Белый Ворон

Ольга Крец
 В далекой – далекой, глухой и дремучей тайге, на высоком каменистом утесе – рос раскидистый столетний дуб. На этом красивом дубе, в его густой листве, свили гнездо птицы вороны. Большим было гнездо, добротно выложено ветками и травинками, всякими пушинками и перышками. Долго ли коротко, но прошло определенное время, и вылупились у них маленькие воронята, мокрые, некрасивые и трясущиеся от холода. Каждый из них стремился скорее подлезть под маму Ворониху, поэтому они нещадно толкались и пищали, создавая пискливый непрекращающийся гвалт. Среди черных – пречерных сестер и братьев один вороненок был чисто белым. Отец Ворон и мама Ворониха не поверили своим глазам и решили что этот птенец не их сын. Долго решали недоуменные родители, что за чудо послал им их птичий бог, но так ни к чему определенному не пришли. И чтобы дальше не морочить себе голову и не опозориться среди птичьего братства бракованным птенцом они решили избавиться от него, пока того никто не видел. И беспомощного Вороненка, они безжалостно выбросили из своего гнезда. Только вытянули свои длинные шеи и проследили как он падал на землю, после этого оба успокоились как после хорошо сделанной работы и обратили внимание на свое копошащееся и ревущее потомство заботливо укрыв всех до одного перышками мамы Воронихи. Хорошо, что ветки у дуба были густые, а листья широкие, они смягчили падение легкого тельца маленького птенца. Упав на землю, в густую траву, он не разбился насмерть, а только повредил себе крылышко. Холодно было Вороненку в сырой траве, жгучей болью болело крылышко, и кушать хотелось. И не мог понять, случайно он выпал из родительского гнезда или так жестоко обошлись с ним его родители.
Первое время он сидел на том месте, где упал и ждал, что мать или отец прилетят за ним, и заберут его к себе в гнездо. Нежно подложат под теплое мамино крылышко, успокоят боль в сломанном крыле и споет мама колыбельную для него и для его братьев и сестер, а потом наступит утро и все озариться чем-то светлым и теплым и будет все тип-топ! Но время шло, однако никто не вспомнил о нем. Не позвал к себе, не пригрел, не пожалел. Ближе к вечеру, когда все птицы устроились спать в своих гнездах, побрел Белый Вороненок, куда глаза глядят. Он осторожно переваливался с ноги на ногу, стараясь не задеть болевшее крылышко.
На его счастье, никто в эту ночь не съел его, и не растоптал, а набрел он на гнездо мамы Утки, у которой совсем недавно появились на свет маленькие утята. Мать Утка, не разобравшись в темноте, что это не ее утенок, пустила его к себе в гнездо, где, согревшись, он быстро уснул. И снились ему: отец Ворон, мать Ворониха, его братья и сестры воронята, среди которых ему было тепло и уютно.
Утром мама Утка, увидав Белого Вороненка, очень удивилась пополнению своего семейства таким странным птенцом. На счастье Белого Вороненка, мать Утка доброй и мудрой уткой. Она внимательно посмотрела на него и решила, что вместе со своими утятами она вырастит и чужого, видно потерявшегося птенца. Ей стало жалко этого крупного, по сравнению с ее детьми вороненка, но такого же беспомощного, как и ее дети.
Шло время, Белый Вороненок рос быстрее своих новых братишек и сестренок, вот он стал ростом почти как мама Утка, крылышко его зажило, срослось. Хотелось в небо. Вороненок, неуклюже переваливаясь, пытался оторваться от земли. Он пробегал несколько шагов и останавливался, оглядываясь назад, много ли он пролетел? Увидев, что ничего не получилось, он вставал по стойке смирно и начинал, усилено махать крыльями, как это делали взрослые птицы. Посмотрев вниз, он видел под ногами все ту же землю, от которой он не оторвался даже на малое расстояние. Мама Утка, наблюдая за Вороненком, улыбалась. Подождав, когда ее утята тоже подросли, мама Утка построила в одну шеренгу всех своих утят и Белого Вороненка. Она стала им объяснять, как учатся летать маленькие птенцы.
-Сначала надо настроиться на полет. – Сказала она им. - Потом немного пробежаться, махая крыльями изо всех сил - и только тогда, когда вы почувствуете, что воздух сам толкает вас вперед, вы поймете, что вы летите.
Утята и Белый Вороненок бегали наперегонки, старательно взмахивая, еще не окрепшими крылышками и поглядывая друг на друга, кто первый оторвется от земли. Всем было весело.
Прошло лето. И вот уж парит в ясном прозрачном небе, молодой красивый белый ворон. Пролетая над тем местом, где он когда-то появился на свет, Ворон и не вспоминал своих близких, как будто их никогда и не было. Хотя он помнил все. Радости от воспоминаний не испытывал, а горькую обиду свою никогда и никому не высказывал, считая, что высказывать обиды свои кому бы то ни было – это не по мужски, короче то ли затаил он ее в самых глубоких тайниках своей души, то ли вообще выбросил из головы, как не заслуживающий внимания хлам. А летал он хорошо и красиво, все больше и больше делая круги над родными просторами и ликуя от свободного полета насыщаясь великолепием просторных лугов, синевой рек, красотой дремучей тайги.
А в это время, в долине, расположенной, далеко-далеко от утеса, в большом красивом городе, в столице царства-государства, правил своей страной царь-государь Еремей Еремеич. Было ему лет под пятьдесят, а может быть и больше, и характером он славился жестоко нравным, безжалостным и суровым. За глаза его слуги называли не Еремеем Еремеевичем, а Гордыней Злодеевичем. И имя это свое не настоящее, а данное ему слугами, он оправдывал полностью.
