Ярость

 

 
 
 Стоял летний, и как сказала бы моя любимая бабушка, чудный и немного душный вечер. Всего месяц назад мы с подругой сняли двухкомнатную квартиру в трехэтажном доме в тихом районе города. Квартира располагалась на втором этаже и была маленькой и уютной. Небольшой балкон, на котором уже стоял круглый столик, доставшийся нам от моих родителей и два слегка покачивающихся стула с новой недорогой обивкой, выходил во двор, в центре которого, развесив могучие кроны, восседали три высоченных орешника. В последнюю пару недель, балкон стал нашим любимым местом отдыха. Именно на балконе, когда на смену июльскому зною приходила нежная вечерняя прохлада, наши разговоры приобретали многозначительность и вместе с тем некую беззаботность.
 
 Однако в этот день балконный ритуал пришлось на время отложить из-за одного важного мероприятия. Придя домой в пять часов вечера с работы, я наскоро пообедал и переоделся.
 "Уже уходишь?"- спросила подруга.
"Да, нужно бежать, как-никак первая среда месяца, ребята собираются в шесть, нельзя опаздывать".
"Постой. А где поцелуй на прощание?"
Я виновато улыбнулся, поцеловал подругу и выскочил на улицу. По дороге, я должен был встретиться с другом, который жил в трех минутах ходьбы от меня.
Он уже шел мне навстречу, и, как и я, весь светился от счастья.
"Привет. Похоже у тебя хорошее настроение?"
"Ещё бы. Наконец-то узнал оценки по экзаменам. Можешь начинать поздравлять. Всё сдал на отлично".
"Поздравляю. А как идут дела на любовном фронте?"
"Там все лучше не бывает. На будущей неделе летим отдыхать в Европу, a точнее, в Швейцарию".
Мы шли и разговаривали о том о сём, пока не увидели вдали знакомое здание клуба. Сам по себе, клуб не являлся каким-то выдающимся архитектурным сооружением. Скорее наоборот. Это было серенькое одноэтажное строение, когда-то служившее складом для одной продуктовой фирмы. Год назад, мы с ребятами сняли здание в аренду, переделав его в клуб для интеллектуальных встреч. И, действительно, один лишь вид клуба заставил нас с другом сменить тон разговора на более торжественный. Мы начали обсуждать новый законопроект позволяющий проводить корриду в нашей стране. У нас с другом были разногласия по этому вопросу. Он утверждал, что было бы замечательно, если в нашем городе, где-нибудь на окраине, построили стадион и раз в год сюда на целую неделю приезжали бы лучшие тореро из Испании. Это привлекло бы огромное количество туристов, и город просто бы расцвел. Я, в свою очередь, ссылался на один известный роман Хемингуэя, и старался доказать, что для успешной организации корриды нужна традиция и армия поклонников, которых не было в нашей стране. Он тоже обращался к книге американского автора, описывая сцену бега быков по улицам города в которой они сметали всё на своём пути, и которая привлекла бы любого, даже самого нелюбопытного жителя. Наш спор тем временем был прерван одним из товарищей, который нёсся к клубу на всех парах:
"Что вы еле плетётесь? Лекция уже наверное началась."
Мы ускорили шаг и когда подошли к двери здания, действительно услышали голос читающего. Мы тихонько зашли внутрь, сели на свободные места и извлекли ручки и листы для записи наиболее успешных и свежих идей поднятых лектором.
 
 Вообще-то, мысль о лекциях пришла к нам сразу на нашем первом собрании, еще год назад. Было довольно много споров о формате проведения лекций и об их тематике, пока один из нас не предложил практически идеальный план. Я хорошо помнил, как он резко встал на том собрании, тихо, но твердо попросил всех замолчать, и, спокойно и доходчиво, объяснил, каким он хотел видеть наше собрание. Все согласились. А план его был таков: Мы собирались по средам, самый удобный для всех день недели, в шесть часов вечера. Один из нас готовил лекцию на любую тему в таких областях, как архитектура, философия, география, социология, история или литература. Лекция должна была быть доступной всем и без массового использования специфических терминов, либо с их подробным объяснением. Сама лекция длилась полчаса- сорок минут, зависело от темы, и ещё полчаса выделялось на обсуждение услышанного. В оставшийся час - пятьдесят минут, мы затрагивали любые насущные вопросы, или слушали короткие рассказы и стихи, написанные нашими друзьями. Нас было двенадцать человек и, таким образом, выходило, что каждый должен был готовить лекцию раз в три месяца.
 
 Мои последние два выступления, не хочу говорить о первом, оно было слабым и невыразительным, были на географическую тему. На первой лекции из этих двух, я доказывал, что в недалеком будущем человечеству грозит гибель из-за постоянного потепления климата. Неподконтрольное использование людьми многочисленных природных ресурсов влекло к страшному парниковому эффекту. Я обратился к статье одного бельгийского эксперта, в которой он писал, как, поехав с женой и детьми в Бразилию в отпуск поплавать на зафрахтованной яхте по Амазонке, он был вынужден отказаться от этого удовольствия, поскольку река практически полностью пересохла. Ледники таяли, писал эксперт, Аральское море стремительно исчезало, старики во Франции умирали тысячами от жары, нужно было что-то делать. Лекция породила очень живое обсуждение, и множество вопросов остались открытыми.
 
 Однако, в следующий раз, я решил взглянуть на проблему с другой стороны. Я привел прямо противоположную точку зрения. Сверившись с одним ученым, точнее с его книгой, я высказал мнение, что потепление климата - вещь неприятная, но временная. В своём известном трактате " Зимой, на Аляске" ученый, который кстати был родом из Голландии, заявлял, что есть периоды, когда земная среднегодовая температура поднимается на один, два градуса, а затем, через несколько лет понижается. Кроме того, потепление климата - относительно. На той же Аляске были зафиксированы особо лютые холода два года назад. В Южной Африке выпал снег впервые за 12 лет. К тому же я случайно узнал, что за последние три месяца из-за непрекращающихся дождей, Амазонка вышла из берегов и затопила несколько городов. Эта лекция тоже была очень обсуждаемой и вызвала ожесточенный спор между апологетами обеих теорий в клубе.
 
