выдержав статуса одинокого зрителя, решила тоже побегать за мячиком. После этого физкультурного порыва лежание в больнице под капельницей в яркие майские дни окончательно отбило у меня охоту пробовать себя в так называемых подвижных играх.
Но имелся у меня один преданный дружок - Валька Попов. Жили Поповы в соседнем доме, и мы учились с парнем в одной школе вместе с первого класса. Казалось, он один только не замечал, что я шире своих сверстниц как минимум в два раза. Что я не бежала, когда нужно убегать - и вся промокала под проливным дождем, не прыгала, когда нужно перепрыгивать - и шлепала прямо по луже, и не козлила на одной ножке от радости, когда надо восторгаться - а просто смеялась от всей души, но стоя на месте.
От рождения у меня было отличное зрение и в первом классе, как примерную спокойную девочку, меня посадили на последнюю парту с самым высоким и непоседливым мальчишкой Пашкой Любимовым. Был Пашка выше всех на голову, и когда мамочка покупала одноклассникам одинаковые майки для занятий по физкультуре - ему приходилось брать на два размера больше. Поначалу парень доставал меня своим поведением, постоянно пытаясь разложиться на парте так, что мне некуда было девать свои локти. Но я стойко не реагировала на все его хулиганские выходки, и тогда он переключался на соседние парты.
А после болезни зрение мое резко ухудшилось, пришлось надеть очки, и меня пересадили на вторую парту. В то время своими габаритами я уже занимала больше половины школьного стола, и в соседи мне определили самого тщедушного паренька Вальку Попова. С тех пор и началась наша дружба. В дальнейшем у нас с ним сложился удачный тандем в освоении школьной программы. У Вальки были большие нелады с математикой, и он благодарно принимал мою помощь в решении задачек, причем мои объяснения заумных теорем ему почему-то казались намного понятнее, чем в изложении нашей гениальной математички - заслуженного учителя чего-то там.
Мне же, в свою очередь, из всех предметов не покорялся только один - английский язык. Не знаю, почему он давался мне с большим трудом - то ли из-за длительных пропусков занятий по болезни, то ли отсутствием в нем строгих закономерностей, которые меня так привлекали в точных дисциплинах. Валька же напротив схватывал иностранный язык на лету, прекрасно разбираясь не только в грамматике, но и без особого труда осваивая разговорную речь. И уже в старших классах обычно урок английского у нас начинался с беглого Валькиного доклада преподавателю о местной классной жизни. Англичанка испытывала особенное удовольствие от его грамотной речи и, забываясь, могла так проговорить с любимым учеником пол-урока. Мы, довольные тем, что на нас, простых смертных, останется тем меньше времени, чем дольше они пообщаются, старались сидеть тихо, делая умные выражения на мордах, будто с пониманием внемлем их разговору.
Валька настолько вошел во вкус изучения иностранных языков, что дополнительно стал посещать занятия по немецкому языку и к концу школы успешно освоил и его. Именно благодаря натаскиванию талантливым дружком, я все-таки осилила школьную программу по английскому, надеясь, что в выбранном ВУЗ`е не будет особых к нему требований. Попов же напротив выбрал факультет иняза, где решил изучать сразу несколько европейских языков.
С Валькой мы близко сдружились только когда оказались за одной партой. До этого я дружила со всеми одинаково, как это бывает в раннем детстве - все туда и ты туда, все так играют и ты так же. Но после болезни, набрав лишний вес и потеряв прежнюю маневренность, я уже не могла поддерживать ребячьи затеи и осталась бы одна - одинешенька в своем медленном передвижении по школьным дорожкам, если бы не Валька. Казалось, он совсем не замечал моей полноты, во всяком случае, я никогда не ощущала своей неповоротливости, если рядом находился он. Дружок обычно умудрялся так подстроиться под мой шаг, что мне всегда было легко шагать рядом с ним.
Не знаю, почему мама не очень одобряла нашей дружбы, хотя и не препятствовала ей - просто игнорировала присутствие в моей жизни Вальки Попова. Но при этом, не смотря на такое настороженное отношение к однокласснику, она охотно отпускала меня на разные мероприятия только в том случае, если дружок меня сопровождал. И я понимала, что все-таки она ему доверяла - меня доверяла. К тому же к концу школы Попов из хиленького паренька превратился в высоченного широкоплечего парня, на которого мало кто осмелился бы полезть с кулаками. В школьные каникулы мы, как правило, вместе с Валькой ездили в детские лагеря, причем для меня отец обычно доставал путевку в оздоровительную смену, а мамочка умудрялась туда пропихнуть и Попова. В старших классах парень выглядел уже таким атлетом, что вряд ли ей удалось бы пристроить его вместе со мной. Но и тогда мама все-таки нашла выход и стала оформлять Вальку в лагерь инструктором по физкультуре, только чтобы не оставлять меня без присмотра, а тому за это еще и деньги платили.