Была у этого царя такая прихоть. Один раз в год он выбирал себе жену, каждый раз новую и молодую, красивую и умную, талантливую и добрую, заботливую и нежную, а старых жен он отправлял в заброшенный замок. Тот замок находился за тридевять земель от царства-государства, в дремучем лесу, на высокой горе, по соседству с тем скалистым утесом, где родился Белый Вороненок. Там эти женщины до конца своих дней жили в мрачном, полуразрушенном, холодном замке, кишащим гадюками, тарантулами и скорпионами, а в близлежащих водоемах кишащими жабами и лягушками, которые кричали дурными голосами песни свои лягушачьи и млели от этих песен, тревожа недолгий и не крепкий сон пленниц. Работали женщины от зори и до зори, от темна и до темна, под присмотром таких же, как и царь-государь жестоких надсмотрщиков-стражников.
Красивую девушку искали для царя по всему царству-государству. И хотя через год он все равно менял ее на новую жену, требования к очередной невесте были очень строгими: должна быть она первой красавицей во всем его царстве-государстве, умницей-разумницей, изящно и нарядно одеваться, красиво петь и танцевать, говорить мудреные слова, быть приятной в общении. Одним словом, чтобы в любое время, могла она развлекать и сердитого царя и его званных гостей.
За все годы, жестокий царь ни одну из своих жен не полюбил, разве только что может быть первую. Видно молод был и жестокости своей до женитьбы не успел еще набраться. Впрочем, и ту недолго любил, только на годик той любви и хватило то. Поэтому, каждый раз ровно через год он без сожаления расставался со своими женами-горемыками.
Конечно, родители красивых умных и добрых девушек, не хотели отдавать их в жены такому злому человеку. Они прятали их, как могли от царевых слуг, когда те выезжали искать царю новую невесту. Однако молва о подрастающей красавице, все равно передавалась от дома к дому, из села в село, из города в город. А у царя везде были свои соглядатаи, ищейки и шпионы, поэтому слуги его без труда привозили каждый год царю новую невесту, одну краше другой.
В тот год, когда родился Белый Вороненок, слуги тоже поехали искать царю невесту. Да и искать то ее сильно не надо было. Все знали, что у князя Давида выросла и расцвела красавица дочь Анастасия. Много царь и его слуги видели красивых девушек, но такой на их памяти не встречалось.
Была Анастасия роста среднего, не худая и не полная, а в самый раз, чтобы глаз радовался совершенству форм, и изящности линий. Лицо красавицы, будто художник, так нарисовал, выбирая самое лучшее, самое прекрасное, что запоминалось оно с первого раза. Овал юного лица был нежен и красив, ямочка на подбородке и румянец на щеках притягивали взор. Брови вразлет – черными бархатистыми стрелками убегали к самым вискам, а глаза смородины излучали тепло и смех, коварство и ласку, легкость характера и мудрый нрав юной девы. За четко очерченными, как нарисованными устами, прятались белоснежные зубки – жемчужины, которые открывались во всей красе, когда Анастасия звонко хохотала. Но самыми прекрасными у Анастасии были волосы, медно-золотистого цвета, пышные и искрящиеся на солнце, они ниспадали крупными, свободными завитками по всей спине и заканчивались ниже пояса. Глядя на нее, хотелось наслаждаться этой красотой, не отрываясь и целый день, и длинную ночь.
Князь Давид был богат и образован и дочь свою он вырастил один, так как мать девушки рано умерла. И не было у князя никого на белом свете, кого любил бы он и лелеял, больше чем свою родную дочь, за что отвечала Анастасия ему своей привязанностью и лаской. Как ни занят был князь, как не отлучался он из дома, уходя в походы со своей дружиной, воспитание дочери он никому не доверял. А обучил ее всему, что сам знал и умел. Изучала она историю и географию, математику и ботанику, знала она и заморские языки, те, что отец ее изучил в дальних походах к чужестранцам.
Хорошо пела и прекрасно танцевала Анастасия. Этими талантами ее сама природа наградила. Вышивать ее научила старая няня, и было это нелегкое и увлекательное занятие, ее любимым развлечением. Целые картины были вышиты или вытканы так искусно, как будто была она не княжеской дочерью, а дочерью самой талантливой вышивальщицы и художницы в одном лице.
При всех своих талантах, она была очень ласковой и доброй. Ладила с людьми и любила животных. А больше всех – коней. Она умела обращаться и ухаживать за ними, и даже лечила, если кто-нибудь из них начинал болеть. Собирала полезные травы и поила их настоями, а раны излечивала припарками из этих же лечебных трав. И кони отвечали на ее ласку ей своей любовью и привязанностью. Ни разу ни одна из лошадей не лягнула и не скинула ее, а все они радостно ржали, встречая появление Анастасии в конюшне, когда рано утром приходила она к ним, чтобы выбрать кого-то, для верховой прогулки. И наездницей Анастасия была умелой, ежедневно можно было видеть ее фигурку с развевающимся золотом волос на дорогах великого княжества Давида.
Князь Давид надеялся, что Еремей Еремеич не посмеет с ним сориться, потому, что сам князь был богат и знатен. Имел свою дружину, с которой он не раз спасал Еремеево царство от набегов и грабежей чужеземцев, ходил со своей дружиной в дальние-предальние походы, привозил огромные богатства и делился им с казной царя Еремея.
 Поэтому дочь свою он не прятал. Но царь Еремей прожил довольно долгую жизнь, и трудно было его, чем-нибудь удивить или напугать, а тем более усовестить. Загодя он попросил у князя Давида его дружину на недолгое время, якобы для усиления южных границ царства, а сам отправил своих слуг ехать в Давидово княжество и привезти ему княжну Анастасию добром или силой. Знал он, что малое количество стражи осталось у Давида в княжестве, и не смогут они оказать сопротивления.
Добром князь свою дочь не отдал, а в бою, когда сражался за нее и войско свое потерял и сам погиб, поэтому привезли к царю Анастасию, как не сопротивлялась она, силой.
Когда привезли Анастасию во дворец, красота ее пришлась Еремею по душе, и не мог он нарадоваться, любуясь ею. Всячески задабривал Еремей Анастасию, ничего не жалел для нее, все ждал от нее благодарности и ласки. Уж очень хотелось ему, чтобы эта девушка любила его, пела и танцевала для него, очаровывая всех своей красотой. Но ледяным молчанием встречала и провожала его молодая жена, только ярость, призрение и ненависть дарили ее прекрасные глаза. Не давая самой маленькой надежды узурпатору – царю на милость молодой царевны.
