За что посадили отца

Морозов
(Отрывок из повести.)

- Мама, а за что папу посадили? – Сергей отважился задать вопрос, на который не получил ответ даже на Товарищеском.

- Слишком доверчивый был. Вот завистники с ним и рассчитались, - почти как бабушка ответила мама и рассказала отцовскую эпопею. Вот как выглядела эта история со слов мамы.

Отцу – он в то время работал в Малом театре – доверили роль, о которой мечтает каждый актер, обладающий хоть каплей таланта и честолюбия – роль В.И.Ленина. ну, не совсем доверили, пробовался он только, репетировал. Грим уже был изготовлен: лысый парик с бородкой и нашлепка, спрямляющая нос. Вечерами дома отец надевал все это, припудривал, замазывал и отрабатывал перед зеркалом ленинские жесты и речь. Иногда, находясь в образе, тщательно прикрывал дверь комнаты, предварительно посмотрев, не подслушивает ли кто и, встав в одну из ленинских поз, по-ленински жестикулируя и картавя, задавал маме или бабушке какой-нибудь обыденный, жутко приземленный вопрос.

- Что это вы, Елена Васильевна, - обращался он, например, к бабушке, грассируя и засунув руки куда-то подмышки, - ругали сегодня Розу Давыдовну, что она-де плохо туалет почистила? Нехорошо, батенька, не надо нарушать традиции некоторых национальных меньшинств своим великодержавным вмешательством.

Ответа он, конечно, не получал, т.к. бабушка махала на него обеими руками, причем молча, потому что боялась засмеяться, а мама рухалась на что придется и задыхалась в беззвучных корчах, теряя силы. Отец же непоколебимо стоял в одной из ленинских поз и недоуменно переводил взгляд с мамы на бабушку и обратно. Когда приступ хохота начинал ослабевать, он снова что-то говорил или спрашивал и как бензином плескал на затухающий костер. А потом, вдруг, начинал смеяться сам, но от образа, по-ленински, как о том написал Горький в своем знаменитом очерке или представлял народный артист Щукин в своих фильмах. В общем, развлекался Петр Иванович сам и развлекал окружающих. А мама Галя похохотать любила.

В тот злополучный день они здорово поссорились друг с другом, и отец уехал из дома, прихватив с собой ленинский грим, т.к. утром надо было идти в театр, а ночевать дома он не собирался. Ночь провел у приятеля-холостяка, а на следующий день после репетиции, прихватив с собой еще четверых актеров, возвратился к этому приятелю попить водочки и поиграть в преферанс. Когда пулька была расписана, а водочка еще не допита, стали, как принято в настоящей богеме, хвалиться талантами. Петр Иванович тоже загримировался под вождя и изобразил сцену из «Кремлевских курантов».

В актерской среде не принято критиковать друг друга в глаза. Наоборот, принято, как о покойнике – либо хорошее, либо ничего. Но здесь традиция была нарушена. Один из актеров, Н, стал доказывать, что внешне отец совсем не похож на Ленина. Тот не был таким худым и высоким, поэтому народ его не примет, как принял Штрауха или Щукина. Раздосадованный, не привыкший к хуле, Петр Иванович заявил, что он сейчас же, не разгримировываясь, выйдет на улицу и тут же соберет толпу. Упорный оппонент возразил, что никто даже не заметит: лысый мужик с бородкой и все. Хозяин квартиры предложил разрешить спор, купив заодно водки – магазин рядом, в соседнем подъезде. Петр Иванович в гриме будет покупать, а мы, мол, посмотрим на реакцию народа. Сказано – сделано. Отец в образе В.И.Ленина в окружении полупьяной ватаги ступил в винный магазин.

В знакомом по фильмам сером костюме, он быстрой походкой, чуть-чуть склонив голову на бок, направился к одиноко скучающей за прилавком молоденькой продавщице. По выпученным в недоумении и ужасе ее глазам, а также по закрестившейся вдруг быстро-быстро неопрятной бабке, копавшейся до этого в своей сумке, стало ясно, что спор был выигран Петром Ивановичем безоговорочно.

- Две бутыли водки, пожалуйста, - сказал он глуховатым, чуть надтреснутым голосом, имитирующим, скорее, не натурального вождя, а всем известную запись на пластинке с техническими огрехами и несовершенством.

С побелевшими губами, растерянная, девушка поставила водку на прилавок. И тут Петр Иванович, удовлетворенный успехом, решил немножко похулиганить.

- Что это вы, барышня, - начал он, умно сощурившись, - даете белую головку? Нехорошо это, не по рабочее-крестьянски. Мы с товарищами употребляем только красную головку.

В полуобморочном состоянии продавщица, наверное, только недавно приехавшая из деревни, заменила бутылки. Этого Петру Ивановичу показалось мало, и поскольку больше никого из посетителей в магазине не было, он обратился к все еще крестившейся неопрятной старухе:

- А вы, бабушка, предпочитаете белую или красную головку?

Та, ничего не поняв и вобрав голову в плечи, стала крестить Владимира Ильича.

- Увольте, увольте, - вытянув обе руки ладонями вперед, запротестовал Петр Иванович-Ленин, - мы, марксисты, неверующие.

Обернувшись на выход и не обнаружив там своих собутыльников, Петр Иванович поспешно вышел на улицу. Поредевшая на одного человека, протрезвевшая и озабоченная группа тут же окружила его, зашипела: «Снимай парик, бороду, живо, живо», - и потащила в соседний подъезд, в квартиру, из которой они столь опрометчиво вышли 15 минут назад.

- Да что случилось, в конце концов, и где Н? – встревожился Петр Иванович по дороге.

Ему объяснили, что когда он разглагольствовал о белых и красных головках, из подсобного помещения за ним наблюдал солидный мужик в белом халате грузинистого типа, директор магазина, наверное. Понаблюдал так слегка, все понял и резко скрылся. А Н. как увидел мужика, сказал, что в такие игры не играет, ноги в руки, и был таков.

- Вот сволочь, - в сердцах сказал Петр Иванович, - ведь сам же всех на это подбил.

- Что уж об этом говорить, - сказал хозяин квартиры, у которого тоже рыльце было в пуху, - сейчас разбегаться надо от греха.

- С водкой, что делать будем? – спросил кто-то.

- Выпьем, - сказал Петр Иванович, - за то, чтоб пронесло.

Но не пронесло. В тот же вечер взяли хозяина квартиры, а за ним и всех остальных. Отец получил 10 лет.

В подробном рассказе мамы угадывалось сочувствие по отношению к отцу. Сергей вспомнил произошедший несколько лет тому назад разговор мамы с отцовской двоюродной сестрой. Сестра обмолвилась о пьяной шутке, за которую брат так жестоко расплатился.
-Пьяная шутка, говоришь? Гнусный цинизм, за который не может быть расплаты ты называешь пьяной шуткой? - зло возразила ей мама.
 Сергею стало неприятно. Он даже хотел ей напомнить об этом, но увидел ее выражение лица. Выражение лица человека, которому нравится, что он сейчас делает. Сергей пожалел мать. Да и вряд ли она тогда помнила, что говорила в сердцах.