Оба мы сейчас учились на первых курсах. Сессии наши закончились почти одновременно, и можно было, наконец, расслабиться, но никаких особых планов на каникулы не намечалось. Прогноз погоды оставался нерадостным - сплошные крепкие морозы. И все равно, несмотря на жуткий холод, Вальке сегодня не сиделось дома, но вместо того, чтобы зайти, он кидался снежками в окно моей комнаты. Попов редко заходил к нам домой, особенно с тех пор, как мы закончили школу. Я поначалу недоумевала - какая кошка пробежала между ним и мамочкой, а спросить об этом напрямую так и не решалась. Но факт оставался налицо – Валька никогда не заходил за мной, если мама была дома - а дома, особенно зимой, она находилась почти всегда. И если Валька звонил по телефону, мама жестом подзывала меня к аппарату, предпочитая не называть парня по имени.
Иногда, чтобы укрыться от ливня или отогреться с мороза, тайно от родителей я заходила к Поповым. В квартире у них неизменно было чисто прибрано, все разложено по полочкам, не в пример нашему дому, где обычно по всем комнатам валялись журналы, тряпки и разные безделушки, которые и выбросить жалко и куда пристроить не знаешь. Но именно такой богемный беспорядок придавал, на мой взгляд, нашему жилищу какой-то особый уют – среди родных стен мне всегда было спокойно, я чувствовала себя здесь защищенной от всех напастей и невзгод.
А в доме Вальки строгая прибранность непроизвольно вызывала у меня ощущение холода и беспокойства. Попов - старший работал инженером-технологом на том же заводе, что и мой отец, но я никогда не видела их вместе и долгое время считала, что они даже не знакомы. Валькина мама торговала в местном магазинчике в хлебном отделе и вот ее-то моя мамочка обязательно должна была знать, хотя бы по встречам на родительских собраниях в школе. Но странное дело и с ней мои родители никогда не здоровались, как будто и не были знакомы или делали вид, что не знают друг друга. Поначалу я решила, что в случае с Поповыми родители проявляли некий снобизм, тем более что отец Вальки часто возвращался домой под градусом, а папочка мой терпеть не мог выпивох.
Позже я узнала, что пить Попов - старший начал после гибели старшего сына. Много лет назад зимой у Вальки трагически погиб братик, когда возвращался из школы. В то время мальчик учился в первом классе, а Вальке было всего два года, и он, конечно, ничего такого не помнил, и только недавно узнал об этом совершенно случайно из нечаянно подслушанного разговора соседок, когда те судачили о непотребном виде проходившего мимо них Попова. Одна из женщин строго осуждала, а другая напротив сочувствовала, поясняя, что трудно смириться с гибелью собственного ребенка. Как произошло несчастье, Валька так и не узнал - никак не мог набраться храбрости и расспросить родителей, но зато с тех пор многое в их отношениях между собой ему стало более понятным, и в какой-то степени объясняло то, почему в их доме невыносимо тускло и уныло.
Однажды Валька мне даже показал фото своего погибшего брата. В книжном шкафу во втором ряду у самой стенки он как-то обнаружил старый фотоальбом. Там и нашел семейную фотографию, где рядом с его родителями стоял маленький мальчик, а самого Вальку по причине грудного возраста мать держала на руках. В этом же альбоме мы разыскали еще одно фото – где мальчик стоял вместе с такой же маленькой девочкой возле новогодней елки. Было жутко думать о гибели ребенка, и мы старались больше об этом не вспоминать.
Я знала, что снежки будут бомбардировать мое окно до тех пор, пока не выйду на улицу. С трудом отрываясь от теплого дивана, я оделась потеплее и, похожая на Вини Пуха - альбиноса, вывалилась во двор. Вальке как всегда и мороз нипочем. В курточке, в которой бегал с поздней осени до ранней весны, и вязаной шапочке, он козлил вокруг сугроба, готовясь залепить новый снежок в мое окно, но, заметив меня, послал снежный комок в мою сторону. Я даже не попыталась увернуться - знала, что бойкий знак приветствия попадет куда угодно только не в меня. Вот и на этот раз снежок плюхнулся точно возле моих ног. Раскрасневшийся на морозе дружок тут же радостно огласил обширную программу нашего совместного время провождения на ближайшую неделю каникул. Сегодня мы должны были отправиться на просмотр нового фильма на английском языке.