Прошел месяц, второй, третий. Молодость и желание дальше жить брали свое, немного притупилась боль от потери любимого отца и подружилась Анастасия со служанками и придворными, а потом и с друзьями и близкими, царя Еремея. Только к нему одному она, оставалась, враждебно холодна.
Ум, красота и доброта Анастасии пленили всех, кто узнавал ее. Все больше и больше собиралось вокруг Анастасии, любящих ее друзей. Все это видел Еремей, поэтому по прошествии шести месяцев, когда Еремей понял, что не подчинилась ему Анастасия, не сломил он ее, не сумел задобрить, решил он сослать ее досрочно в замок к своим предыдущим женам. Велел он поставить ее на самую тяжелую и грязную работу, чтобы посмотреть, как быстро она потеряет свою красоту и здоровье, поблекнет и состариться. И посмеется он над ней, над ее гордостью и безобразием, немощью и бессилием.
Но случилось то, чего не было в Еремеево царстве, не только давным-давно, а вообще никогда. Слуги зароптали и перестали подчиняться, придворные перестали угодливо улыбаться, а друзья и родственники, какие еще были у Еремея, заговорили вслух о его жестокости, и перестали посещать его дворец.
Удивился и разозлился Еремей несказанно. Но уж в ком что есть, то есть. Не послушался он ни добрых советов, отпустить девушку с миром, ни предсказаний своих гадалок, которые предсказывали ему, что, обидев девушку, он навлечет на свою голову большую беду. Отправил он Анастасию в этот проклятый замок, где ей было суждено согнуться от тяжелой работы, сломаться от безысходности, рано состариться и умереть всеми забытой.
Всю прислугу дворца Еремей приказал отправить на каторжные тяжелые работы, кого камень для строительства своих дворцов добывать, кого лес валить, кого просто в подземные казематы приковать цепями к каменным столбам пожизненно. Это тех, кто уж очень был близок к Анастасии, и защищал ее, не пугаясь расправы. Еремей хотел, чтобы все, как можно быстрее забыли о ней, а ему ничего не напоминало о том, что не победил он юную девушку, ни задабриванием своим, ни богатством, ни испугал злобностью своей. Что и ему властному Еремею, не все подвластно в этом мире. Престал он встречаться со всеми своими друзьями – князьями, вельможами и панами, родней и султанами, и остался, в конечном счете, он один.
Отправил Еремей своих воинов найти ему новую жену. Ушли они, и пропали надолго, так как всех своих дочерей, народ или попрятал надежно или рано замуж повыдавал. Ни один двор, ни один дворец не пропускали воины царя, но были там или дурнушки или красивые, но уже с младенцами на руках. Проходил месяц, второй, третий, но все не находилось юной красавицы для Еремея. Злился он не меряно, стал седеть и покрываться морщинами, шевелюра, когда-то густых волос стала редеть не по дням, а по часам, оставляя небольшие клочки шерсти на голове. Руки его постоянно тряслись, а в ногах пропала сила, даже голос потерял свою грозность, и сделался дребезжащим и гнусавым. В зеркальной спальне его были убраны все зеркала, и заменены темными мрачными шторами, чтобы не так было заметно, как быстро старится царь.

Ну а что же наша Анастасия и Белый Ворон?
Долго везли Анастасию, ни в карете, как знатную женщину, а в открытой повозке, запряженной старыми волами, как простолюдинку. Сняли с нее перед дорогой, красивые одежды, украшения, а завернули с головы до ног в черную, грязную ткань. Обвязав веревкой эту материю вокруг головы и талии, чтобы не сваливалась она с нее, да вырезали дырки для глаз и рта, чтобы не задохнулась она раньше времени и не ослепла.
Лето стояло жаркое, а волы тянули повозку очень медленно, так как дорога шла все время в гору, а сами они были старыми и ленивыми. Тяжело было Анастасии, днем жарко, по ночам холодно. Почти постоянно она голодала и плакала украдкой, чтобы никто не заметил. Слезы ее тихонько текли по лицу, смешиваясь с пылью дорог, и оставляли грязные, засохшие следы на лице.
Знала она, со слов придворных, куда ее везут, и что ждет ее там. И не было у нее ни малейшей надежды на спасение, на то, что изменится когда-нибудь ее жизнь в лучшую сторону, что будет она свободна и счастлива. Если бы у нее был хоть маленький лучик этой надежды, не так страшны были бы для нее любые испытания.
Тот замок, куда везли Анастасию, находился в трудно проходимом месте, где дремучей тайгой все заросло, горные реки текли, осыпи камней преграждали путь, редко ступала нога человека. Только раз в год пробирались стражники с изгнанницей – пленницей, да звери иногда топтали ту дорогу.
За каждой пленницей смотрели там здоровые, мрачные и не разговорчивые стражники, вместе с ними несли охрану злые, полуголодные собаки и убежать оттуда было невозможно.
Как ни длинной и трудной была дорога, как ни медленно брели уставшие волы, но все когда-нибудь заканчивается, закончился и этот тяжелый путь в тюрьму. Стражники выбились из сил, а про Анастасию и говорить нечего. Когда ей помогли выбраться из повозки, она еле стояла на ногах. Провели Анастасию в замок, сняли с лица тряпку – накидку, и первых кого она увидела, это хохочущих стражников, От многодневной пыли, жары, укусов комаров, тело у Анастасии все чесалось, лицо распухло, волосы превратились в сосульки.
- Вот это красавица! Ха-ха-ха!!! Вот так царевна – несмеяна!! Ха-ха-ха-хаха!!! Ай, да гордая Анастасия! Да это пугало какое-то! Ха-ха-ха! – гулко разносился громкий хохот в мрачном замке.
И больнее, чем физические страдания, разрывали сердце девушки, издевательские выкрики жестоких стражников, которые даже умыться с дальней дороги не предложили, даже куска лепешки не дали.