 Это было два месяца назад. Сейчас же, всё должно было быть по-другому. Я посмотрел вокруг. Все сидящие были одеты по-праздничному - тёмные брюки, белые рубашки и лакированные туфли. Не удивительно. Такое мероприятие!
 
 Сама тема лекции была довольно любопытна: "Насилие в семье". Лектор, который, как и обычно, чётко излагал общие факты и свои, определённо субъективные мысли, не случайно выбрал для обсуждения эту проблему. Кажется, два или три года назад, его сестра вышла замуж, по настоянию друзей и родителей, за "подходящего мужчину". Но, в настоящий момент, она скрывалась у дальней родственницы, страшась мести мужа, за то, что сообщила в полицию о побоях. Помня о его обещании убить её, она побоялась переехать жить к старикам-родителям, в место хорошо известное супругу. По словам лектора, в последние несколько лет процент случаев насилия со стороны мужей по отношению к жёнам вырос, и очень существенно. Он, лектор, объясняет это тем, что государство не считает нужным объявить о решении проблемы насилия в семье, как о приоритетном. Вместо этого, депутаты принимают "идиотские" законы, вроде разрешения корриды в стране. Тут мы с другом многозначительно переглянулись. Он, то есть выступающий, полагает, что при данном положении вещей у жены крайне мало шансов избавиться от супруга, особенно от так называемого "любящего мужа", который заявляет, что любит жену и убьёт её, если она попытается уйти от него. В пример, лектор привел случай произошедший на прошлой неделе и повергший в шок общественность, когда муж убил жену, мать двоих маленьких детей, нанеся ей несколько ударов ножом, после того как ему сообщили родители женщины, что она подала документы на развод. Тем ещё сильнее был ужас телезрителей, когда выяснилось, что на самом деле родители недопоняли дочь, которая, не зная, что ей делать, только подумывала разойтись с мужем, но никаких документов ещё не подавала. "Обывателям и журналистам",- страстно говорил лектор, " невдомёк, что ужас этого случая состоит не в том, почему, по глупости ли или по недопониманию муж убил жену, а в самом факте убийства и в возможности его совершить, с такой лёгкостью и зверством".
 
 Но был ли выход из этого семейного витка насилия? По мнению лектора, безусловно. У него был план, над которым он думал всю последнюю неделю. "Объективно говоря",- пояснял он, "сами жёны не способны физически защититься от мужей. Походы же в полицию часто приводят к печальным последствиям.
Конечно, жена может обратиться за помощью к отцу или брату",- тут он нервно вздрогнул, было видно, что фраза далась ему с трудом. "Однако", - тихо продолжил лектор, "родственники не всегда могли помочь".
 
 Он привёл пример из легендарного "Крёстного Отца", когда Санни, узнав о побоях сестры, просто-таки избил её мужа до полусмерти, поклявшись убить его, если подобное произойдет ещё раз. Этим, казалось, он отбил всякую охоту у "подлеца" обижать свою жену. Тем не менее, в следующий раз убили как раз Санни, когда он был готов в конец разобраться с мужем сестры. Мужа убили тоже, это случилось чуть позже, заметил лектор, но никто уже не мог вернуть сестре её любимого брата. Помня об этом варианте событий и содрогаясь от одной лишь мысли о зверском убийстве Санни , выступающий привёл единственную, по его словам, возможность женщинам избежать насилия со стороны мужей.
 "Для этого",- тут его голос стал твёрже и настойчивей, "нужно создать агентство по защите жён".
 
 В зале послышался недовольный ропот, а лектор вскинул руки и продолжил:
"Прежде всего, в функции такого агентства должна входить физическая защита женщины. Конечно, важно разделить задачу агентства на две категории. Первая – не допустить насилие со стороны мужа в случае, если жена живёт в одной квартире с ним, и вторая, предотвратить подобное тогда, когда жена с мужем не живёт. В первом варианте, нужно безусловно учитывать, что пострадавшая женщина возможно и не желает, чтобы её муж понёс какое-либо наказание. Поэтому агентство, в котором должны трудиться честные и сильные мужчины, любящие свою работу, может сделать устное предупреждение супругу, объяснив ему, что при повторении случившегося, к нему будет применено соответствующее насилие с их стороны. Если избиения продолжатся, то агентство обязано принять адекватные меры и просто избить подонка".
 
 После этой фразы, в зале раздался грохот - кто-то шумно стукнул кулаком по столу от негодования и опять раздались голоса, но уже громче прежнего.
"Но", - перебивая голоса, воскликнул лектор, "но, но если и после этого ситуация не изменится, тогда остаётся единственный выход- переезд. Агентство должно уговорить женщину выкинуть своего мужа на улицу, конечно же, с их помощью. Если он по-прежнему прибегает в доме к рукоприкладству, то пусть этот мерзавец катится на все четыре стороны".
 
 Зал зашумел. Единства не было. Несколько человек одобрительно кивали головой, поднимая большой палец правой руки вверх. Однако большинство было явно недовольно предложениями выступающего, или, по крайней мере, с некоторыми заявлениями последнего.
 "Те из вас в зале, кто хоть частично поддерживают мою инициативу", - продолжил лектор с видом человека приготовившегося окончательно и бесповоротно ошеломить присутствующих, "полагаете, что после переезда мужа, агенты должны сидеть в доме и усиленно охранять женщину от возможного нападения? Конечно же, нет",- победоносно воскликнул лектор после небольшой театральной паузы. "Вместо этого, они будут охранять мужа от такого развития ситуации. Агенты, особенно это актуально в первое время после переезда, будут следить за супругом, ходить за ним по пятам, напоминать ему, что они рядом и, фигурально выражаясь, вдалбливать ему без конца, что ему не следует приближаться к жене.
 
 Возникает вопрос, на какие средства можно было бы организовать такое агентство? Без всяких сомнений, женщина не должна платить за то, что бы её больше не били в доме. Поэтому, нужно обязать особо агрессивных мужей и государство оплачивать услуги организации. Первых, как прямых виновников создавшейся проблемы, второго, как неспособного решить её. У меня всё".
 