Это постоянное увлечение Вальки - таскаться на просмотры не дублированных иностранных фильмов. Ему конечно удовольствие, он-то все разумел, да еще взял моду допрашивать меня после сеанса, что я там поняла. Попов считал, что нет лучшего способа в освоении иностранной речи, чем просмотр таких фильмов, раз уж мы не можем регулярно посещать зарубежные страны. Ну, конечно, последний аргумент меня убеждал больше всего. Можно подумать, что нерегулярное посещение этих стран не было для него проблемой, просто он полагал этого не вполне достаточным. Я тогда долго смеялась над его неоспоримым доводом, но согласилась ходить на просмотры только фильмов на английском языке, сам же Валька умудрялся смотреть все подряд. Забегая вперед, скажу, что по окончании университета мой друг знал в совершенстве пять основных европейских языков и уже неплохо этим зарабатывал. Но наша взрослая жизнь была далеко впереди, и рассказываю я сейчас историю совсем о другом.
Вечером мы отправились на студенческий вечер в американское посольство, куда Валька получил приглашение как постоянный переводчик. Он подрабатывал там уже почти год благодаря протекции нашей школьной училки английского языка. Наверное, я тогда впервые обратила внимание, как все-таки неуклюже выглядела на фоне стройных нарядных девушек с обнаженными спинами, которые прохаживались по разукрашенному залу под руку с не менее ухоженными кавалерами. Конечно, мамочка очень хорошо экипировала меня на вечер, но никакой костюм не мог скрыть неуклюжесть моей фигуры. От всего этого что-то неожиданно сжалось внутри меня, и я все никак не могла заставить себя расслабиться. Мне хотелось спрятаться в каком-нибудь уголке, переждать, когда все перейдут в танцзал и испариться отсюда. Я прямо сказала Попову, что предпочла бы покинуть столь блестящее общество, а он пусть остается, потому, как прекрасно понимала важность для него сегодняшнего приема.
Никогда еще Валька не смотрел на меня так внимательно, а потом вдруг обнял своими лапищами на виду у всех и поцеловал.
- Запомни, ты самая чудесная, самая умная и самая дорогая для меня девочка на всем белом свете. И сейчас мы пойдем с тобой вон к тому буфету, примем чуть-чуть по шампанскому - оно здесь замечательное, тебе понравится - и пойдем танцевать.
Он тихо говорил и говорил, глядя мне прямо в глаза, и страх отступил. Я уже не чувствовала неловкости, а только тепло дружеского участия и огромную уверенность в полной своей защищенности, потому как рядом стоял мой друг Валька Попов.
Неожиданно в зале появился наш бывший одноклассник Пашка Любимов. Мы не виделись со школьного выпускного вечера. Его семья переехала в другой район города, и он редко с тех пор бывал в нашем дворе. Мы и не знали, что его отец работал в посольстве, благодаря чему молодой человек и оказался на сегодняшнем празднике. Любимов оживленно начал беседу с Валькой совершенно игнорируя мое присутствие. Надо сказать, что еще со школы между мной и Пашкой установились недружелюбные отношения, особенно с тех пор, когда я выиграла областную олимпиаду по математике, а он, считающий себя самым одаренным в школе, занял на ней только второе место, то есть после меня. Вот и сейчас обсуждая новый премьерный фильм, Пашка обращался только к моему спутнику, причем нарочито громко, будто вскользь, поинтересовался, неужели тот не смог найти более подходящую партнершу для такого изысканного вечера.
- В следующий раз смело обращайся ко мне, познакомлю с такой девушкой - не стыдно будет пойти хоть на королевский бал, - добавил Любимов, ухмыляясь и приятельски хлопая Вальку по плечу.
Лучше бы ему было этого не делать. Никогда еще мне не приходилось видеть своего друга таким взбешенным. Валька зло молчал, но я сразу отметила, как заходили у него желваки, как медленно начало бледнеть лицо, и поняла - если сейчас его не остановить, он размажет Пашку по стенке. Я нисколько в этом не сомневалась, несмотря на то, что парни были одного роста, и оба выглядели довольно внушительно. Я хорошо знала, насколько натренирован Валька - постоянный посетитель нашего дворового атлетического клуба. Просунув ладошку в стиснутый кулак своего кавалера, я быстро отвела его в сторону.
- Ты же не позволишь ему испортить нам вечер? Правда? Ты обещал, что мы будем танцевать. Где нам еще удастся потанцевать, Валентин?
Ничто не могло так быстро привести Попова в норму, как обращение к нему полным именем. Не знаю, почему он не любил, когда я его так называла, но факт оставался фактом - достаточно было назвать приятеля Валентином, и он тут же все внимание переключал на меня и начинал допытываться, в чем он провинился, что я его так обозвала. Вот и сейчас мой хитрый прием успешно сработал. Валька бесцеремонно прижал меня к стене и грозно спросил, что случилось. Мне стало смешно. А действительно, что собственно на самом деле стряслось? Да ничего - просто Любимов дал мне четко понять, какой коровой я выглядела в зале на фоне надушенных красоток, и только мой друг не замечал, или, может быть, делал вид, что ничего не замечал. Но мне на все это было уже глубоко наплевать. Я твердо решила ни за что и никому не дать испортить сегодняшний праздник, тем более Пашке, давнему своему недругу. И мы с Валькой замечательно провели остаток вечера.
