И я иду на свет, горящий в башне,
Зажав в руке обломок острия
Стрелы, что найден у ее подножья
Как пропуск, как пароль на тайный пир.
Разрушив перекрестие секир,
которым в башню вход перегорожен
Меня пропустит стража…
(Лаэрта Эвери «Ad castrum Viipuri»)
Дождь собирался пойти уже несколько часов, но первые тяжелые капли прибили густую пыль на проезжей дороге только тогда, когда баронский замок каменным стражем возник у подножия гор. Замок запирал вход в ущелье. Дорога огибала его массивные стены и через лабиринт горных перевалов уходила к теплому морю, где тонули, цепляясь друг за друга, как неумелые пловцы, оба солнца. Этот путь шел когда-то в обход границ могущественного соседа Лоданийской империи Сириарисов - герцогства Даргож, морской державы, прибравшей к рукам всю морскую торговлю. Сириарисы, спесивые, как все истинные горцы, несколько веков не могли договориться с герцогами Даргожа о таможенных пошлинах, отчего имперские купцы в поисках барышей вынуждены были петлять по горным тропам и платить внутренние сборы всем придорожным баронам, чтобы выйти к морю, не пересекая границы Даргожа, у единственного морского порта империи - Сарха. Путь из Ладагаша в Сарх был на четырнадцать дней длиннее, чем дорога в гостеприимные гавани герцогства Даргож. В Сархе купцов встречали расторопные перекупщики и деловитые судовладельцы, дравшие втридорога за перевозку грузов морем. Те, кто не успевал разориться в пути, грузили товары на просмоленные ненадежные суденышки и уходили к чужим берегам - пытать непостоянное, как настроение женщины, торговое счастье. Внемля пожеланиям торговой гильдии, второй из династии Сириарисов не стал договариваться с герцогами Даргожа о пошлинах, а собрал войско баронов. За пару недель оно кровавым потоком сошло с гор к благословенному даргожскому морю. Купцы Даргожа, может быть, и хорошо торговались, но плохо воевали. Наемные войска герцогов, как водится, не спешили умереть за чужую страну, и Даргож, разомлевший от богатства, неожиданно оказался еще одной провинцией быстро растущей империи Сириарисов.
Горная дорога в Сарх, по которой раньше через перевал рекой текли товары, обогащая щедрой пошлиной не одно поколение местных баронов, обмелела и иссякла. Вместе с ней исчезли последние надежды баронов на процветание. Обветшалые заброшенные постройки предместья пялились вслед трем путникам пустыми глазницами окон, кое-где подслеповато заложенных кирпичами.
Лорис привычно взял на себя роль экскурсовода и рассказывал Зорию о местах, где они проезжали. Сегодня Сова уже ехала рядом и даже иногда вставляла в рассказ пару слов. Но дождь оборвал их беседу. Сова съежилась в седле, зябко кутаясь в плащ. Лорис накинул капюшон и печально посмотрел на небо, плотно завешенное низкими серыми тучами. Зорий проследил за его взглядом и в свою очередь с удовлетворением полюбовался низкой облачностью. На предгорья стремительно наваливалась тень: в этом мире вообще быстро темнело. Едва миновала самая долгая ночь в году, и световой день был еще невелик.
Замок нависал над путниками, давил каменными башнями, пугал черными бойницами, вызывая желание поскорее миновать его мрачное одиночество. Сова знала, что стены его обветшали, что старая кладка, хранящая шрамы от осад, местами просела и осыпалась, что из всех башен жилым остался только центральный донжон. При свете дня замок казался старым брошенным псом, хранящим верность прежним хозяевам даже на их могиле. Но сейчас, когда сгущающиеся сумерки перевязали его раны, нанесенные безжалостным временем, он, как и сто лет назад, господствовал над округой, подавляя окружающие пейзажи своей суровой каменной властью.
Упадок и разрушение коснулись не только стен замка, в котором выросло не одно поколение этой семьи. Иссяк древний род, ведущий свое происхождение от императорского дома. Единственным оставшимся в живых мужчиной в роду был старый барон Лэварса. Сына он потерял в последней войне с герцогством Даргож, а дочь уже носила имя равнинного герцога и жила в столице. Незначительные поместья она получила в приданое, а сам замок – укрепленный, но уже никому не нужный оборонительный пункт на старой границе с герцогством, ныне присоединенным к империи, после смерти барона должен был стать выморочным имуществом и отойти в казну. Все это Лорис успел рассказать Зорию по дороге.