Не нужны были Еремею работницы в этом замке, тот давным-давно, еще до прихода Еремея на престол, стоял заброшенным. А жаждало Ереемево жестокое сердце чужой боли, страха и отчаяния, была чужая беда сладкой песней для него самого, для сознания собственного превосходства над кем бы то ни было. Все должны были знать, что один он такой властный и могучий, что один он может распорядиться, как ему захочется. Что такой, казалось бы близкий ему человек, как жена, для него – никто! Ничто! Гязь! Песчинка! Захочет – и растопчет!
Когда человек родится в бедной семье, и с детства ему живется трудно, порой холодно и голодно, приходится много работать – со временем, он привыкает к этим невзгодам, и живет такой жизнью, не особенно страдая. Считая эту жизнь – своей судьбой.
Если человек вырос в роскоши и богатстве, тяжело ему опускаться на дно бедности. Жестокая изощренность в обращение с женщинами, придуманная Еремеем Еремеичем было в том, что сначала этих юных красавиц баловали изобилием, роскошью, удивляли небывалым богатством, которое им тоже как бы принадлежало, исполняли любые их желания. В течение целого года они были яркими цветами целого царства-государства. А потом их безжалостно гнали из дворца, растаптывали их гордость и самолюбие, превращали в рабочую скотину. И обречены они были влачить это жалкое свое существование, всю оставшуюся долгую или короткую жизнь.
-Ну, а теперь пойдем, посмотрим твои новые хоромы, да твоих новых подруг. – С насмешкой, приказали стражники Анастасии.
По каменным, разбитым ступенькам поднимались они в верхние этажи замка, где находились кельи узниц. В коридорах висели зажженные факелы, а у женщин свет попадал только днем через маленькие, зарешетчатые оконца, и было этого света так мало, что несчастные радовались, когда их выводили на работу. Видеть солнце, небо, лес и дорогу, убегающую в их счастливую прошлую жизнь – было единственной отдушиной в их беспросветном бытии.
Стражникам скучно жилось в этом замке. Охранять слабых, беспомощных женщин – ума много не надо, поэтому рады были они любому развлечению. Им нравилось смотреть, какое страшное впечатление производит замок-тюрьма на вновь прибывших жен царя. Кто-то плакал и молился, кто-то ругался и грозился, что все равно убежит отсюда, кто-то старался задобрить стражников, прихорашиваясь, насколько это, возможно, было и, заглядывая ласково им в глаза.
Но все было напрасно, не могли стражники нарушить указов царя обращаться с женщинами безжалостно и не сочувствовать их. Иначе ждало их наказание еще более жестокое, чем у этих женщин.
Открыв дверь первой кельи, стражники показали Анастасии первую жену царя Еремея. Было ей лет меньше, чем пятьдесят, но выглядела она совсем старухой. Лицо с кулачок, все в глубоких морщинах, круглые глаза совсем провалились и казались водянисто бездонными, нос крючком, зубов почти не осталось, тонкие губы запали в рот, и казалось, что их совсем нет. Седые, нечесаные волосы стояли дыбом, довершая страшную картину угасания живого человека.
Условия у нее были чуть лучше, чем у других. Был свет, небольшая лежанка, стол и стул. На работу ее выпускали каждый день, она могла работать или не работать, но с женщинами общалась.
Хоть и выглядела первая жена царя Еремея старухой, однако взгляд ее не погас, она с интересом посмотрела на Анастасию и даже успела ей шепнуть:
-Не все так плохо, как тебе кажется, не отчаивайся, дочка! У тебя еще долгая жизнь впереди.
А в следующих кельях было еще страшнее. Старые и молодые, оборванные и худые, все эти женщины: кто плакал и жаловался, кто кричал и ругался, кто безжизненно лежал на полу и не реагировал даже на приход стражников.
Чтобы заглушить боль и страх, Анастасия, начиная с комнаты, где ее встретили стражники, заставила себя считать и запоминать: коридоры и кельи, ступеньки и повороты, этажи и стражников, как будто надеялась, что когда-нибудь ей это пригодится, но по крайней мере приглушало страх от увиденного.
Келья, в которой ей предстояло прожить оставшуюся жизнь, оказалась на самом верху замка, так высоко, что только птиц, парящих в небе, можно было увидеть над головой из маленького, зарешетчатого окошечка в потолке, да ноги стражников, вышагивающих мимо окна.
Ничего не было в комнате: ни стола, ни стула, ни кровати, ни постели. Но было там, по крайней мере, прохладно, и уставшая царица моментально уснула на голом каменном полу. Приснился ей отец живой, добрый всегда и сказал ей:
-Родная моя доченька, ты не отчаивайся, что бы ни случилось в твоей жизни, у тебя все закончится хорошо. Я вижу тебя, твой путь, твои дела и слышу твои мысли. Знай – я всегда с тобой. Люби людей, зверей, птиц, и даже самые плохие, отплатят тебе добром за твою доброту. Вспомни все, чему учил тебя я, пока мы были вместе, и многое тебе пригодиться, чтобы выбраться отсюда. Не теряй надежду, ты скоро будешь, свободна и счастлива.
Не успела Анастасия спросить отца, что она может сделать, чтобы убежать из этого ада, как дверь кельи со страшным скрежетом отворилась. Вошел старый стражник и сказал:
-Три часа прошло – больше спать тебе не положено.
-А петь – можно? – спросила Анастасия.
-Не запрещено. – Удивился стражник, таких просьб, он от узниц еще ни разу не слышал. Плакать плакали, порой даже выли, как волки, но петь здесь, в замке, до этой странной узницы, никто не пожелал. Он ожидал, что она попросит еды или питья, а время вечерней трапезы еще не наступило, но девушка не вспомнила о еде.
Анастасия начала петь, сначала голос у нее был хриплый и не веселый, но чем яснее она вспоминала свой сон, чем отчетливее звучали слова отца, тем легче становилось у нее на душе и песни, одна за другой звучали жизнерадостней и бодрее.
Сначала стражники, а потом и узницы услышали песни Анастасии. Удивленные, они стали жадно слушать красивый напевный голос девушки и вспомнили, что когда-то они тоже пели. Узницы подхватили песню Анастасии, и сразу легче всем стало, как будто солнышко заглянуло в каждую келью. Стражникам тоже понравилось, как поет Анастасия, они не стали запрещать, ей петь.