***
Сегодня снова неприятно похолодало. Образовавшиеся после первой весенней оттепели лужи опять застыли, пошел тихий снежок и прикрыл дорожки обманчивым в своей безопасности белым пушистым слоем. Мне с утра как-то особенно нездоровилось. Временами казалось, что не хватало воздуха, дыхание перехватывало и останавливалось сердце. Знала, что мамочка опять до поздней ночи блуждала во всемирной паутине - выискивала что-то в Интернете и сейчас крепко спала. Я не стала ее будить и заставила себя встряхнуться. Именно сегодня у нас в университете должен был читать лекцию именитый профессор, с трудами которого я недавно ознакомилась, и мне очень хотелось услышать ученого «в живую».
Теплее закутавшись, я вышла на улицу. Сначала мне показалось, что от свежего воздуха немного стало легче, но снег вдруг начал идти сильнее, повалил крупными хлопьями, основательно залепляя глаза. Поднялся сильный ветер, и сразу нестерпимо разболелась голова. Уже предательски подумывая о возврате домой, я неожиданно заскользила по незамеченной под свежим снегом «катушке». Рассудком понимая, что опереться мне совершенно не на что, я все-таки замахала руками, словно подбитая птица, пытаясь ухватиться за воздух. Вдруг что-то жесткое грубое сильно ударило меня в спину, и я неумолимо начала падать.
Дикая боль пронзила тело, судорогами свивая мышцы, а я все продолжала падать, одновременно сознавая, что вовсе некуда падать так долго. Но вот боль отступила, и к собственному удивлению я все-таки удержалась на ногах. Сердце успокоилось, восстановилось дыхание, и голова совершенно перестала болеть. Все хорошо, только почему-то очень холодно и абсолютно ничего не видно. Вокруг меня сплошная белизна, будто я попала внутрь облака. Мне жутко холодно, такое ощущение, будто леденящая стужа находилась не снаружи, а внутри меня и прямо изнутри моего тела сочилась наружу, замораживая все вокруг.
Я попыталась идти вперед, но каждый шаг давался все труднее и труднее, облако вокруг меня становилось таким плотным, что я едва проталкивалась сквозь него. Такое ощущение бывает, когда пытаешься идти в воде против сильного течения. И непонятная, непривычная для улицы тишина. Неужели я одна рискнула выйти из дому в такую непогоду? Какие еще напасти обрушились на мою несчастную голову?
Что-то случилось, и я каким-то образом очутилась в центре всего этого катаклизма - наконец дошло до моего сознания. Мне стало очень страшно, так страшно, как не было никогда в жизни. Я закричала, вернее, попыталась закричать, но не смогла - горло сковало холодом, даже не получилось открыть рот. Но вдруг впереди мелькнула яркая точка света, будто шел кто-то мне навстречу с включенным фонариком. К величайшему изумлению это оказался ребенок. Маленькая девочка лет семи, одетая по-зимнему, но почему-то без шапки, темные волосы ребенка намокли от снежинок. Загадочный свет разливался от ярко-синего шарика в ее руке, другую ручку малышка протягивала мне. Бессознательно я ухватилась за детскую ладошку, как за соломинку, и мне сразу стало легче, теплее. Девочка улыбнулась и поманила за собой.
- Не бойся, все будет хорошо, ты только постарайся. Мама с папой не переживут, если и ты не вернешься. У меня не хватило сил, но ты не одна - я помогу тебе, ты только постарайся! - тихо проговорил странный ребенок.
- Ты кто? - спросила я изумленно.
- Я же Настя, разве ты меня не узнала? Твое время кончается - нам надо поспешить, - отвечала малышка, продолжая упорно тянуть меня неизвестно куда.
Мне стало уже не просто тепло, а очень жарко, причем с каждым шагом жар усиливался так, что делался невыносимым, хотелось упасть вниз и отдохнуть в прохладе, поскольку только снизу продолжало веять холодом. Но девочка упорно толкала меня вперед - туда, где я давно заметила странный светящийся вихрь. Еще несколько шагов и путь заканчивался. Я чувствовала, что впереди находился обрыв, пропасть, конец, вот только чего? От страха я не могла до конца осознать смысла сказанных ребенком слов, но все-таки успела удивиться тому, что девочка считала, будто я должна ее знать. И тут в памяти встала фотография из старого семейного альбома Поповых - двое детей возле новогодней елки. Ну, конечно, та малышка очень похожа на эту Настю. Но старой фотографии столько лет, что девочка сейчас должна быть намного старше меня.