Сове же казалось, что после смерти барона замок не простоит и дня: как только воля и вера хозяина перестанет поддерживать эти древние стены, они просто рассыплются в пыль. Но до тех пор, пока последний хозяин замка разжигает огонь в камине и встречает гостей, замок будет служить ему во что бы то ни стало.
Топот лошадиных копыт гулко отдавался под каменным мостом.
Всадники спешились, Лорис потянулся к рогу, привязанному к воротам, стер с него пыль и приложил к губам. Но вместо боевого призыва над горами растекся низкий тоскливый стон. Сова забарабанила кулаками по воротам. Прошло не меньше десяти минут, пока из-за ворот раздался скрежет отодвигаемого засова. Сова перевела дух. Лорис с трудом потянул на себя окованную железными шипами воротину. В рыжих отблесках факела Зорий разглядел лицо привратника, мрачное и настороженное. Впрочем, их быстро узнали. Привратник низко склонился перед гостями.
Сова бросила ему поводья.
- Лим, прими коней. Где барон?
- В башне.
- Здоров?
- Слава Двуглавому, здоров, – с достоинством ответил привратник.
Лорис облегченно вздохнул и отдал привратнику поводья коня. Сова под навесом уже боролась с разбухшими от дождя завязками плаща. Центральная башня уютно светилась желтовато-красным огнем бойниц. Два факела были вставлены в жирандоли над крыльцом. Из темного узкого коридора веяло сухим теплом с запахом дыма и пыли. Сова пропала в темноте, не оставляя попыток содрать с себя мокрый, отяжелевший от воды плащ. Зорий пошел следом.
Коридор огибал башню по окружности. Зорий шел по нему довольно долго, так что когда коридор, наконец, вывел его к круглой центральной зале, Дару показалось, что он уже обошел весь донжон по окружности не один раз. Причина такой планировки была понятна: узкий коридор давал защитникам башни массу преимуществ перед нападающими. В центральную залу можно было попасть не иначе, как преодолев этот узкий крысиный лаз, в нескольких местах перегороженный массивными чугунными решетками, так что Зорий еле протиснулся в оставленные для прохода щели. Сама зала при тусклом свете очага и нескольких факелов показалась Дару небольшой. Он остановился на пороге, рядом с брошенным мокрым плащом.
- Сова, девочка моя! А я-то думал, кто ломится в ворота?
Могучий глубокий голос из полутьмы всколыхнул застоявшийся воздух башни. Пламя факелов затрепетало, заставляя танцевать причудливые тени на неоштукатуренных стенах. И смех в ответ. Дар впервые слышал, как Сова смеялась.
Из массивного деревянного кресла у камина навстречу Сове поднялся старик. Зорий пригляделся: если Лорис с Совой беспокоились именно о его здоровье, то их беспокойство было напрасным. Таких стариков очень сложно вообразить в немощи, умирающими от долгой изнуряющей болезни. Они воюют со старостью до последнего, а покидают этот мир неожиданно, присев отдохнуть в перерыве между важными делами. Время бессильно перед этой несгибаемой спиной, перед молодым голосом и проницательными живыми глазами. Оно лишь с мстительной ревностью отыгрывается на лице. Лицо хозяина дома было покрыто сетью таких глубоких морщин, что среди них затерялись даже несколько памятных шрамов. Он обнял Сову как дочь, или скорее, как внучку. Впрочем, все же дочь – в примитивных обществах люди стареют рано.
- Я ждал вас только после праздника, - сообщил старик, - Неужто вы наконец погостите у меня с неделю? Лорис с тобой?
- Ну конечно. Куда же я без него?
Зорий посторонился, чтобы пропустить в залу Лориса. Лорис очень спешил. Сцена приветствия повторилась. Дар почувствовал себя лишним и подумывал, не заняться ли чем-нибудь полезным. Например, пойти позаботиться о лошадях. Сова забыла о его существовании, как забывают о существовании телохранителя. Дар криво усмехнулся: к безопасности люди привыкают быстро. Впрочем, тут ей едва ли могло что-нибудь угрожать. Он подобрал брошенный мокрый плащ и собрался уходить, когда Лорис вспомнил, что их все же трое, и представил Дара хозяину.
