Февраль - романтический месяц. Зима и ассоциирующийся с ней праздник Рождества позади, а весна еще не прибыла. Но так хочется тепла, движения, намека на то, что жизнь продолжается...Мы едем в сторону океана - но не к нему, а туда, где есть люди. А значит гостиницы, магазины, рестораны и прочие сопутствующие челоческой жизнедеятельности учреждения... Островок цивилизации, затерянной на берегу Чесапикского залива, существенной части Атлантики. Темно-зеленые поля тянутся вдоль дороги, посреди полей одинокие домишки, опрокинутое небо над головой. Изредка проносятся кущицы деревьев, аэропорт с маленькими самолетиками, античные магазинчики и пустынные овощные прилавки. Дорога разматывается, разглаживается под колесами нашего авто, привычный траффик отсутствует.
- А помнишь, какое было скопление машин на этом перекрестке прошлым летом? - Да-да, нам даже пришлось повернуть назад и вместо Оушен Сити мы решили поехать на Рохобос Бич, - мы с мужем обменялись фразами. Потом опять смотрим на проплывающие пейзажи, синие облака подсвечены розовым - еще не закат, но скоро. А по сути какая разница, ведь нас никто не ждет, к нам никто не едет. Мы сами по себе, мы одни в этом мире. И прошло столько лет, как мы сами по себе, только осталось, что эта дорога, океан впереди и облака над головой.
- Давай свернем в Истон, - предлагаю я. За аэропортом поворот направо, проселочная дорога, по ней немного если проехать, свернуть налево, попадешь в маленький исторический городок. Мы как-то там были, спокойный и скучный, но полный очарования, со своим размеренным темпом жизни, со своими редкими, но событиями -незначительными, незаметными, если они, конечно, не случаются в таком месте. Тогда все приобретает значение. Мы едем туда, где верим, что можем найти смысл жизни, найти себя.
- Смотри, знак говорит, что Сэйнт Майклс неподалеку! Муж кивает головой и продолжает рулить. - А давай поедем туда, мы там еще не были, - говорю. Истон остается по левую руку, проплывают другие знаки, оповещающие о разных достопримечательностях, ждущих нас впереди. Музеи, заповедники... Сэйнт Майклс - известное туристическое место в районе Чесапикского залива, более популярное чем Оксфорд, Истон и Кембридж, находящиеся неподалеку. Исторический городок, втиснувшийся между двумя небольшими речками (главная улица вдоль и несколько, второстепенных, поперек), пережил нападение бритишей в 18 веке, выжив индийцев еще раньше, остался сам собой, то есть стал частью американской истории. Но популярность его случилась за счет его внешнего очарования - викторианские домики, кружевные, нарядные, превратились в гостинички со временем, местные салуны приобрели блеск, услужливо принимая гостей из внешнего мира, кораблики и яхты, заходящие в местные гавани, покачивались на волнах, придавая лоск и шарм неторопливому побережному стилю жизни. Сюда хорошо приезжать летом - снять комнатку в Bed and Breakfast, завтракать на открытой веранде, смотреть на белые паруса и голубые облака, слушать звон корабельных колоколов и наслаждаться теплой погодой и свежим бризом с гавани. Днем пройтись по главной улице, заглянуть в бутик под названием Лондон, там где продавщица говорит с акцентом - британским, конечно, - и висят старинные темные картины, толпятся бронзовые скульптуры и пахнет пылью.
Старинная, из камня, церковь в центре, рядом приземистое здание почты, и чуть понаряднее, белеет в наступившей темноте банк Америки. Все рядышком, все близко. Так близко, что говоря по сотовому телефону с мужем, который отлучился к машине, пока я заглядывала в магазинчики, мне пришлось повторить несколько раз: - Я у почты, это рядом с церковью. Сделав несколько шагов, слушая его ответ, оказавшись рядом с банком: - Ну а теперь я с банком. Развернувшись на 180 градусов, оглядела пустынную улицу, подсвеченные вывески, украшенные огнями витрины. Мимо проносились машины. Я сделала шаг по направлению к церкви и за подстриженными кустами увидела знакомый силуэт с поднятой к голове рукой. - Ну а теперь я вижу тебя!
Отобедать решили в салуне, который был частью местечка под говорящим названием Food and Drink. Чем отличаются все туристические места - названия передают суть. Наверное, чтобы не создавать лишних стрессовых ситуаций для граждан на отдыхе. Пошли мы туда, потому что не хотелось сидеть в одиночестве, гомонящая в баре публика как никогда подходила для создания определенной атмосферы. Распахнув дверь в заведение, мы улицезрели несколько человек, сидящих вальяжно за барной стойкой и хозяйкой, женщиной неопределенных лет, которая единственная стояла, и это выдавало в ней хозяйку.