- Почему, зачем ты хочешь меня столкнуть? Что я тебе сделала? Да кто же ты, наконец? - я попыталась сопротивляться, но неожиданно маленький ребенок оказался намного сильнее меня.
Еще один вынужденный шаг и я очутилась совсем близко к пропасти, причем стояла к обрыву спиной, а Настя находилась передо мной и продолжала меня подталкивать. Я ухватила девочку за руку, в которой та держала светящийся шарик. Меня тут же пронзила дикая обжигающая боль и последнее, что я запомнила перед падением вниз - печальное лицо малышки и ее прощальные слова.
- Я вас всех очень люблю, а маме передай, что Миша не виноват, это я была первой, - крикнула она мне, но я уже отпустила детскую ладошку и падала, падала или летела? Неизвестно куда - и …проснулась.
- Это сон! Это всего лишь дикий сон! – пронеслось в голове.
Я вздохнула с облегчением, ну, конечно сон, приснится же такое. Дышать действительно было легко, ничего не болело, только комната, в которой я лежала, показалась мне очень странной. Оглядевшись по сторонам, я поняла, что никакая это не комната, а настоящая больничная палата усиленной терапии. Уж мне-то не узнать знакомый комплекс больничных прибамбасов. Опять заболела? Опустила глаза - на белой простыне лежала смуглая рука, вся в иголках от капельниц. Со страхом и полным недоумением я вдруг поняла, что это моя собственная рука! Что же в меня успели влить особенного, что я так посмуглела?
В палате размещалось полно хитроумной аппаратуры, которая, как я поняла, тщательно следила за состоянием моего организма, мигая и переливаясь разноцветными огнями. Неожиданно я отметила, что все эти индикаторы, стрелочки и кнопочки прекрасно видела, хотя очков на мне не было. Да, что ж такое произошло со мной? Неужели я так грохнулась на ледяной катушке, что потребовалось столько всего для лечения? Но сейчас я чувствовала себя прекрасно, наверное, надо было просто отлежаться, хорошо выспаться, а вся эта медицинская помощь - очередная перестраховка со стороны родителей.
Дико зачесалась голова – наверное, от множества одновременных вопросов без ответов волосы начали вставать дыбом. Я невольно подняла руку, чтобы поправить прическу. Волосы? Это мои волосы? В ладони я сжимала темно-русую прядь. Вот когда меня начала охватывать настоящая паника, так что сразу несколько следящих за мной приборов принялись пищать, сверкать и звенеть одновременно. В палату стремительно вбежала женщина в белом халате, и я с облегчением узнала в ней маму.
Слава богу, это моя мама! Значит, все в порядке. Тотчас стало легко и спокойно, как когда-то в недавнем детстве, когда однажды мы сидели в тесном коридоре детской поликлиники в утомительном ожидании приема участкового врача. Мне тогда от духоты или долгого сидения так поплохело, что я чуть не грохнулась на пол. Но мамочка прижала меня к себе, обхватила крепко руками, отгородив собой от всего вокруг, и сразу пришло облегчение - я была защищена, я была в маминой крепости.
И все-таки история со мной произошла удивительная! В тот злополучный день, когда спешила на занятия, я не просто поскользнулась и упала, но при этом еще умудрилась в лежачем положении по ледяной катушке достичь дороги, где меня задел мотоциклист. Мне повезло, что ехал парень не быстро из-за плохой видимости, и удар колесом оказался не очень сильным. Но, отлетев в сторону, по закону подлости, я ударилась головой о каменный паребрик и потеряла сознание.
Каких либо сильных повреждений снаружи или внутри меня врачи не обнаружили, но время шло, а я в себя не приходила. Так и очутилась в больничной спецпалате, где пролежала в коме почти месяц. Месяц? Вот что поразило меня больше всего. Я же отлично все помнила, неужели целый месяц видела один удивительный сон? Сон?
За последний месяц мой организм претерпел удивительные изменения. Лечащий врач собирался даже написать статью о моем неординарном случае в специальный медицинский журнал. Во-первых, я похудела до такой степени, что вполне могла теперь называться стройной девушкой. Вся прежняя одежда болталась на мне, как на палке. Возможно, при лечебном питании через капельницы это не так уж трудно было объяснить, но у меня потемнели не только волосы на голове, но и брови, и ресницы, а кожа стала такой же смуглой, как у отца.
Но самым примечательным в моих метаморфозах, на мой взгляд, стало отличное зрение и почти полное отсутствие шрама от удаленного в детстве аппендицита. Только более светлая полоска на животе указывала на прежнее наличие рубцов. Правда, как показало дальнейшее обследование, аппендикса у меня все-таки не было, а вот грубый след от операции пропал.