 Судя по количеству вопросов последовавших за выступлением, лекция имела успех. Мягко говоря, не все в клубе были в восторге от идеи создания подобного агентства. Несколько человек не понимали, почему функции полиции, должен был брать кто-то другой. Возможно, заявляли они, достаточно было создать специальный отдел в полиции занимающийся, как раз защитой жен от мужей. Более того, самовольное избиение мужа и его лишение права на квартиру, даже на время, расценивалось ими, как явное нарушение закона. Некоторые пошли дальше. По их мнению, жена могла оклеветать мужа, создать видимость того, что он её избивает, с тем, чтобы ему насолить, сделать его зависимым от неё, или, "чего доброго", с коварной целью выжить его из квартиры. Самые крайние, видимо те, что уже были мужьями или собирались ими стать в недалёком будущем, считали, что в некоторых, не во всех, конечно, случаях, мужчина имел право оказать, как они выражались, "физическое воздействие" на женщину, особенно тогда, когда другой "управы" на неё они найти были не в состоянии. Лектор, при поддержке пары голосов, отбивался от таких мнений, как мог, пока не услышал властный голос: "Время, господа". Фраза подействовала, как по-волшебству. Все замолчали, а председатель, принимавший только что самое непосредственное участие в беседе, громко сообщил: "Господа, до конца собрания остался час, лекция и её обсуждение закончены. Я жду ваши предложения". Председатель, а к слову сказать, его мы избирали, точнее, меняли каждый месяц, сказал всё это в той сухой бюрократической манере, которая прививалась как зараза к любой стоящей организации, хотя и так было понятно, что поступит лишь одно предложение, от меня.
 
 Ещё на прошлой неделе я частично затронул тему, которая меня серьезно интересовала: "Воздействие на человека группой незнакомых ему людей". Тогда, я не успел много чего сказать, и мне было обещано, что клуб займётся этой проблемой в этот раз.
 
 Я поменялся местами с лектором, и сел за стол, но тут же встал, решив выступать стоя.
 "Вы когда-нибудь встречались с тем, что кто-то хочет вас разыграть? Что кто-то незнакомый пытается убедить вас в том, что нелогично и абсурдно? Что вы поддаётесь на уговоры, потому что это выглядит правдоподобно, хоть и невероятно? Что, затем то, во что вы поверили и с чем уже смирились, оказывается розыгрышем, простым надувательством? Например, к вам подходит, нет, подбегает, незнакомая женщина с младенцем, в тот момент, когда вы стоите на автобусной остановке. Она взволнованно просит вас подержать ребенка, насильно кладет его вам в руки и стремительно начинает убегать. Вы с недоумением смотрите ей вслед, может даже делаете попытку догнать её и вдруг видите, что из-за угла навстречу ей выезжает автомобиль, из него высовываются двое человек и начинают стрелять. Женщина вскрикивает и падает, а автомобиль резко трогается с места и исчезает из виду. Затем подъезжает другая машина, хватает убитую или тяжелораненую, вам сложно определить это в тот момент, и быстро ныряет в переулок. Гнетущая тишина опускается на улицу, в радиусе ста метров ни души. Бред, фантасмагория. Вы стоите в полном оцепенении ещё несколько минут, затем всматриваетесь в личико младенца и вдруг осознаёте, что это кукла, набитая чем-то тяжёлым. Вы всё ещё ничего не понимаете, когда, внезапно кто-то легонько дотрагивается до вашего плеча, вы резко, даже слишком резко, оборачиваетесь и видите перед собой "убитую". Она мило улыбается и сообщает вам, что это розыгрыш, который вы сможете увидеть по такому-то каналу через неделю, а пока, молвит дива, взгляните вон в ту камеру и улыбнитесь, вас снимают.
 
 Конечно, некоторые скажут, что иногда полезно посмеяться над собой, либо решат, что попасть в камеру - это одно из ярчайших событий в жизни, которое можно было бы прировнять к встрече с президентом и снимку с суперзвездой, или наоборот, к снимку с президентом и встрече с суперзвездой. К сожалению, на этом воображение некоторых заканчивается, и они спешат домой рассказать родным об историческом событии, приготовить кассету для записи и ждать установленной даты.
 
 Однако, многие, как я думаю, отреагируют крайне негативно на подобное вмешательство в их жизнь. Более того, розыгрыш может привести к печальным последствиям. Например, человек стоит на автобусной остановке и нервничает. Ему необходимо, как воздух, чтобы автобус пришёл в течение двух-трёх минут, иначе он опоздает на работу и будет уволен. Он устроился на неё с таким трудом, нашёл именно то место, которое искал, и вот незадача - его старенький автомобиль вышел из строя, как не вовремя. Теперь он, бедолага, должен добираться на работу, уму непостижимо, как раз в свой первый рабочий день, на общественном транспорте от которого можно ожидать каких угодно сюрпризов. И тут, ему кто-то совершенно незнакомый суёт в руки ребёнка-куклу. Слышен шум, треск стрельбы, гул машин. Ошеломлённый, прижав к груди куклу, он наблюдает как спустя минуту, точно по расписанию к остановке подъезжает автобус, медленно останавливается, водитель кидает вопросительный взгляд в его сторону и получает в ответ лишь странное подёргивание головой. "Сядь, да не будешь уволен"- проскакивает в голове у держащего куклу, двери закрываются и автобус трогается с места. Затем, к фактически уволенному, подходит улыбающаяся женщина, "убитая" пару минут назад, и весело просит его улыбнуться в камеру, предварительно сообщив, что его разыграли.
 
 Жестоко, неправда ли? Возможны и осложнения. Вдобавок к увольнению, возможен инфаркт, инсульт или временное помешательство. Не исключены также, убийство, попытка убийства или вандализм посреди бела дня.
 
 Сама идея розыгрыша выглядит более чем непонятной. Почему те, кому весело, считают, что всем в данный момент тоже должно быть весело и этим всем делать больше нечего, как развлекать публику? Что мы, клоуны? Что это за наука такая, которая выяснила и доказала, что все люди клоуны? Хотелось бы также узнать, на каком это таком основании, те, которые решили, что из любого можно сделать клоуна за несколько минут, не показывают неудавшиеся розыгрыши? Наверняка, были такие, которые не стали улыбаться в камеру, а взяли и отвесили пару тумаков пытающимся их разыграть, пресекая всякую попытку дать посмеяться над собой. Были, к сожалению, и такие, которым становилось плохо от таких шуточек, как внезапные хлопки, стрельба или появление чего-нибудь парадоксального и не вяжущегося с объективной реальностью. Позвольте спросить, где кадры с пострадавшими? Улыбнулись ли они камере? Подмигнули ли артистам? Я не уверен, что нам их покажут.
 