- Хай! Хелло! Посыпалось тут же. - Пива? Так нас встретили, как только могут встретить местные заезжих... Один мужичок даже пододвинул барный стул, предлагая присесть, но мы прошли за столик. Нам было что обсудить вдвоем. Немногочисленная публика тут же потеряла к нам интерес. Только один худенький мужчина, со скорбными складками вокруг рта, мостился за отдельным столиком, куря сигарету за сигаретой. - Что-то с ним не так, - шепнул мой муж. Я пожала плечами и увидела jukebox, машину, которая играет музыку. Пять песен за доллар. Beatles, Doors, Jiffy Buffet, Eagles. Никогда бы не подумала, что я так хорошо разбираюсь в американской культуре - все было знакомо еще с юности, когда я жила в другой стране. Это было так давно...
- Why we don't get drunk and screw... Я никогда не слышала эту песню, но интуитивно выбрала подходящую к моменту. И это было не только о том, чтобы напиться и завалиться в постель. Но о том, что жизнь иногда бывает гадкой, и приходится делать усилие, чтобы сделать вид, что все не так плохо. Другими словами, когда так скверно, ничего не остается, как надраться как свинья. О том же, наверное, думал тот скелетообразный человечек, скорбно курящий сигарету за сигаретой.
Нам принесли еду и пиво. В меню было полно заманчивых блюд, но помятая официантка гордо объявила, что сегодня вечером их специализация meatloaf, блюдо простое, из домашней кухни. Его-то я и заказала. Все верно - нет ничего лучше, чем старое и доброе. Даже в таких популярных туристических местах как Сэйнт Майклс. Тем временем, народу в салуне не прибавлялось, даже кое-кто уже покинул дружелюбную компанию. Потом зашли две дамы, в джинсах, слегка покачивающиеся. - Happy birthday! Все сразу закричали. Одна дама, больше похожая на пьяного водителя грузовика, скромно улыбнулась и завела светский разговор с мужиков в клетчатой рубашке. Иногда Америка напоминает мне деревню, но только с достоинством.
Ночь спустилась над городком, звезды зажглись в холодном небе. Сквозняком потянуло из открытой двери - худенький мужчинка, в паре с другим, таким же худеньким, наверное, братом, затаскивал аппаратуру в салун. Расчехлив колонки, обнажив инструменты, они на полном серьезе собирались играть живую музыку. Для никого, если не считая оставшихся пару-тройку посетителей, и нас, за это время превратившихся в местных. Почти. Если судить по количеству выпитого и сказаного. Толстенький, в обвисших одеждах, дяденька средних лет, перебрасывался фразами с худеньким о том-о сем, когда я пыталась встрять в разговор и сказать что-нибудь умное. Но меня никто не слушал. Цифровой фотоаппарат накрылся, когда я попыталсь сделать пару снимков во время представления. Отчаявшись извлечь что-нибудь полезное из ситуации, я наконец уселась у окна и уставилась на пустынную улицу. Толстенький певец аккомпанировал себе на губной гармошке и гитаре, ему подыгрывали два других. Пел он так старательно, детским голосом выговаривая слова. Наконец пиво сработало и слезы потекли по моему лицу под звучавшие американские незамысловатые песенки.
Надеюсь, этого никто не видел. Зачем кому-то знать, о чем плачет женщина со странным акцентом в это время года в этом странном месте? Зачем этим местным пьяницам, скучковавшимся за углом бара и теребившим кусочек пиццы втроем, знать, что они не одни в мире, собравшиеся таким числом. Зачем помятой официантке, скучающей под работающим телевизором, знать, что не одной ей приходится споласкивать грязные стаканы и возить мокрой тряпкой по стойке. Зачем худеньким музыкантам, самозабвенно подыгрывающим толстенькому певцу, знать, что они ужасно похожи на образы американцов в своих обтянутых джинсах и ковбойских сапогах. Так как их представляют во всем мире. И я лишь одна из этого мира. Одна в этом салуне, где есть все как полагается в настоящем салуне, даже скрипучая лесенка наверх, куда можно подняться за отдельную плату. Если вам захотелось любви... Дверь распахнулась и впустила молодящегося седого мужчину с двумя стареющими блондинками. Они заливисто смеялись и вешались ему на шею. Подвалив к бару, они стали делать заказ. Сэйнт Майклс был жив. В нем жили туристы, они жаждали любви и развлечений. Чтобы все было по-настоящему.
Чтобы все было здесь и сейчас. Чтобы жить так как живется. Чтобы жить там где живется. Чтобы жить. Толстенький певец уступил место худенькому музыканту. И пока тот настраивал гитару, толстенький кидался попкорном в знакомого посетителя и хитренько улыбался. Репертуар худенького отличался, но также был хорош. Скорбные складки разгладились, несильный голос приобрел уверенность. Он пел для себя, для нас, для того, чтобы быть нам всем вместе в этом популярном туристическом месте. Мы встали с наших мест, муж расплатился, и мы вышли на улицу.