Это-то все откуда? Очень смуглая, непривычная для самой себя, и только на левой ладони осталось небольшое пятно того цвета кожи, какой она была у меня до несчастного случая. Пятно? В памяти всплыл конец загадочного сна, когда я из последних сил ухватилась за светящийся шарик на ладони у Насти. У Насти?
- Мама, кто такая Настя? - спросила я со страхом, предчувствуя услышать что-то необычное, трагическое и тут же добавила, - и кто такой Миша?
- Настя? Миша? – переспросила мама, растерявшись от моего неожиданного вопроса.
Я подробно описала встречу с маленькой девочкой в своем удивительном сне.
- Сначала малышка сказала, что я обязательно должна вернуться, потому что вы с папой не переживете, если и меня не станет, а при расставании добавила, что любит нас. И еще, чтобы я передала тебе, что Миша не виноват, это она была первой.
Потрясенная моим рассказом, мама сидела очень бледная и тихо плакала.
***
Почти в то же время года, когда я лихо прокатилась по заледеневшей дорожке, произошла трагедия в нашей семье много лет назад. Тогда стояла схожая погода - еще не весна, но уже сильные оттепели, и талая вода скапливалась внутри подтаявших сугробов, не в состоянии просочиться в стылую почву. У родителей нас было двое - Настя и я. Мне меньше двух лет, а сестренка в этот год пошла в первый класс. Поповы к тому времени тоже имели двоих детей, двух мальчуганов, Мишку - первоклассника и Вальку - моего одногодка. Семьи наши были хорошо знакомы. Отцы вместе уходили на работу, а мамы часто встречались в детском саду, куда водили старших детей.
Жили мы в соседних домах, и конечно, Настя и Миша пошли в одну и туже школу и даже попали в один класс. Мишка рос спокойным, развитым и очень послушным мальчиком, Настя же напротив считалась большой непоседой. Избалованной девочке трудно давалась школьная дисциплина, и поначалу она даже умудрялась сбегать с последних уроков, но во избежание родительского допроса с пристрастием, девочка прогуливала время урока где-нибудь вдали от своего дома.
Неподалеку от нашего двора в то время начали крупное строительство, успели выкопать глубокий котлован под фундамент и подвезти строительные плиты, но потом стройку неожиданно тормознули, огородили забором, и все там замерло. И конечно, не нашлось у дворовых ребятишек более интересного объекта для игр, чем опустевшая стройка. Даже захудалого сторожа на ней не наблюдалось, поскольку тащить оттуда было нечего, кроме разве свежих досок поставленного вокруг забора. За зиму котлован основательно засыпало снегом, и ребятня скатывалась в него с укатанных заснеженных плит. И сколько не гоняли родители своих чад со стройки, тех все равно тянуло покататься на запретной территории. Весной снег в котловане подтаял, а на скользком глинистом дне его скопилась талая вода. Безнадзорные ямы стали очень опасны, но никому не пришло в голову принять дополнительные охранные меры.
Никто не видел, как Настя с Мишей проникли в тот день на заброшенную стройку, и потому, когда хватились детей, не сразу кинулись искать их в том районе. Детей нашли только на следующий день, когда вызванные спасатели с собакой обнаружили детские тела на дне котлована под грязным снегом, сползшим с бетонных плит. Следствие установило, что мальчик пытался вытолкнуть девочку из ямы, и возможно ребятам и удалось бы выкарабкаться, если бы не съехала на них сверху плотная смесь снега с песком. У детей просто не хватило силенок протолкнуться через непомерную тяжесть.
Узнав, что Настя первой ушла из школы, а точнее просто сбежала с последнего урока нелюбимой физкультуры, а также, прекрасно зная ее взбалмошный характер, Поповы обвинили в гибели своего сына моих родителей. Мама же твердо стояла на том, что неприглядная стройка могла привлекать для игр только мальчишек, и во всем случившемся винила Мишу. Не знаю, понес ли кто-нибудь наказание со стороны хозяев стройки, только с тех пор наши семьи совсем перестали общаться.
Любое напоминание о старших детях вызывало такое отчаяние от невозможности что-либо исправить, что, не сговариваясь, и Поповы, и мои родители решили не затрагивать скорбную тему лишний раз, во всяком случае, до поры до времени не посвящать в это младший детей. И если Валька случайно, но все-таки узнал о несчастье, то для меня, конечно, все оказалось крайне неожиданным, но с другой стороны и многое объясняло из моего спасительного сна, хотя бы то, что было несправедливым обвинение Миши в гибели детей.