- Ильдэрос, мы указали путь страннику в ваш дом, - с поклоном произнес он.
«Ильдэрос, – перевел Зорий – Хозяин дома, домовладелец». Сова обернулась к Дару, по инерции продолжая улыбаться. Наверное, она слишком радовалась встрече, чтобы сохранять прежнее, отстраненное выражение лица, так что ее приветливость неожиданно досталась и ему.
Сова тоже поклонилась. Строгое соблюдение ритуала знакомства с хозяином дома, было, конечно, не обязательным, но это была часть игры, ставшей для нее привычной в этом доме. В каждое слово, в каждый жест архаичная традиция вкладывала свой глубокий смысл. Сова так и не удосужилась выучить слова, позы и знаки на все случаи жизни, но Лорис, как хорошо образованный синельди, знал всё. Сейчас он сам стоял в позе странника, держа правую руку раскрытой ладонью в сторону очага.
- Пусть мой дом будет ему приютом, - ответил барон.
- Пусть ваш дом будет приютом всем нам.
Сова не удержалась и опередила Лориса:
- Дом, дающий приют, пусть стоит вечно.
Зорий коротко поклонился, не зная, какое именно приветствие полагается от гостя хозяину дома. Впрочем, барон был явно не требователен к церемониалу, демократичен и лишен замашек феодального господина. Слуг в замке, по словам Лориса, было всего двое, и барон сам отправился давать им распоряжения: готовить комнаты и ужин гостям.
Комнаты, куда поселили гостей, не топились, вероятно, очень давно. Сырость не хотела сдавать свои позиции даже под угрозой пылающего огня в камине. Сова стащила с себя мокрую одежду и залезла в огромное деревянное корыто с чуть теплой водой на дне. Воду в замке всегда приходилось экономить.
Ей достался гардероб дочери барона. Она не в первый раз останавливалась в этой комнате и гардероб всегда был в ее распоряжении. Сова тщательно изучила его еще пару лет назад: эти платья с длинными шлейфами и широкими манжетами, отороченные мехом, подбитые парчой напоминали ей школьный театр. Ее увлечение актерством было недолгим, как и многие другие ее увлечения, однажды испробованные и позабытые. Сейчас она распотрошила доверху набитый тряпьем сундук, разложила одежду на кровати - и вдруг почувствовала себя словно в школьной гримерке. По ее лицу блуждала неуместная романтическая улыбка. Сыграть что ли? Как в детстве?
Она выбрала самое роскошное платье с длинным шлейфом.
Трапезный зал помнил иные времена, когда за огромным столом, занимавшим половину свободного пространства, сидело не три человека, а три десятка вассалов с оруженосцами, свитой и прислугой. Массивная деревянная столешница хранила на себе отпечатки былых трапез и попоек. Глубокие порезы асимметричным узором украшали старое дерево, напоминавшее высохшее дно мертвой реки.
Ужин уже стоял на столе, но Сова всё еще не спускалась из отведенной ей комнаты, Лорис пересказывал барону городские сплетни, и, коротая ожидание, Зорий развлекался тем, что изучал порезы, пытаясь определить, чем они были нанесены. Модное в Ордене увлечение холодным оружием когда-то в юности не обошло стороной и его. Сам он пополнил отцовскую коллекцию всего парой-тройкой экспонатов, но этого было вполне достаточно, чтобы соблюсти традицию и считаться хорошим сыном. А вот покопаться в отцовских сокровищах когда-то любил.
Вот этот квадратный в основании глубокий шрам наверняка был оставлен стилетом, почти шилом. Такое оружие делалось не для того, чтобы извлекать его из раны. Удар, легкий нажим руки в сторону - и двадцатисантиметровое стальное ядовитое жало, обламываясь у самой гарды, навсегда оставалось в теле противника. Эфес можно было сохранить. И даже заказать новое жало. Они дорого стоили, эти побывавшие в деле эфесы, украшенные драгоценными камнями, золотом, чеканкой и ковкой. Жало стоило дешево. Не дороже, чем человеческая жизнь. И жало не нуждалось ни в каких украшениях.