Пришла ночь, и опять стало плохо: темно, сыро, холодно. Всплакнула Анастасия, спать ей не хотелось, хотя и было у нее всего на сон, не больше шести часов. Сидела она на холодном каменном полу и думала, что ждет ее завтра, после завтра и все другие дни пребывания в этом замке?
Далеко было до рассвета, даже трудолюбивое солнышко еще не проснулось, когда стали стражники будить узниц и выводить их на работу, на большое поле, вокруг которого стояли сторожа с собаками. Трава на поле была высокая и густая. Срезали эту траву острыми серпами женщины и носили в кучки, потом ее сушили и кормили скот, который доставался на обед стражникам.
Предутренняя прохлада и сырая трава знобили и женщины кутались, кто во что мог, только одна Анастасия, пока было темно, сняла с себя ткань и стала работать в сырой траве без нее, веревкой привязав ее к телу. Пока шла она с одного края поля до другого по мокрой траве, а потом обратно, и сама отмывалась от грязи и ткань набирала влагу и очищалась, а в утренней росе и волосы помыла. Когда солнышко встало, завернула Анастасия тряпицу вокруг себя, так та и высохла на ней да под лучами теплого солнышка.
И такой красавицей предстала она утром перед окружающими, что ее просто не узнали. Яркие черные глаза, белое нежное лицо и красивые губы заворожили стражников. Переливающиеся на солнце яркой медью волосы, ниспадали мягкими волнами крупных завитков ниже пояса и закрывали убогую одежду красавицы.
Быстро догадалась Анастасия, что ее не узнают. Важной походкой, богатой княжны, подошла она к пасшимся на поле лошадям, вскочила на одну из них, и животное будто поняло, что нужно этой милой девушке. Лошадь с места понесла с такой скоростью, что они моментально исчезли с глаз, застывших в изумлении стражников. Не сразу сообразили они, кто эта красавица, откуда она взялась и куда умчалась.

Белый Ворон видел все, паря в небе над полем, над замком, и над дорогой, по которой неслась Анастасия, не веря самой себе, что она свободна. Видел, очнувшихся от видения стражников, видел, как бросились они в погоню за девушкой, догнали ее, схватили и увели обратно в замок.
Вечером прилетел он к своей маме Утке, и рассказал ей все, что видел. И еще он сказал, что эта девушка, как сказка, и не в радость ему его жизнь, если не будет видеть ее, не будет слышать ее, не будет рядом с нею. Если не поможет он девушке выбраться из тюрьмы, в которую неизвестно за что ее посадили, не к чему ему будет его собственная жизнь.
Внимательно выслушала Белого Ворона мама Утка и сказала:
-Я могла бы помочь тебе и выполнить твое желание. Я превращу ее в птицу, чтобы ты смог освободить ее. Только захочет ли она сама этого?
-Конечно, захочет! Я видел, как она старалась убежать! – обрадовался словам мамы Утки Белый Ворон. Значит плохо ей там, значит, на все она согласится, лишь бы выбраться оттуда!

Прошел день, и настала ночь. Анастасия сидела в своей келье, смотрела на звездное небо. В наказание за побег, ее лишили еды и сна на три дня и три ночи. Только красота спасла ее от более жестокого наказания.
Сон не сбылся! – думала она, не сдерживая слез, которые текли у нее из глаз, не переставая. – Больше меня никогда отсюда не выпустят, даже на работу. Я действительно здесь зачахну и умру! Безысходность душили и чтобы хоть как-то прочистить горло Анастасия потихоньку начала петь. Белый Ворон, сидевший на крыше замка, недалеко от ее кельи, подумал, что только у той красивой девушки может быть такой чистый и красивый голос. Он подошел к решетке окна, откуда неслась песня, заглянул в него, и увидел - да это была она. Но даже, если она превратится в птицу, - подумал Белый Ворон, - сквозь такую частую решетку, даже птица не пролетит, хоть один прут у этой решетки, но убрать надо.
Стражники уже привыкли к Белому Ворону, он часто здесь бывал, поэтому они не обращали на него внимания, когда он стал стучать клювом по железу.
-Ну, и, слава богу, - думали они, теперь не надо стоять над окном и будить эту прекрасную девушку. Стук клюва о железо не даст ей уснуть.
Всю ночь долбил Белый Ворон железо, но только на одну треть выдолбил ямку, а утром пришел новый стражник и прогнал его. В следующую ночь Ворон опять занимался тем же самым и опять ему никто не мешал, а в третью ночь прут можно было отогнуть. Но как?
Анастасию удивили действия птицы, она подумала, что даже, если все прутья отогнуть, окошко все равно слишком маленькое, чтобы она могла выбраться через него.
Дежурил в эту ночь стражник, который и сам бы желал выпустить на свободу эту красивую девушку, но не знал, как это сделать. Когда Ворон перестал долбить по одному и тому же месту, стражник подошел и посмотрел, что тот сделал. Увидев, что один прут можно отогнуть, попробовал он это сделать и птица благодарно захлопала крыльями и закивала головой. Удивился стражник и еще больше отогнул прут в сторону. И тут случилось невероятное. Девушка превратилась в белоснежного голубя, только кончики крыльев были золотисто ржавого цвета, и взлетела! Вылетела она через образовавшуюся дырку в решетке и поднялась в небо. Ворон полетел вслед за ней и скоре они исчезли с глаз оторопевшего стражника. Говорят, что с тех пор стражник потерял дар речи, только часто и подолгу смотрит в небо. Но ни голубка, ни Белый Ворон больше не показывались над замком.

А прилетели они к маме Утке и стали жить рядом с ней.
Когда Анастасия полетела, она не поняла, что с ней, но свободный полет был, так упоителен и решила она, что спит и видит прекрасный сон. Ей страшно было проснуться и оказаться снова в тюрьме.
-Будь, что будет, пока стражники не разбудят меня, я буду летать! – думала она. Пробыв у мамы Утки и Белого Ворона день, второй, третий, понимая их речь, Анастасия заставила себя поверить, что это не сон, а действительность и теперь она – птица, а не человек. И тогда она спросила у Белого Ворона:
-Кто превратил меня в голубя и помог освободиться от плена?
