ТЕСТ НА ПОДЛОСТЬ
Я украл чужой фонарик ... Он был такой замечательный: крохотный, красивый, серебристо-красный – никогда прежде в своей тогда еще крохотной жизни я таких не видел! Я даже не заметил, когда влюбился в него и, ей-богу, тоже не заметил, когда украл… Просто припрятал, когда хозяева этого не видели.
Мне было лет пять или шесть, может восемь. Мы приехали в гости к какой-то семье, в родном для папы городе (тогда еще Сталинграде). Семья – мужчина и женщина – была интересна тем, что (я узнал об этом позже) их связывала давняя любовь, еще со школьной скамьи. Мужчина, будучи юношей, влюбился в свою одноклассницу. Оба были красивы (она - особенно! Память моя мальчишеская подтверждает это). Объединиться они не успели: помешала война, разлучившая их. Обоим повезло, остались живы. Но… если его война пощадила «на все сто», то с нею обошлась так, как нередко обходилась со многими их сверстниками: женщина, служа в армии, попала под немецкие бомбы, и врачи ампутировали ей ногу… Полностью!
Он встретил ее в послевоенном Сталинграде. И без лишних слов предложил выйти за него замуж.
Вот так и жила эта семья. Когда мы были у них в гостях, детей у них не было (как дальше – не знаю). И вот я, сопливый сукин сын, которого вроде бы и воспитывали как положено, украл у этой семьи фонарик…
На обратном пути, в служебной машине папы я этот фонарик украдкой достал, чтобы разглядеть получше… О реакции моих родителей, особенно папы, читатель, вероятно, догадывается. Именно в результате той реакции я на всю жизнь запомнил и тот фонарик, и ту историю, и еще на всю жизнь в меня втемяшился тезис, что «красть (равно как и врать) – это стыд, низость и подлость».
Тот злосчастный фонарик оказался первым в моей жизни серьезным «тестом на подлость», и самостоятельно с тем тестом я в тот раз не справился… Последствия провала мне помогли преодолеть родители. И то была серьезная прививка – пожалуй что на всю жизнь.
Но нет, сами по себе тесты после того раза не прекратились. И позже жизнь много раз продолжала тестировать меня на эту самую «подлость», только справлялся я уже сам, без родителей. И порой бывало страшно тяжело, и не единожды, пока я рос, лицо мое заливала краска стыда. И не могу сказать, что в дальнейшем с «тестом на подлость» я всегда успешно справлялся.
И лишь под занавес жизни, набив шишек и измучив свою совесть, я, похоже, разобрался-таки, как в ней, жизни, следует вести себя правильно, что «хорошо» по отношению к другим, а что – «плохо». И подлость любого формата наконец-то обрела для меня законченные очертания и приобрела соответствующую ей температуру – такую, которая не позволяет безнаказанно, без ожогов совести воспользоваться ею.
И оказалось, что жить без подлости – трудное счастье. Особенно если уже научился распознавать эту дряхлую, вонючую и хищную птицу-невидимку. А ведь она, оборотень, очень даже свободно умеет прикинуться то соловьем, то щедрым дядюшкой, то другом «не-разлей-вода». И еще тысячи других обличий может принять, лишь бы обмануть твою совесть.
Слышь, человек? А ведь это неспроста жизнью придумано – «тест на подлость». Это ж чистилище! И вряд ли кому удается обойти его стороной. Любой соблазн человеческий – это так или иначе, но тест. И какой процент из них «на подлость», сказать трудно. И лишь одно непреложно: не пройдя теста «на подлость», человеком не станешь.
Не знаю, у многих ли был в детстве свой «украденный фонарик», и если был, то ЧЕМ ИМЕННО обернулся тот первый «тест»? Были ли рядом мудрые родители, или всё пошло на автопилоте? Ведь линия подлости, накладываясь на линию жизни, едва ли не с рождения стремится увести нас туда, откуда возврата практически не бывает.
И не потому ли Земля мучается тысячелетие за тысячелетием, что человечество, существуя на ней, никак не может справиться с «тестом на подлость»?
9.02.2005
Таллинн