Вот широкий порез в виде треугольника. Нож. Одинаково удобный и для пиршественного стола, и для охоты, и для боя. В образованную им ямку набилась какая-то грязь, может быть, пыль, может, остатки пищи. А может, и запекшаяся кровь. Зорий погладил порез пальцем. Воображение беспристрастно и четко нарисовало картину ножа, воткнутого в столешницу после того, как он побывал в слабо прожаренной туше кабана. Или не кабана. Дар попытался усилием воли взбудоражить свои эмоции, но ему не удалось. Сказалась привычка спокойно смотреть на оружие, как на средство лишения жизни. В его руках оружием могло быть всё, что угодно. Знай Сова, сколько предметов он легко может заставить служить смерти, она бы не придавала такое значение вопросу кто из них двоих владеет бластером.
Он услышал скрип и поднял глаза, отыскивая источник звука. В дальнем углу залы, куда уводила старая рассохшаяся лестница и где сгущалась, как неразбавленная тушь, ночная темнота, что-то двигалось. Наконец темнота неохотно выпустила из своих объятий призрачную тонкую фигурку в голубом. Фигурка застыла на верхней ступени лестницы, будто не решалась спуститься вниз, к свету. Длинная вуаль скрывала лицо, голубое облако слегка колыхалось, сражаясь с оранжевым светом камина и факелов. Дар замер, пытаясь не спугнуть это привидение. Кто это? Дочь барона? Что-то там Лорис говорил о дочери. Может, здесь женщинам запрещено садиться за один стол с мужчинами - потому нет и Совы?
Тем временем женская фигурка трогательно осторожным жестом приподняла край платья и потянулась ногой к первой ступеньке, ведущей вниз. Массивная деревянная лестница снова отозвалась скрипом, и привидение замерло, будто испугавшись собственной смелости. Что-то магически завораживающее было в этих уводящих во тьму ступенях, едва озаренных светом факела из жирандоли, и в этой хрупкой фее старого замка, не решающейся сделать следующий шаг. Дар поймал себя на том, что его пальцы все еще лежат на следе от ножа. Он убрал руку и заметил на себе насмешливый, изучающий взгляд Лориса. Лорис стремительно отвел глаза в сторону, вскочил и устремился к лестнице, чтобы галантно подать призраку руку.
Фея уже миновала несколько ступенек и благодарно оперлась на предложенную ладонь.
- Фу! – Сова, наконец, оказалась на ровном полу, не свалившись с проклятой лестницы, не запутавшись в шлейфе и в нижних юбках и не сломив себе шею, - И как только можно жизнь прожить в этих платьях? И как только их тут носят?!
Зорий вздрогнул. Трогательное очарование взорвалось и исчезло - как мираж в пустыне перед умирающим от жажды. Сова? Свет факелов и камина развеял его последние сомнения.
А она уже садилась в высокое кресло, услужливо отодвинутое Лорисом. Лорис откровенно потешался, отвешивая Сове галантные поклоны и легко перекидывая ее руку из одной своей ладони в другую. Сова из всех сил подыгрывала, скромно опускала глаза, смущенно приподнимала вуаль, из-под которой с вызовом поглядывала на Дара, будто ей доставляло особое удовольствие создавать и рушить иллюзии.
Барон, видимо, уже не первый раз бывший свидетелем этого маскарада, улыбался:
- Сова, девочка моя, в платье, подобающем твоему полу и возрасту, ты настоящая красавица!
В ответ - ехидный смешок. Сова должна была лишь улыбнуться загадочной теплой улыбкой, но она не собиралась оправдывать чужих ожиданий, она словно насмехалась над мимолетной растерянностью Зория, и эта насмешка окончательно спугнула только что увиденный Даром образ. Образ чего-то болезненно важного, пронзительно знакомого, но ускользающего от понимания. Зорий поморщился, прогоняя раздражение, и посмотрел на опустевшую лестницу. Лестница уводила во тьму. В неизвестность.
Ужин затянулся. Зорий чувствовал себя лишним среди разговоров о жизни столицы. Барон, заметивший его неловкость, чтобы доставить удовольствие гостю, пригласил Дара просмотреть коллекцию холодного оружия. Зорий с радостью согласился, но и тут его настигло то же настроение, тон которому задала сегодняшним вечером Сова. Среди мечей и кинжалов, алебард и пик покоились на стене у барона два карабина и одна винтовка с оптическим прицелом. Все-таки фактория приторговывала оружием, пусть из-под полы, пусть в малых масштабах, но факт нарушения был налицо. Чуть подальше висел на крюке, вбитом с каменную кладку еще, наверно, при прадеде барона, бинокль ночного виденья. Барон, очевидно, гордился своей коллекцией, но, в отличие от большинства коллекционеров, не дрожал над каждым экспонатом. К удивлению Зория, хозяин решил сделать гостю подарок и предложил Дару самому его выбрать. Боясь обидеть хозяина и нарушить какой-нибудь не известный ему местный обычай, Дар послушно выбрал один из двух карабинов. Он был почти уверен, что его выбор раздосадует хозяина, но ошибся. Щедростью барона Зорию достались полусотни безгильзовых патронов.