Белый Ворон рассказал ей обо всем, как увидел он ее, убегающую от стражников, полюбил, и мама Утка помогла ее освободить, превратив в голубя.
Вспомнив слова отца, что все у нее будет хорошо, что надо только любить людей, зверей и птиц, Анастасия решила не противиться такому обороту судьбы, а жить вместе с этими милыми освободителями. Со временем она подружилась со всеми птицами, что гнездились и проживали рядом с семейством мамы Утки, перестала бояться высоты и стала улетать все дальше и дальше.
Прошло много времени, и она стала летать до замка, уже не опасаясь, что ее могут вернуть туда. Пролетая над ним, она видела бедных узниц, которым никто не мог помочь. Пролетая над городом, она видела царя Еремея, состарившегося, но еще более злого и жесткого, о чем можно было услышать из разговоров жителей этого города. Возвращаясь к птицам, она думала:
-Я все равно человек и знаю, что добро должно править миром и людьми, а не зло. И не место злодею Еремею в нашем царстве-государстве. Не ему править страной и унижать свой народ. Надо исправить эту безобразную несправедливость и сделать так, чтобы все были свободны и счастливы. И если не постараюсь я хоть что-то сделать для этого, не буду я достойна доброго имени отца моего князя Давида.
Рассказала она о своих думах матери Утке, и та спросила ее:
-Разве в твоих силах наказать царя?
-В первую очередь надо освободить бедных женщин, а уж потом посадить в этот проклятый замок-тюрьму самого царя Еремея, на всю его оставшуюся никчемную жизнь! – взволнованно произнесла Анастасия.
Подумала мама Утка и сказала:
-Я могу тебе помочь. Хоть задача эта трудная, но выполнимая.
-Спасибо мама Утка.
Утка продолжила:
-Чтобы попасть в замок, надо отвлечь стражу, ты сможешь это сделать?
 Ты сможешь в этом огромном замке найти дорогу к кельям узниц? Ты сможешь позвать их за собой и вывести?
-Да! – ответила Анастасия, она много думала, как можно спасти женщин и вывести их из замка. – Только мне надо много-много ниток, ярких разноцветных ниток.
-Хорошо, - сказала мама Утка, - будут у тебя нитки, столько, сколько тебе понадобится.
Она попросила всех птиц, обитающих в лесу, принести к ее гнезду ниток, кто каких только сможет найти. Утку в этом лесу любили и уважали за ее добрый нрав и справедливый характер. В течение трех дней росли горы ниток возле гнезда мамы Утки. Несли их птицы в своих клювах со всех мест, где можно выдернуть красивую и яркую нитку.
Из этих ниток, Анастасия взялась ткать ковры. Тяжело и не удобно было работать без рук, где крылом, где клювом справлялась она с этой трудной работой. С самого раннего рассвета и до позднего заката трудилась Анастасия и ткала ковры один краше другого. Глаз невозможно отвести от изумрудной лужайки, от кудрявой березки, от распустившегося цветка.
Утка, глядя на Анастасию-голубку, понимала, что только человек может поставить себе цель и так упорно ее добиваться. Что не может Анастасия жить с ними птицами, а всегда будет стремиться к людям, к их горю и радостям. Так же понимала она, что Белый Ворон уже вырос, но его собратья так и не приняли его в свою стаю, а ему понадобиться в жизни близкий друг, каким могла стать для него только Анастасия. Хорошо подумала мама Утка, прежде чем позвала к себе Белого Ворона и спросила:
  -Если я превращу Анастасию снова в девушку, как ты воспримешь это?
-Я умру от горя, если она уйдет от нас. Без нее я жить не смогу! – ответил Ворон.
-Что ж, любите друг друга! И будьте счастливы вместе! - сказал Белому Ворону мать Утка, и превратила их обоих в людей. – А чтобы вы не тосковали по жизни птиц, вы можете превращаться снова в птиц всегда, когда вам это понадобиться или захочется.
Радости Анастасии не было предела. Глядя в зеркальную гладь озера, она не верила своим глазам, что она опять человек, что снова она прекрасная девушка. А Белый Ворон превратился в красивого, светловолосого, высокого и голубоглазого юношу.
Сшила Анастасия из одного ковра одежду себе и Ворону, а остальные свернули они в два рулона и направились к замку – тюрьме, тепло, попрощавшись с мамой Уткой и всем птичьим семейством из родного леса. Шли они долго: и путь не маленький, и ковры тяжелые.
Когда подошли они к замку совсем близко, развесил Белый Ворон ковры между деревьями и стал расхаживать между ними. Чудно стало стражникам, откуда в такой глуши народ появился, да еще такую красоту с собой принес! Всем им враз захотелось посмотреть, кто это, да что там? Стали спорить, кто первый пойдет, да никто не хочет оставаться, всех любопытство разбирает. Потом порешили, что никуда не денутся их узницы, пока они не надолго отлучаться. На всякий случай оставили одного, того несчастного стражника, который выпустил Анастасию голубку на свободу, потому как он не заинтересовался и не пожелал идти смотреть на пришельцев.
Анастасия в это время подошла к воротам замка, спряталась за деревом, и стала ждать, когда стражники уйдут к Белому Ворону. Наконец ушли почти все, и только один никуда не собирался. Превратилась Анастасия в голубку и пролетела в замок. Расширились глаза у стражника, и закричал он ей вслед:
-Погоди! Я знаю тебя! Ты Анастасия?!
-Да! – удивилась Анастасия и превратилась снова в девушку. – Пропусти меня в замок. – Попросила она его.
Любую просьбу готов он был выполнить, лишь бы видеть ее. Пропустил он и даже слова не сказал, заворожено рассматривая девушку, которая снилась ему каждую ночь, и была в тех снах нежна, как ранний рассвет и прекрасна, как звездная ночь. Однако наяву ее облик затмил все его ночные видения.