 У меня есть предложение, и заключается оно в следующем: Я нашел человека, который пострадал от одного розыгрыша, связался с ним и мы решили подать в суд на организаторов акции. Я поговорил со знакомым адвокатом, и он готов взяться за это дело. У меня лишь одна просьба к тем из вас, кто вращается в газетных кругах, а именно, уговорить нескольких журналистов посвятить себя этому процессу".
 
 На этом, моя речь прервалась, я поднял со стола стакан, поднес к губам, но тут же поставил его на место, так как воды в нём не было. Пока парень из первого ряда брал стакан чтобы налить воду, раздался голос:" А что с ним случилось?"
"С кем, с ним?"- автоматически спросил я.
"С пострадавшим от розыгрыша".
Тут мне принесли воду, я отпил чуть-чуть, поставил стакан обратно на стол и громко усмехнулся: "А, с ним. Его случай является олицетворением бестолковости розыгрышей. К нему на улице подошла некая фривольная девушка, ущипнула за щёку и поманила за собой. Нет, вы не подумайте только, что это его ужасно оскорбило. В разговоре с ним, я понял, что начальная часть действа ему очень понравилась, что и не удивительно. Так что, он по ходу розыгрыша не входил в мой список рассердившихся или пострадавших. Однако, дальше последовало следующее: По плану девушка должна была ущипнуть мужчину, заманить его в переулок и там, когда он уже думал, что красавица, в общем-то, принадлежит ему, к нему подбегали двое в масках, грабили его, грозили убить и убегали вместе с девушкой. И вот, когда жертва вроде уже распрощалась со своим кошельком и документами, к нему подходила та самая игривая особа, и, улыбаясь, говорила ему, что его разыграли.
 
 К сожалению для моего подопечного, этот сценарий в его случае не сработал. В тот момент, когда в переулок вбежали двое грабителей и потребовали кошелёк, он решил что дело его - "швах", и оттолкнув одного из них ринулся из переулка на улицу. Однако, не успев обогнуть угол дома, с криками "на помощь", наш герой наткнулся на стоящую тут же лестницу, на которой находился маляр. Маляр, а по совместительству оператор, снимавший всё, что происходит в переулке, чудом сумел удержаться на лестнице и не выронить из рук камеру, а вот малярное ведро с грохотом полетело вниз и свалилось на голову несчастного. Хорошо ещё, что краски в ведре было совсем немного, а то положение мужчины было бы более тяжелым. Тем не менее, он потерял сознание и с сотрясением мозга был доставлен в больницу, где провёл, секунду, посмотрю у себя в записях, ровно 64 часа, а это почти три целых дня. Что самое удивительное, о том, что он пострадал из-за глупого розыгрыша, наш друг узнал спустя месяц, да и то, совершенно случайно, увидев передачу по телевизору у знакомых. Его розыгрыш, конечно же, не показали, зато он узнал переулок, девушку и грабителей, и от внезапного прозрения чуть не лишился разума. Но помутнение это быстро прошло и теперь он готов засудить горе-программу.
 
 От себя добавлю, что, поговорив с адвокатом, мы с ним решили, что, так как дело явно выигрышное, иск будет большим, а сам процесс может стать поворотным в дальнейшей судьбе подобных программ. Самое важное - это его разрекламировать и дать понять некоторым глупцам-острякам, что частную жизнь людей нужно уважать, как впрочем, и самих людей".
 
 На этом моя речь закончилась, и я уже был готов выслушать ряд вопросов и замечаний, но председатель резким голосом воскликнул: "Собрание подошло к концу. Никаких вопросов. Время - без пяти минут восемь".
После этой фразы, все, включая председателя, который, казалось, успешно сочетал в себе должность временного главы клуба и роль рядового участника собрания, радостно зашевелились. И происходило это не потому, что собрание было утомительным. Вовсе, нет. Участие в лекциях считалось одним из самых, если не сказать самый, волнующий момент недели. Но, сегодня был особый день. Именно тот случай, когда лекция была лишь предисловием к чему-то более важному и возвышенному.
 
 Я во второй раз за сегодня, внимательно взглянул на присутствующих. Вот так, каждую первую среду месяца. Справа, длинный весело хлопает по плечу своего товарища, который пытается одновременно жевать бутерброд и смеяться над какой-то шуткой. В центре столпились сразу четверо. Один из них, рыжий программист, что-то цитирует из Данте, коверкая итальянскую поэзию изо всех сил. Откровенно говоря, я не слышу, что он именно говорит в данную минуту, но он всегда говорит одно и то же после лекций в первую среду месяца, как запрограммированный. Так, что я был, скорее всего, прав - речь шла о Данте. В это время, в левом углу клуба, ближе ко мне, председатель, облокотившись на стул, разговаривал с парнем в очках, ответственным как раз за связи с прессой. Было слышно, как они спорили о том, как нам было лучше добраться до нужного места, на такси или автобусе? Они подозвали к себе третьего малого, который сидел в шаге от них и с нетерпением ждал, когда его позовут. Подлетев к председателю и парню в очках, он резко достал карту города, разложил её на столе и они, совсем как опытные генералы в штабе, начали втроём просматривать, какой маршрут был наиболее удобным. Я уже отводил взгляд от этой троицы, как вдруг председатель хлопнул себя по лбу и что-то вспомнил. Его лицо явно изображало смешанные чувства. С одной стороны, он был рад, что он, как председатель, не забыл вконец о чём-то очень важном. С другой стороны, ему было довольно тяжко иметь дело со всеми проблемами клуба, возникающими неизвестно откуда и падающими на него, как снег на голову, и он лишь мечтал снова стать рядовым членом нашего круга. А пока, будучи ответственным лицом, он подозвал крепкого высокого парня с длинными волосами и объяснил, что тот должен был сделать. Даже не прислушиваясь к их разговору, не трудно было догадаться о чём шла речь.
 