Экскурсия по замку продолжалась. Поначалу Зорий воспринял ее как почетную, но скучную повинность гостя, но хозяин оказался талантливым рассказчиком. Последний мужчина в своем роду, он хранил память рода так, будто сам прожил все эти сотни лет, начиная с того дня, когда его предок выбрал место на горе под строительство замка. Впрочем, Дар быстро обнаружил секрет такой феноменальной памяти. Следующим помещением, куда привел его гостеприимный барон, оказалась библиотека. Она располагалась на вернем этаже донжона и занимала всё помещение. При входе Дар с изумлением увидел две большие деревянные лохани, до краев наполненные водой. Хранители книг берегли их от пожаров. В центре комнаты на деревянном постаменте, покрытом богато расшитой тканью, располагалась летопись рода. Судя по огаркам свечей, ее часто читали. Рассказ барона о снятии осады с замка уже подходил к концу, и Дар попросил разрешения самостоятельно почитать летопись, чтобы не отвлекать барона от других гостей. Разрешение было милостиво дано. Барон церемонно удалился, оставив гостя наедине с пылью столетий.
На самом деле Зорий планировал в одиночестве беспрепятственно поискать выход на плоскую крышу донжона, откуда должны были отлично просматриваться окрестности. Но, испросив разрешения, он был вынужден отыграть роль почитателя летописания до конца, пока не затихли шаги барона, спускающегося вниз по винтовой лестнице. Поэтому он присел на деревянное кресло и даже перевернул несколько страниц, исписанных каллиграфическим почерком без признаков какой-либо индивидуальности. И тут его глаза наткнулись на совсем другой, отнюдь не каллиграфический, размашистый почерк, и он увидел знакомый алфавит.
Это были стихи. Дар пробежал глазами первые строки.
Здесь дуют только сильные ветра,
Столетьями шлифуя грубый камень.
Он перевернул страницу и в конце текста наткнулся на знакомое имя: «Лаэрта Эвери», - гласила надпись, и добавляла: «Перевод Лориса Лэвелля». Тогда он пододвинул стул, уселся поудобнее и принялся читать.
Едва касаясь прошлого руками,
Чеканною монетой серебра
Разменивая лунный блик на коже,
Я расплачусь за обратимость лет.
На аверсе серебряных монет
Мой профиль станет тоньше и моложе.
По желтой кладке крепостной стены
Метнется мной встревоженное время
И вдруг застынет ящерицей, грея
Чешуйчатую кожицу спины
В тепле моей протянутой руки
Под зонтиком раскрытой вниз ладони.
И сумерки торжественно хоронят
Уснувший замок. Легкие шаги
Ночных чудес, крадущихся несмело,
Становятся к полуночи слышней.
Приветствуя владычество теней,
Они приходят к башням запустелым
Зажечь огни для тех, кто, как и я,
Умеет заблудиться во вчерашнем.
И я иду на свет, горящий в башне,
Зажав в руке обломок острия
Стрелы, что найден у ее подножья,
Как пропуск, как пароль на тайный пир.
Разрушив перекрестие секир,
Которым в башню вход перегорожен,
Меня пропустит стража. И храня
Молчание, как будто бы случайно
Ее величество Неведомая Тайна
Почтит своим вниманием меня.