Войдя в замок, вспомнила Анастасия все его расположение, как будто вчера привезли ее сюда жестокие стражники царя Еремея. Не зря, видно, запоминалось ей, какие лестницы – куда ведут, какие коридоры – куда выводят.
Открыла первую дверь Анастасия, где увидела старшую жену царя Еремея и сказала ей:
-Вы свободны! Собирайтесь и мы уйдем отсюда!
Поднялась на ноги пожилая женщина, подошла к Анастасии, крепко прижалась к ней и произнесла дрожащим голосом:
-Я сразу, каким то душевным чутьем поняла, что ты не простая девушка. С твоим приходом, появился свет в окошке и у нас.
-Мы должны торопиться. Я хочу собрать всех женщин и вывести отсюда. Все женщины должны быть свободны. Сегодня же!
-А как же стражники? – удивленно произнесла старшая жена Еремея.
-Их отвлекает мой друг. Только, как долго это ему удастся, я не знаю.
-Я тебе помогу, - обрадовавшись близкой свободе, произнесла женщина. – Много лет я здесь живу и знаю, что кроме центрального входа, есть еще и скрытый выход, никто не знает про него. Когда-то, когда я еще была молодая и полная сил, я пыталась бежать, и нашла этот полуобвалившийся выход в замке. Я долго сидела возле него, да побоялась одна уходить по дикой тайге, полной хищных зверей. Одной мне было не выжить, и я предпочла потихоньку умирать здесь. Выход тот я прикрыла камнями, которых полно в подвальных коридорах замка, но хорошо запомнила, где он находится.
Торопилась Анастасия выводить женщин к выходу из замка, который показала ей старшая жена Еремея. Ведь стражники могли вернуться в любой момент. Не все женщины сразу понимали, что надо уходить, не верили, что это свобода. А многие были слабы настолько, что отказались пускаться в такой дальний и тяжелый путь.
Выход действительно был полуразрушен, завален камнями, но выйти через него можно было. И женщины не жалея сил, ломая ногти, обдирая в кровь руки, растащили камни, ладонями отгребли песок и по одной, в узкий проход выбрались на волю. Спустились по едва заметной узкой тропинке в чащу леса, и не стало их видно со стороны замка-тюрьмы.
А в это время, стражники, кто купил, а кто просто отобрал сотканные Анастасией ковры у Белого Ворона, вернулись в замок. Не сразу бы хватились они беглянок, да увидал один из стражников, белое перышко, оброненное Анастасией, когда превращалась она в девушку, и сказал:
-Что-то неладное сегодня у нас твориться, давно не водятся возле замка белые птицы, а уж в самом замке их никогда не было. Кинулись стражники по кельям и увидали, что многие из них пусты. Стали допрашивать стражника, стоявшего на входе, а тот только и отвечал им:
-Была здесь белая птица, а больше никого не видал, и как женщины ушли, не видал.
Поняли стражники, что ничего не добьются они от своего странного товарища. Но догадались стражники, что не зря появился продавец коврами, что это он их отвлекал, когда узницы сбежали. И бросились они ловить Белого Ворона. Не стал Белый Ворон превращаться в птицу, а дал схватить себя. Завели они его в ту же келью, где сидела Анастасия, чтобы был он подальше от входа, да не сбежал от них. Долго его пытали, кто он такой и кто ему помогал в освобождении узниц. Ничего Белый Ворон им не сказал, а только ждал рассвета. Надо было дать женщинам время, чтобы ушли они как можно дальше, а уж потом самому спасаться.
Небольшой отряд из стражников, бросившийся в погоню за женщинами, поздно вечером вернулся ни с чем обратно, потому, как искали они женщин с одной стороны замка, где они могли выйти, а женщины ушли совсем в другую сторону. Да и найти в такой дремучей тайге человека, все равно, что найти иголку в стоге сена.


Ничего, не допытавшись у Белого Ворона, оставили его стражники в келье одного, крепко заперев все засовы, а сами пошли думать, как и кто доложит Царю Еремею такую плохую весть о том, что сначала исчезла, непонятным образом Анастасия, а потом и большинство женщин. Не поздоровиться вестнику такой новости. Ладно, если живой останется! Долго спорили, кто пойдет, и решили отправить того стражника, в дежурство которого, исчезла Анастасия, а потом и узницы сбежали. Чтобы он был вестником неприятной новости для царя Еремея, чтобы он принял весь первый гнев царя на себя и был наказан в первую очередь. Связали ему руки, посадили на коня и четверо его товарищей поехали с ним в город.
На рассвете Белый Ворон вылетел в то же окошко, что и Анастасия-голубка. С высоты своего полета он увидел, как идут торопливо по лесу женщины, опасаясь, погони. А так же видно было ему, как едет под конвоем стражник, который уже дважды помог Анастасии, а теперь и женщинам.
Поднялся высоко в небо Белый Ворон, камнем свалился на одного из стражников и клювом проломил ему голову, тот упал с коня уже мертвым. Ничего не поняли трое стражников, только пленник понял, кто это. Через какое-то время и второму досталось также. Испугались два последних, оставшихся в живых, стражника и говорят друг другу:
-Или птица нас насмерть заклюет, или царь Еремей нам головы отрубит, и так, и этак, нам не жить, давай отпустим этого бедолагу пленника, да и сами сбежим в другое царство-государство. Свернули они с дороги и подались в лес, от греха подальше.
Увидел Белый Ворон, что их друг спаситель на дороге один остался, и превратился в человека. Помог он стражнику с коня сойти, оковы с рук снять. Присели они на траву, и рассказал он ему о себе и об Анастасии, о матери Утке и о своих превращениях в птиц и обратно, и стало все понятно стражнику. Согласился он идти с ними в город-столицу, помочь им в борьбе с царем-злодеем. Сели они вдвоем на лошадь, догнали женщин и направились в город. Долго добирались они пешком до города, уставали и отдыхали, питались где, чем придется, сторонились больших дорог и селений, чтобы не донеслась молва о них раньше времени к царю или его слугам.
Пришли к городу днем, но заходить в него не стали. Отдохнули до вечера в лесочке, а дальше к дворцу повела всех старшая жена царя Еремея, так как она лучше других знала и этот город, и сам дворец. Хотя, он тщательно охранялся, проникли они туда незаметно.