***
Возвращение к нормальной жизни, несомненно, стало для меня приятным и радостным событием, но и принесло, как ни странно, много неожиданного и непонятного. Сначала мы с мамочкой с трудом отбились от врачей, удерживающих меня в клинике для дальнейшего наблюдения. Я так поняла - дай им волю, и они готовы будут исследовать меня до молекулярного уровня только, чтобы объяснить произошедшие со мной метаморфозы. Решительно заявив, что ничего особенного со мной не произошло - в чем сама я была совсем не уверена, и что прекрасно себя чувствовала - и это было абсолютной правдой, я упросила отца забрать меня домой. Ну, ему-то, конечно, никто возразить не посмел, и вскоре меня освободили от строгого медицинского надзора.
И вот наконец-то я дома! Времени упущено немало, придется основательно потрудиться, чтобы догнать однокурсников и не завалить летнюю сессию. Впрочем, все это не составляло для меня особого труда, все кроме иностранного языка. Но здесь я очень рассчитывала на помощь Вальки. До сих пор не удалось его повидать. Пока никого не оповестили, что я уже дома. В клинику кроме родителей ко мне никого не пускали, и мой дружок так и не знал, как я изменилась. Родители, видя меня почти ежедневно, постепенно привыкали к моему перевоплощению и сейчас вполне спокойно воспринимали новый облик своей дочери. В конце концов, ничего особенного нет в том, что с возрастом ребенок внешне меняется. Изменилась же я когда-то в детстве - была худой, стала полненькой, а сейчас наоборот - похудела, изросла, так сказать. Мамочка, так та вообще приходила в полный восторг, примеряя на меня свои сногсшибательные туалеты.
Но вот Валька - совсем другое дело. Странный все-таки народ эти мужчины. Ходила рядом с ним тумбочкой - был ласков и нежен, защищал и помогал. Но как вдруг сейчас все изменилось! Я ничего не понимала. Мой похорошевший образ вызвал неожиданно с его стороны недоумение и необъяснимую неприязнь. При первой встрече после моего возвращения мне показалось, что Валька посчитал себя жутко обманутым, что я его обидела, предала тем, что так сильно изменилась. Нет, чтобы обнять спасшуюся подругу, так приятель даже руки мне не подал, а сидел молча на диване и угрюмо выслушивал мой рассказ о вещем сне.
А мне так хотелось его обнять, растормошить и закричать - неужели ты не рад, что теперь рядом с тобой будет такая симпатюшка, какой я стала. И я смогу бегать и прыгать, видеть все прекрасно. И не надо будет постоянно протирать эти чертовы очки, и пытаться подкрашиваться, и завидовать втайне красоткам с лебедиными шеями. Я сама - слышишь, друг мой нелюбезный - я сама теперь прекрасна, как только могла когда-то мечтать. И не смей за это на меня дуться! Последние слова я, наверное, прокричала вслух, поскольку парень вдруг подпрыгнул с кресла и наконец-то, заговорил со мной.
И все-таки Валька долго привыкал ко мне новой. Ему по-прежнему было легче общаться со мной, пока он меня не видел, вернее не смотрел в мою сторону. Но стоило ему взглянуть на меня, и сразу в его глазах я читала отчуждение и непонятную тоску.
- Ну, чего ты так боишься? - как-то однажды не выдержала я и прямо спросила его об этом.
- Я боюсь тебя потерять, - ответил Валька, чеканя каждое слово.
- Глупо, судьба не может подарить такое чудесное воскрешение, как сделала со мной и снова его отнять. Я чувствую себя вполне здоровой и уверена, мне уже ничто не угрожает.
- Ты не поняла, - он хотел еще что-то добавить, но сдержался и промолчал, уставившись на меня грустными глазами.
Его загадочный взгляд меня моментально отрезвил, и уже готовая сорваться с губ шутливая фраза застряла в горле. Вспомнился вечер в посольстве - тогда Валька также смотрел на меня, когда подавленная окружающими красотками, я попыталась сбежать с праздника.
Я поняла. Я все поняла! На меня смотрел влюбленный мужчина. Раньше вряд ли я решилась на такое, думаю, что, скорее всего, и не поняла бы ничего. Но сейчас другое дело - изменилось все, не только внешность, но и мое нутро - я очень повзрослела. За время болезни во мне не осталось ничего от детской наивности, от подспудного желания при малейшем затруднении спрятаться за дружескую спину. Я не только повзрослела сама, но и стала совсем по-другому понимать, или вернее воспринимать окружающих меня людей.
До меня дошло, наконец, что Валентин любил меня такой, какой я была и, конечно, продолжал любить, но жутко боялся, что я изменилась настолько, что теперь не нуждалась в его дружеской поддержке, а уж о любви и говорить нечего. Он был уверен, что о его подлинных чувствах я даже не догадывалась. Впрочем, здесь друг был не так уж далек от истины.
- Ты любишь меня и боишься, что такой, какой я стала теперь, ты уже не нужен, - я не спрашивала, я утверждала свои выводы.