 Раз в месяц из бюджета клуба, выделялась немалая сумма денег на некую акцию, придуманную, как раз, парнем с длинными волосами. Цель акции была покупка продуктов, цветов и подарков одному из жильцов дома престарелых в бедном районе города. Несказанно удивив стариков в первые несколько раз, доставки на дом стали для них нормой и большинство лишь ждало, когда дойдёт очередь и до них.
 
 Пока же, высокий парень, внимательно разглядывая список, вручённый ему председателем, монотонно сообщал по телефону наименования товаров, которые магазин должен был доставить по такому-то адресу в двенадцатую квартиру семидесяти квартирного дома. Между тем, к председателю и к двум коллегам с картой присоединился Дантевский кружок, где находился и сегодняшний лектор. Все они столпились над столом и, аккуратно перебивая друг друга, стали приводить доводы, почему лучше было ехать на такси, нежели на автобусе или наоборот. Наконец, после незначительной перепалки, осознав, что переубедить товарищей им не суждено, они решили написать список, на каком из двух видов транспорта кто едет.
 
 Честно говоря, меня нисколько не интересовало их мнение по этому вопросу, так как я твёрдо решил, что поеду на трамвае. После долгого сидения перед столом на небольшой возвышающейся сцене, я спустился в зал к народу и сообщил председателю о своём решении. Он был неприятно удивлен, и процедил сквозь зубы что-то об оппортунистах. Вопрос висел в воздухе, когда ко мне присоединился друг, просматривающий до этого момента, какие-то документы, лишь изредка бросая взгляд на столпившихся возле стола. Он также был не против поездки на трамвае. Наконец, когда председатель всё ещё был в сомнениях и не знал, что с нами делать, длинный и его товарищ, который практически дожевал необъятный бутерброд, решили ехать с нами. Председатель сдался, и выяснилось, что до места прибытия, четверо будут добираться на автобусе, наша группа на трамвае и оставшиеся на такси. В любом случае, приехавшие первыми будут ждать остальных, сколько бы времени это не взяло.
 
 Покинув здание клуба, мы очутились на тёмной и пустой автостоянке. Три деревца, обычно врезающиеся с яростью своими ветками в окна клуба, при даже небольшом порыве ветра, стояли сейчас неподвижно, как три ленивых стража. На улице было душно.
 
 От стоянки до трамвайной остановки было рукой подать, требовалось лишь перейти улицу и пройти по тротуару метров 150. Тем не менее, приятель длинного, математик, кажется, уныло оглядел пустующую автостоянку и сказал: "Зачем надо было выдумывать правило, что никто из членов клуба не должен был приезжать на своей машине в этот день? Сейчас бы доехали до места без всякого трамвая."
Мы лишь хмыкнули и пожали плечами, ничего не отвечая. По мне, так, трамвай был одним из самых приятных воспоминаний о детстве. В нашем городке, откуда я был родом, не было трамваев, зато они были в городе, где жила моя бабушка с дедушкой. Раз в год, мы навещали их, приезжая на недельку-другую. Я прекрасно помнил, как на следующий день после приезда, дедушка брал меня с собой гулять, мы садились в полупустой трамвай, где никто не стоял у тебя над ухом с сумками продуктов и катались по улицам города. Мы заезжали в центр купить пряников и поесть мороженое, а затем катили на железнодорожный вокзал, где все выходили, и трамвай несколько остановок вёз лишь двух пассажиров. Теперь я и сам жил в городе, пронизанном рельсами. Однако мне редко доводилось ездить на трамваях, поскольку у меня имелась машина. Зато, когда я всё же садился в него, это было что-то вроде праздника. Я снова становился маленьким мальчиком, для которого каждый звук рельс, каждое движение дверей, дребезжание вагона и неторопливое, ленивое скольжение по улицам были музыкой, приводившей меня в неописуемый, хоть и скрытый восторг. Меня удивляло, что некоторые пассажиры, и в особенности водитель, были угрюмы и не наслаждались поездкой, как я. Я забывал или просто не хотел думать о том, что они ездят по этим рельсам целыми днями, бросая скучные взгляды на знакомые предметы, мелькающие один за другим с настойчивым постоянством.
 
 Пока я вспоминал о своих детских переживаниях, мы дошли до остановки и выяснили у женщины с ребёнком, что нам нужно было сесть на 22й маршрут, хотя и 6й вроде бы доезжал до места встречи, а 7й останавливался неподалёку, но затем разворачивался и ехал в другую сторону. В крайнем случае, советовали нам, мы могли бы спросить водителя, как нам лучше было бы добраться. Поблагодарив женщину за подробный анализ ситуации и предложенные пути её разрешения, мы отошли от остановки метров на пять, чтобы не мешать её малышу, сидевшему в коляске, вдоволь наплакаться. Видно и он был в некотором замешательстве от предложенных нам вариантов маршрутов.
 "Смотрите",- беспокойно воскликнул друг, спустя какое-то время, "на площадке что-то происходит". Действительно, напротив остановки, через дорогу, на стороне клуба, была какая-то возня. Трое малых напирали на ещё одного, угрожающе размахивая руками и толкая его, до тех пор пока тот не упал в песок. На вид, им было лет 11-12 и они были постарше и побольше упавшего. Упавший получил несколько, скорее обидных, нежели болезненных ударов ногами по бокам, и заплакал. Было видно, что кто-то из взрослых извлёк его из песка и отогнал троицу. Затем ему посоветовали поскорее уходить, и он медленно двинулся по направлению к выходу. Троица не стала его преследовать и лишь выкрикивала что-то оскорбительное в его адрес и грозила кулаками, когда он поворачивал голову. И тут произошло то, что мало кто мог ожидать. Уходивший вдруг нагнулся, подобрал камень и кинул его в сторону кричащих. Камень сделал дугу, пролетел над тремя хулиганами, на мгновение завис над песочницей, как будто раздумывая, что ему делать, и с силой ударил маленькую девочку в спину. От неожиданности или из-за силы удара, малышка упала в песок, как подкошенная. Справа от нас, раздался крик. Это женщина на остановке, наблюдавшая за сценой, вскрикнула от ужаса и инстинктивно прижала своего ребёнка к груди. Кинувший, осознав, что он сделал совсем не то, что хотел, рванул с места в сторону высотного дома, а троица в праведном порыве бросилась за ним, пытаясь его поймать. Тем временем, возле девочки собрались взрослые. Кто-то поднял её на ноги, а затем взял и на руки. Было видно, что она громко плачет.
" Какой кошмар", воскликнула женщина на остановке, удостоверившись, что её слушают. "Дети совсем распоясались. Швыряют камни в малышей на глазах у их родителей".
Математик мрачно прошептал: "Когда же придёт этот трамвай, наконец?"