Царь Еремей, так и не нашел себе за это время красивой жены, детей у него не было, родственники и друзья разбежались от него, слуги и те были все вновь набраны. Кругом чужие лица! И нет никого рядом, кто бы любил его, пожалел, когда ему бывает плохо, понимал и приласкал его! Царям ведь тоже бывает плохо, особенно, когда это плохие цари. Все чаще он вспоминал о своей первой жене, о второй, о третьей и о юной красавице – Анастасии.
Однажды, в полночь, постучала к нему в окно птица. Плохо спалось Еремею в эту ночь, да и в другие тоже. Встал он, подошел к окну, чтобы прогнать птицу прочь, так как плохая это примета. Открыл окно и отскочил в сторону. Влетела в окно птица-голубь и превратилась в Анастасию. Не поверил царь своим глазам, решил, что мерещится ему со сна. Смотрит он на Анастасию, глаза выпучил, губы трясутся, тронуться с места не может, будто ноги отказывают ему повиноваться. Не одной молитвы вспомнить не может, чтобы прогнать наваждение, только кое-как выговаривает:
-Свят! Свят! Свят!
Посмотрела Анастасия на этого трясущегося старикашку и говорит ему:
-Ты злой царь и жестокий человек! Много горя и страданий ты принес своим женам, их отцам и матерям, когда силой забирал девушек из дома, а потом отправлял их на мучения в замок-тюрьму. Нет тебе прощения за все то зло, что ты натворил! Сегодня суд над тобой будут вершить все те, кого ты обидел! Сегодня ты увидишь всех своих жен, увидишь, что ты с ними сделал! И каждая вынесет тебе и свой приговор, и свое наказание!
-Нет! – закричал Еремей. – Ты - ведьма! Ты – наваждение! Исчезни! Сгинь! Не могут голуби разговаривать человеческим голосом! - захныкал он. – Не может Анастасия влететь в окошко! Не могут мои жены предстать передо мной, потому что нет выхода из того замка, этим слабым женщинам, до конца их дней!
Из-за темных портьер по одной стали выходить жены царя Еремея. У царя совсем дар речи потерялся. Только, оставшиеся на голове волосенки зашевелились и встали торчком, да потихоньку стал он опускаться на колени, так как ноги перестали его держать.
Он помнил своих жен молодыми, красивыми, жизнерадостными – теперь это были, вроде бы, они, но совершенно другие. Потухший взгляд, выпавшие зубы, седые, нечесаные космы волос, костлявые тела, едва прикрытые грязной, рваной одеждой! Они окружили царя со всех сторон, смотрели на него с ненавистью и хохотали, кричали и плакали своими хриплыми, зловещими голосами:
-Это ты сделал нас такими! Это ты изуродовал нашу жизнь и наши тела! Теперь до конца своих дней ты будешь жить среди нас, будешь любить нас такими, угождать и прислуживать нам, выполнять любое наше желание! А не захочешь – сошлем тебя в замок-тюрьму и оставим тебя там одного на съедение диким зверям!
Захотел царь позвать стражу, но влетел Белый Ворон и заговорил человеческим голосом:
-А самой страшной казнью, ты сам себя наказал!
И решил Еремей, что сошел он с ума, начал разговаривать сам с собою:
-Не может ворон быть белым, не может Анастасия быть голубкой, не могут мои жены оказаться здесь, да еще угрожать мне – царю Еремею!
Завернули женщины царя в большое покрывало. Вышел Белый Ворон из покоев царских к стражникам и стал превращаться то в ворона, то в человека, то, снова в ворона, то опять в человека. От страха и удивления, застыли стражники, и слова сказать не могут, и с места тронуться не могут. Вдруг открывается дверь, и из царских покоев выходят восемнадцать женщин, таких страшных, что глаза хочется закрыть, и несут какой то большой, бормочущий сверток. Так и прошагали они мимо стражи, как мимо статуй. И перед следующими постами стражников, Белый Ворон сделал, то же самое. Так прошли женщины с царем в руках через весь дворец, и никто их не остановил. Только один стражник очнулся и хотел кинуться на женщин, как перед его лицом захлопала крыльями белая голубка и вдруг превратилась в красавицу – девушку. Только захотел стражник схватить ее за руку, как превратилась девушка снова в голубя, клюнула его в глаз и улетела. Упал стражник и сознание потерял, а когда пришел в себя, ум потерял. И с тех пор никак не может он решить, кто он, ходит и разговаривает:
-То ли я ворона? То ли я человек? То ли я птичка? То ли я девушка?
Привезли царя Еремея в замок-тюрьму, посадили в самую темную келью, и каждую ночь приходили к нему его жены, пели своими страшными голосами, заставляя Еремея петь вместе с ними, танцевать, обнимать и целовать их. Быстро выпали последние волосенки сего головы, тронулся он умом окончательно. И каждую ночь далеко вокруг замка слышался его дикий голос:
-Нет! Не хочу! Уйдите! Я боюсь вас! Отстаньте! Исчезните! Ведьмы! Не трогайте меня! А-а-а-а! У-у-у-у! Спасите!
А стражники замка, еще до этого, разбежались, кто куда, прослышав, что загадочно исчез царь из дворца, и не стоит больше у власти этот деспот.
Прошло время. Женщины потихоньку пришли в себя, от прошлой, страшной жизни и разъехались по домам. Никто не стал приходить к Еремею, но все равно неслись по ночам его дикие вопли, потому, что снилось ему каждую ночь, как тянуться к нему костлявые руки, как целуют его синие, холодные губы, как прижимаются к нему ледяные тела, то ли живых людей, то ли мертвецов.
Страной стали править Анастасия и Белый Ворон. Поженились они, и родилось у них много девочек голубей и мальчиков воронят. Все они унаследовали от матери с отцом умение летать. Вернулись во дворец родственники и друзья, слуги и служанки, и не знало государство с тех пор горя и беды, пока правили страной Анастасия с Белым Вороном, а потом и их дети.

 Конец.