Дар отодвинул от себя фолиант. Он никогда не слышал, чтобы трансогенеты сочиняли стихи. Впрочем, мало ли чего он не слышал? Что ему вообще известно о природе трансогенетов? Короткий жизненный цикл, измененные гены, ненормальные свойства организма - всё это биология. А психика? Психика трансогенета – тоже результат искусственного вмешательства. Ведь науке некогда ждать, когда трансгенетический организм разовьется в полноценную личность благодаря воспитанию и обучению. Для начала – он просто может столько не прожить. Науке же нужна взрослая особь: здесь и сейчас. Как там говорил профессор: «Отдельные свойства личности проявляются только в зрелом возрасте»? Нужны в том числе и половые клетки. И тогда применяются биоускорители: темпы роста скелета и мышечной массы возрастают в несколько раз, но с мозгом все обстоит гораздо сложнее. Можно, например, произвести взрослую собаку с сознанием трехмесячного щенка, но взрослого человека с мышлением годовалого ребенка? И чтобы мозг не отставал в умственном развитии, трансогенета подвергают систематическому нейрооблучению. То, что получается в итоге – очень похоже на человека. По крайней мере, его сознание и самосознание строятся по человеческим законам. Но это не делает трансогенетов полноценными людьми. Не зря закон лишает их дееспособности: кто может поручиться за содержимое такого сознания, за ложную память, за искусственную психику? Этому закону уже триста лет, и всё равно находятся те, кто его нарушает. И большинство среди нарушителей – земляне. Головная боль. Взгляд обиженного ребенка на фотографии.
Наверное, он сам не ожидал, что прочитанное произведет на него впечатление, да и дело, скорее всего, было не в стихах. Просто он никогда не слышал, чтобы трансогенеты сочиняли стихи. Все эти дни, наблюдая за Совой, он старался не думать о ее искусственном происхождении, опасаясь, что его мысли могут сказаться на их отношениях. Она считала себя человеком, и для пользы дела Зорию следовало поддерживать в ней эту уверенность. Теперь же прочитанное зародило сомнения в нем самом. Не будь в конце текста указания на авторство, он бы не дочитал балладу даже до середины.
«Не забивать себе голову отвлеченными вопросами. Гуманистические споры – это дело врачей, психологов, генетиков…» Сейчас Зорий многое бы дал, чтобы не забивать себе голову. Он решительно захлопнул фолиант и поднялся. Магистр прав: ни к чему оперативнику эти нравственные коллизии. Разве он может что-то изменить? Дело есть дело.
Люк, ведущий на крышу, Зорий обнаружил в самом конце лестницы.
Когда он вернулся в залу, Сова все еще болтала с Лорисом. Спать никто, кроме Зория, похоже, не собирался. Впрочем, Лорис с Совой прекрасно высыпались в пути. Это Дар с момента их встречи по ночам спал не больше двух-трех часов за ночь, да и то на рассвете, когда его сменял Лорис, по привычке просыпавшийся очень рано. В отличие от Совы, которую по утрам приходилось поднимать с большим трудом.
Перед тем, как оставить компанию, засидевшуюся за столом, Зорий окинул взглядом полутемную залу. Едва ли Сове тут что-то угрожает, разве что замок барона возьмут приступом. Значит, сегодня у него есть часов семь спокойного сна. Он отказался от сомнительного удовольствия поспать в сырой, как болото, кровати и, стащив с нее часть одеял, расположился прямо на полу у камина на пыльной шкуре какого-то убитого предками барона животного.
Выспаться ему не пришлось.
Зорий почувствовал неладное сквозь сон. Будто тысячи холодных игл впились в тело со всех сторон, и еще толком не проснувшись, он уже вскочил и рванулся к двери, роняя по дороге мебель.
Крика он не слышал. Вернее, не слышал его ушами. Но где-то рядом бился, как дикий зверь о каменные стены, нечеловеческий ужас, посреди которого застыла она.
Зорий выскочил на пустую и холодную лестницу. Дальше – вверх. Ее дверь была последней – на самой вершине донжона. Тяжелая дверь, окованная железом, не пропускающая ни звука.
- Сова! – он не ждал ответа, когда рванул дверь. Заперта.
Из их комнаты выскочил заспанный раздетый Лорис, на ходу путаясь в рукавах рубашки.
- Где?
- Там. – Зорий кивнул на дверь и отодвинул Лориса, освобождая себе место для разбега.
Разбег был коротким, а дверь – прочной. Да, двери здесь делали в расчете на осаду, на армию, вооруженную таранами.
Дар не жалел левого плеча, но правое нужно было поберечь. Второй удар не распахнул двери, только верхняя петля чуть ослабла. Завтра левой рукой ему не двигать. И послезавтра, возможно, тоже. Но правая нужна не завтра, и даже не послезавтра – сейчас.