 Время было без десяти девять и подул свежий ветерок. Уже не было так душно, как пятнадцать минут назад, когда мы вышли из клуба. Я подумал о подруге, и о балконе, на котором можно было бы сейчас сидеть, пить чай и читать книгу. Но, вспомнив, где я нахожусь, и что нас ждёт, я отогнал все лишние мысли, от нетерпения подпрыгнул, хлопнул длинного по плечу и спросил, что он думает о корриде. В ответ он наморщил лоб, открыл рот, закрыл его, почесал затылок и воскликнул: "Наконец-то трамвай!" Пожалуй, на этом, наш разговор о корриде был закончен.
 
 Что касается трамвая, то это был 22й маршрут, который, по словам водителя, проползал мимо нужного нам места. В вагоне находилось не более пяти-шести человек. Все они сидели кучно, близко от входа, но отдельно друг от друга. Мы прошли в самый конец, где никого не было, и уселись в своё удовольствие. Как только трамвай тронулся с места, я прильнул к окну, и начал вглядываться в залитые светом здания и сооружения, которые мы проезжали, и прислушиваться к шуму, стуку, треску исходившим от соединения машины и рельс. Не торопясь и кое-где останавливаясь, мы проехали театр, колледж в котором я преподавал, правительственные учреждения, стадион и ряд кварталов с трёх-четырёх этажными обветшалыми домами. Пожалуй, на этом моё путешествие в детство закончилось, так как мы подъехали к остановке, на которой блестели восемь белых рубашек, и с которой раздались восемь восторженных криков, когда трамвай остановился, и двери открылись с характерным для них грохотом.
"Наконец-то",- выдохнул председатель, "Мы уже ждем вас 20 минут, как минимум". Вся наша толпа отошла от остановки, и подплыла к лавке, которая стояла прямо перед входом в парк, в сотне метров от трамвайной колеи. Последний раз я был в этом месте лет семь назад, но за это время, казалось, ничего не изменилось. Даже вывеска над входом была та же.

 Меж тем, председатель, выглядевший таким удручённым в клубе, вдруг осознал всю прелесть своей ответственности. Он размахивал руками, чертил что-то на клочке бумаги, показывал пальцем на членов клуба, задавал вопросы, чесал лоб, звонко причмокивал и подпрыгивал. Если бы мероприятие не было таким серьёзным, можно было бы схватиться за живот и долго хохотать, глядя на действия ответственного лица, но все были задумчивы, и очень внимательно слушали этого забавного парня.
 
 Наконец, спонтанное совещание закончилось и наша группа, пройдя под вывеской, с нетерпением вступила на зелёный ковер. Мы посмотрели вокруг и увидели, что место было плохо освещено, по крайней мере, в этой части парка, но гуляющих было много. В основном, это были молодые пары, совершающие вечерний моцион, а также различные, большие и не очень, сборища молодёжи. Последние, громко и весело разговаривали или кричали. Справа от нас, человек семь-восемь подростков лет по 16-17, играли в футбол, а слева, молодые люди постарше пили пиво, курили и ругались на чём свет стоит, обнимаясь со своими подружками. Позади них, на лавочке, сидели три старушки, которые крайне отрицательно реагировали на "весь этот срам", вспоминали свою целомудренную молодость, но продолжали сидеть. Прямо перед нами, метрах в тридцати, пихались и толкались от нечего делать трое приятелей. Один из них, худенький, как тростинка, ударял другого, коренастого, ногой, получая в ответ лёгонькие, я бы сказал ленивые, тычки рукой по плечу. Третий же, невысокого роста, давал подзатыльник коренастому и убегал. Худой догонял его и пихал на траву, громко гогоча. Позади них, возможно, кто-то был вдалеке, но их не было видно из-за слабого освещения.

 Председатель осмотрел место, повернулся к нам лицом и сказал: "Сейчас половина десятого, мы находимся на западной стороне парка. Ровно в десять мы должны быть на восточной его стороне. В путь, господа".
 
 В тот же миг, двенадцать белых рубашек сорвались с места и молча побежали. Пробежав несколько десятков метров, мы врезались в толпу пьющих пиво, курящих и ругающихся, и начали сбивать их с ног. Ничего не понимая, получая один удар за другим, они дружно падали, хрипя от удивления. Откидывая в сторону подружек, которые визжали как резаные, мы молотили лица и тела их дружков двадцатью четырьмя кулаками.
 
 Мне с другом достался высокий парень в красной как кровь майке. Он держал в правой руке банку пива и, кажется, хотел что-то сказать, но не успел, так как мой левый кулак пришёлся ему в правую челюсть. Затем последовал резкий удар друга в живот и ещё один, мой, прямо в нос. Кровь хлынула во все стороны, банка вылетела у него из рук, он застонал и с шумом упал. Как только его тело коснулось травы, сегодняшний лектор, оказавшийся возле нас, прыгнул ему на грудь и продолжил бить его по лицу, которое стремительно теряло форму. Затем лектор вскочил, и мы втроём начали бить лежащего ногами. Наконец, мы отстали от него и посмотрели вокруг. Побоище прекратилось. Девушки примолкли, тихо всхлипывали и не знали, что ожидать дальше. Все их приятели валялись на траве в бесчувствии, либо издавали слабые стоны. Бабули покинули лавочку, и теперь отдалялись от нас с необычной для них скоростью, бросая тревожные, косые взгляды. Футболисты же, и трое приятелей, прекратив игру, стояли в полной нерешительности, не зная, что им делать. Они с удивлением смотрели в нашу сторону и очевидно были крайне напуганы, что, правда, не мешало им стоять на месте и не двигаться.
 