- Я, - Валька снова замолчал, мучительно покраснев и не находя ответных слов от моей наглости.
А меня уже понесло. Я поняла, что правильно обо всем догадалась, и мне стало с ним хорошо и спокойно, как никогда прежде.
- Валька, ты большой, просто огромный дурачок, если до сих пор не понял, что после родителей ты для меня самый дорогой человек.
- Да, конечно, родители это святое, - парень уже пришел в себя и бесцеремонно ухмылялся, хотя в глазах его по-прежнему плескалась грусть.
По его насмешливому тону я догадалась, что он меня не понял. Как-то не так я высказалась. Очень не просто это - серьезно говорить о самом сокровенном.
- Я люблю тебя, Валька Попов, - слова получились слишком тихими, потому что на смену веселой злости неожиданно подступили слезы.
Но он меня услышал. Возможно, закричи я о своих чувствах, и все опять перешло бы в шутку, а между нами осталась бы двусмысленная недоговоренность. Но я сразу почувствовала, как мое признание проникло прямо к его сердцу, и все встало на свои места, как будто рухнула непонятно зачем воздвигнутая нами же самими преграда.
***
Наши отношения с Валькой перешли в новую фазу, романтическую, возвышенную или самую обыкновенную для молодых влюбленных - не знаю, но мы были вместе, и мы были счастливы.
Мамочка после моего выздоровления резко изменила свое отношение к моему товарищу. Она даже иногда присоединялась к нашей компании для прослушивания очередного занятия по английскому языку, которые регулярно устраивал мне настырный Попов. В наши дальнейшие планы входило официальное закрепление совместного союза по окончании университетов, но мы как-то не учли, что Валя закончит обучение раньше меня. И не успели мы опомниться, как его призвали в армию.
Поскольку полиглот Валентин Попов давно был замечен в инязе, как отличный переводчик, то и служить его взяли согласно незаурядным способностям. Вскоре Валька попал на службу за границу. Где конкретно он бывал и чем занимался, этого не знали даже его родители. Весточки мне от друга приходили не часто и очень краткие, основной мыслью в которых было то, что он меня помнит и любит.
Отслужить Валентину необходимо было только один год, но вот срок кончался, а его, как я поняла из писем, не отпускали. Все никак не заканчивалась какая-то важная загранкомандировка. А потом Валька исчез. На все наши запросы военные инстанции отвечали, что ничего особенного не произошло, что надо подождать. Волокита продолжалась, пока не подключился мой отец. Тогда мы и узнали, что Попов пропал без вести в далекой азиатской и совсем не дружественной, как я поняла, стране. Вот когда меня охватила настоящая паника. Я прекрасно понимала, что никто не будет бороться за моего дорогого, за моего любимого Вальку кроме близких, кому он по-настоящему дорог. А дорог он был только нам. Я была в отчаянии, время шло, а ничего не прояснялось – военные все держали от нас в тайне.
Первой, видя, как я страдаю, не выдержала мама. Уж она-то отлично представляла нашу государственную систему и резонно допускала, что власти вполне могли просто плюнуть на нашего Вальку. Кто он такой? Мамочка погружалась в мировую паутину Интернета и пыталась обнаружить хоть что-то, связанное с этим похищением. Сначала мы не знали, что пропал не только он один, и что непросто пропал, а был похищен вместе с военным представителем очень высокого ранга, в команде которого служил переводчиком. Получив дополнительные сведения о втором пропавшем офицере, мы разместили на всевозможных сайтах их данные и фотографии. Прошло больше месяца, когда, наконец, в той куче мусора, который каждый день приходил на наш электронный адрес, мы, обнаружили то, что послужило зацепкой для дальнейших действий.
Информацию отец передал в компетентные органы и надо признать, что государственная машина все-таки заработала. Валя вернулся домой спустя полгода, возмужавший и вполне здоровый. Физическая выносливость, психическая выдержка и прекрасное знание языков помогли ему не только выжить на чужбине, но и сделать имя в определенных дипломатических кругах.
***
Я вышла замуж за самого замечательного мужчину на свете. Он всегда рядом со мной, а я рядом с ним. И плевать я хотела на науку, которую пророчили мне на родной кафедре. Валька мотался по свету, а я за ним, потому что люблю его больше жизни. А как сложится эта жизнь у нас дальше, как родителей наших, наконец, примирит их общий внук - это будет уже другая история.
Каждый год, в какую бы страну не забросила нас беспокойная работа мужа, ранней весной мы стараемся обязательно вернуться домой, чтобы возложить цветы Насте с Мишей. Мы давно объединили детские могилки общим памятником. На темной мраморной плите в полный рост светлым контуром высечен преклонивший колено мужчина со склоненной головой и рукой, прижатой к сердцу. Рядом золотом муж вывел слова:
-За возвращение благодарю…