 Председатель, всё ещё тяжело дыша, отрезал: "Здесь всё. Трамвайщики на троих, остальные к футболистам". Делая вид, что нам ни до кого больше нет дела, мы отвернулись как по команде, досчитали шёпотом до трёх и побежали. И трое приятелей и футболисты, каждый на своём месте, подскочили и начали убегать, но было уже поздно. Я быстро догнал худого и, с силой толкнув , сбил его с ног. Он упал на живот и, извернувшись, лёг на спину. В его глазах, которые сверкали как-то неестественно, причудливо отражая свет фонаря, читался животный страх кошки ожидающей наказание хозяина за разбитую вазу. "Это не я, это не я", бормотал он, сам не понимая, что он говорит. Припав к нему, я нанёс ему несколько ударов по лицу, и он потерял сознание.
 
 Затем я вскочил и набросился на коренастого, который пытался отбить нападение нашего длинного товарища. Он всё ещё стоял на ногах и яростно отмахивался, когда я подпрыгнул к нему сзади и со всего маха врезал по уху. Он машинально схватился за ухо и тут же получил серию ударов по лицу и в бок. Тоскливо подняв голову, он стал медленно оседать и длинный резко ударил его ногой по носу. Что-то хрустнуло, кровь потекла рекой и коренастый глухо рухнул наземь.
 
 Пока мы разбирались с ним, друг и математик свалили с ног невысокого, и теперь он тихо лежал на траве не двигаясь. С футболистами было покончено, так же, как и с тремя приятелями. Председатель с товарищами присоединился к нам. У большинства, рубашки поменяли свой цвет, и были в крови, в чужой крови. Мы двинулись дальше, прошли тёмную часть парка, никого не встречая, и подошли к более или менее освещённому участку оного.

 Этот участок был скрыт от внешнего мира и представлял собой нечто похожее на небольшой амфитеатр, окружённый со всех сторон высокими деревьями и густыми кустарниками. К нему, как впрочем и от него, вела одна узкая тропинка, которая, как и весенний ручеёк, пробивающий себе путь через камни, пронизывала зелёные насаждения. Длина и ширина амфитеатра были не больше двадцати метров, и в тот момент в нём находилось человек 20-25. Было понятно, что они не видели и не слышали ничего из того, что происходило 5 минут назад, в 250 метрах от этого места. И не удивительно. Мы стояли в 30 метрах от них, а они всё ещё не подозревали о нашем существовании.
 
 На поляне были две группы молодёжи. Слева, человек 10-12 жарили шашлыки. Это были молодые пары лет двадцати, похоже, что-то отмечавшие, то ли день рождения одного из них, то ли окончание учебного года. Справа же, возле лавки находилось парней десять, помоложе. Очевидно, главным их занятием на этой поляне было задевать тех, что были слева. Они грубо посмеивались над празднующими, которые, в свою очередь, образно говоря, отбивались, как могли. Было очевидно, что обоюдные перекрикивания не предвещали ничего хорошего. Оскорбления сыпались одно за другим, и молодые люди с обеих сторон несколько приблизились друг к другу. Королева Драка пролетев через заросли на колеснице, взметнулась в воздух и зависла над поляной, готовая в любую секунду дотронуться своей волшебной дубинкой до лбов стоящих. Правая группа, чувствуя это, и будучи в негодовании, что их оскорбления не были приняты с пониманием, приблизилась ещё немного. Они, хоть и были помоложе, но всё же превосходили левую группу по количеству бойцов. Они лишь ждали удара дубинки, чтобы наконец проучить празднующих, и восстановить утерянную справедливость.
 
 Но, чтобы дело до этого не дошло, председатель, доселе молча наблюдавший за ситуацией, собрал нас в круг и тихо сказал: " Сейчас нам придётся атаковать одновременно две группы, которые будут превосходить нас по численности. Для того, чтобы они не смогли ничего сделать, предлагаю две вещи. Первое, это атаковать внезапно и бесшумно. Единственное, что они увидят и услышат будет кулак с силой опускающийся на их физиономию. И второе, сперва сбивать с ног наиболее крепких. Особенно это замечание касается группы атакующей справа". Сказав это, он поделил нас на две группы, дав мне секундомер.
" Ровно через минуту атакуем. Удачи, господа!"- прошептал он и увёл влево пять человек за собой в чащу.
Я, со своими ребятами, свернул вправо, и начал пробираться сквозь палисадник, всё время поглядывая на часы. Мы условились с председателем, что зайдём за спины сторонам и нападём на них сзади из-за деревьев. Дойдя, таким образом, до деревьев, мы наметили шестерых наиболее крупных, и по истечении минуты тихо побежали к лавке. Минуя её, я набросился на самого левого, ударив его по уху со всего маха. Ничего не понимая, и, наверное, думая, что на него что-то упало, он повернулся ко мне и получил ещё один удар правой в живот, а затем левой в подбородок. Он вяло погрузился вниз, а я, как и остальные пять моих товарищей накинулись на оставшихся четырёх. Один за другим, готовые всего минуту назад избить группу с шашлыками, они падали, как подкошенные, не понимая, кто и, главное, за что их бил. Через минуту на нашем краю было тихо. То же самое можно было сказать и о левой стороне поляны. Парни, которые, пять минут назад, были бы рады увидеть правых валяющимися на траве, все как один, сами лежали избитые возле потухшего костра, а их подруги, зачем-то прихватив с собой гитару, сбежали в чащу, оставляя на память кусочки одежды на верхушках кустов.

 Мы собрались в центре поляны и, вроде бы, все были целыми и невредимыми. Казалось, что прошла вечность с того момента, как мы зашли в парк. Однако прошло всего 25 минут. Председатель посмотрел на часы, хмыкнул и сказал: "Сейчас мы выйдем на наиболее оживлённый участок парка. У нас уже нет времени на новые нападения на группы людей, поэтому вот, что мы делаем: от этой поляны до выхода из парка 350 метров. Первые метров сто, мы преодолеем быстрым шагом, а затем побежим. Всё, что будет попадаться на нашем пути - наше. Один - два удара и бежим дальше. Группа должна быть сомкнута и не распадается".
Мы вышли с поляны на дорожку, проторенную между деревьями, прошли метров 50 и очутились на открытой местности. В 250 метрах от нас был выход. Между ним и нами было человек пятьдесят, не меньше. Однако наше преимущество было в том, что они были разрознены и никак не ожидали нападения. Кроме того, среди этих пятидесяти было довольно много девушек, так что задача была тяжёлой, но не невыполнимой. Мы посмотрели на председателя, он махнул головой, и мы побежали. Скорей всего, издалека мы выглядели, как тренирующиеся спортсмены, молча и собранно бегающие в парке. Во всяком случае, мало, кто обратил внимание на толпу несущихся людей в белых рубашках. Только, когда мы подбежали к первым попавшимся нам на пути, раздались беспокойные возгласы и гуляющие осознали, что что-то тут было неладно. Наши рубашки не были такими уж белыми и запеклись кровью, волосы были взъерошены, взгляд убийственный. Некоторые начали бежать, но мы их догоняли, сбивали с ног и обрушивали на них свои кулаки или пинали их тела ногами. Другие просто стояли и не двигались, как будто бы желая получить удар. Наконец они его получали, всё для них заканчивалось, и они облегчённо падали на траву. Те, кого всё же миновал удар первого или второго нашего товарища, получали его от третьего или четвёртого.

 Сокрушив, таким образом, человек 20, мы были всего в десяти метрах от выхода, когда раздался крик. Нет, это не был обычный крик гуляющего, который получил удар по лицу или которого затоптала наша группа. Я сразу понял, что что-то случилось с одним из моих товарищей. Я обернулся и увидел, что математик, ехавший с нами в трамвае лежал на земле и мучался от дикой боли. Мой друг стоял над ним, положив ему руку на плечо, и пытался выяснить, что с ним случилось, а тот только стонал: "Нога, моя нога". Похоже, он неудачно наступил на тело сбитого нами парня, лежащего тут же недалеко, и подвернул ногу. Длинный, осознав это, со злостью пнул тело.
 
 Тут, у западной части парка раздалась полицейская сирена, затем ещё одна. Председатель, видя наше замешательство, скомандовал: "Двое берут пострадавшего и с остальными на выход". Мой друг и длинный подхватили стонущего под мышки и понесли его. Всё больше и больше сирен было слышно. Но пока все они подъезжали к западной стороне парка. Мы миновали выход и выбежали на автостоянку. К счастью, там уже стоял хорошо знакомый нам микроавтобус, с нетерпением ожидая своих пассажиров. Я первым забежал внутрь и поприветствовал водителя машины, который был хорошим приятелем моего друга, да и моим тоже, так как мы вместе заканчивали школу.
 
 Вскоре все были внутри микроавтобусa, и он резко тронулся с места. Мы проехали сотню метров по узкой улочке и выехали на центральную дорогу, где было много машин. Проехав ещё чуть-чуть, микроавтобус встретился фарами с двумя полицейскими автомобилями, которые пролетели мимо нас, имея целью подъехать к восточному выходу парка. Но, к счастью для нас, это было бесполезной затеей, и единственной нашей заботой в данный момент была нога нашего математического товарища. Длинный и парень в очках туго перевязывали ему лодыжку, которую он подвернул. Парень с длинными волосами участливо расспрашивал, где именно болело и все надеялись, что травма была не столь серьёзной, как болезненной.
 
 Наконец, к пострадавшему подошёл председатель, который принял травму математика близко к сердцу, виня себя за случившееся. Он обнял раненого и напутствовал того такими словами: " Конечно, досадно, что так получилось. Быть в пятнадцати метрах от выхода, блестяще справиться с задачей, и так травмировать ногу. Но, прошу тебя, не кручинься, будет тебе. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, боль невыносимая, ногу не чувствуешь, или скорее наоборот, такое чувство, как будто десятки игл пронзают её, так ведь?"
Математик, грустно мотнул головой в знак подтверждения, а председатель продолжил: " Но завтра, ты уж поверь мне, боль пройдёт, а через неделю ты совсем забудешь, что так неудачно споткнулся".
Скисший было математик, после проникновенной речи главы клуба, воспрянул духом и довольно твёрдым голосом прошептал: "Спасибо, ребята. Мне кажется, нет, я уверен, что нога уже не так сильно болит".
Все, включая водителя, облегчённо вздохнули, и настроение улучшилось. Водитель же, приятель наш, стал потихоньку высаживать ребят возле их домов. И вскоре, один за другим, микроавтобус покинули - парень с длинными волосами, знаток Данте, парень в очках, и длинный, тепло попрощавшийся с пострадавшим. Да и самого математика скоро вынесли из машины и аккуратно довели до квартиры. Затем микроавтобус поочерёдно подъехал к улицам, где жили сегодняшний лектор, хозяин карты и двое участников своеобразного кружка Данте.
 
 Наконец, машина подъехала к трёхэтажному дому и остановилась возле одного из трёх орешников. Я обнял друга, крепко пожал руку председателю, сказав последнему немало тёплых слов, и попрощался с приятелем. Я вышел, a микроавтобус закрыл дверь, и мягко и бесшумно уплыл, испарившись за поворотом. Ночь была прекрасна. Духота более не властвовала над городом. На смену ей пришла прохлада, я бы даже сказал холодок, весело волнующий верхушки орешников и ненавязчиво предлагая им зашевелиться.
 
 Дома меня встретила подруга. Спросив, как у меня дела и получив желаемый ответ, она сдёрнула с меня липкую и грязную рубашку, которая приобрела к тому времени тёмно-красную окраску, и отнесла её в стирку. Когда она вернулась, я крепко её обнял и поцеловал. "Хочешь чай, милый" - ласково спросила она.
"С удовольствием, любимая", - нежно ответил ей я.
Мы вышли на балкон, где накрытые блюдечками, стояли две чашки чая, нетерпеливо ожидая, когда их, наконец, возьмут в руки и поднесут к губам. Усевшись вместе на один стул и отпив по глоточку, мы шёпотом, чтобы не нарушить мирное дуновение ветерка, и не спеша, обсуждали события дня, ведь так много предстояло ещё рассказать друг другу в эту чудную летнюю ночь.