Дверь слетела и повисла на одной петле с третьего удара. Он нырнул в образовавшуюся щель, как в прорубь с ледяной водой, закутываясь в энергетическое поле. В самое сильное, какое только мог генерировать его организм.
Это было похоже на локальный энергетический взрыв, в эпицентре которого стояло то, что раньше было человеком. Девушкой по имени Лаэрта Эвери, землянкой. Черное пятно, по форме еще напоминавшее ее фигуру, напротив деревянной рамы, горящей нестерпимым для глаз фиолетовым светом. Зеркало? Да что она делает с этими зеркалами?!
Он окунулся в фиолетовый туман.
И почувствовал! Всей кожей, всем телом почувствовал то самое, что опалило его в брошенном доме, едва не убив: невыносимо сильный поток чужой, незнакомой энергии, затягивавший все вокруг в какую-то воронку, в черный омут, в провал. В бесконечную пустоту. Дар попытался нащупать дно, но не смог: его буквально протащило от распахнутой двери к черной раме, бывшей когда-то зеркалом, и лишь чудовищным напряжением сил ему удалось остановиться. Фиолетовые лучи проходили сквозь неподвижную черную фигуру, застывшую перед зеркалом, как через линзу, преломлялись и веером рассыпались вокруг, но пространство вело себя иначе. Окружающий Дара привычный трехмерный мир стремительно терял четкость границ и словно тек в образовавшуюся дыру, как вода из разбитой посудины.
Поздно! Вот теперь действительно поздно. Максимально усиливая и восстанавливая свою защиту, которая таяла под фиолетовыми лучами, как воск, Зорий успел прийти к тому выводу, что прозвучал устами профессора и так удивил Магистра: будет лучше, если она будет уничтожена. Будет лучше. Уже нечего (или некого) было везти в Орден. Нечего и некого брать под контроль, обезвреживать, обеспечивать безопасность. Уже не остановить эту цепную реакцию, уже не вернуть то, что было когда-то чудесной девушкой по имени Лаэрта Эвери. Землянкой. Да и было ли вообще?
Последние силы он мог направить только на одна - нападение. Здесь некого было жалеть. Этот черный силуэт - лишь оболочка для неведомого, наводящего жуть явления, необъяснимого, но опасного.
Между его раскинутыми в сторону руками ярко разгоралась огненная стрела. Тайное, тщательно скрываемое от непосвященных, самое сильное оружие Ордена. Оружие, которое было всегда при нем. Оружие, которое враг мог видеть только один раз – перед смертью.
А зеркало будто сворачивало пространство вокруг Совы. Как в калейдоскопе изображение реальности дробилось и смазывалось, складывалось в запутанные узоры, образовывало странные цветовые пятна. Или это у него темнеет в глазах? И только черный силуэт оставался неподвижным, как надгробный обелиск.
Быстрее… Быстрее, иначе сил на нападение может не остаться!
Стрела в его руках утолщалась, меняла цвет.
Он не знал, что будет, когда он пошлет огненный разряд в самое сердце черного силуэта. И не хотел знать! Перед ним застыла причина творящегося катаклизма, и ее следовало уничтожить любой ценой.
Стрела медленно оторвалась от его левой руки. Правую руку в пламенеющем коконе он сжал в кулак, готовясь к последней атаке. Еще секунда, чтобы вычерпать свою энергию до предела! Еще две секунды!
Краем глаза он заметил метнувшуюся тень - и Сову сшибло с ног.
И всё исчезло.
Огненная стрела оплавила плиты пола. Уже срываясь с его руки, она потеряла цвет и яркость – Дар успел остановить атаку и нейтрализовать значительную часть энергии. Если бы не успел, от замка на холме осталась бы одна большая обугленная воронка. Вытертый ковер на полу дымился, противный запах паленой шерсти навязчиво полз в ноздри. Реальность нехотя возвращалась.
Лорис застонал и сел, растирая ушибленную мышцу. Падая, он схватил в охапку окаменевшую Сову, и вся тяжесть падения двух тел пришлась на его спину и предплечье.
Зорий сполз по стене на пол, спиною ощущая через промокшую от пота рубашку все неровности каменной кладки. Сил на то, чтобы стоять у него не осталось. Тело разрывала боль – расплата за накопленную, но не истраченную энергию. Чтобы сбросить ее излишки нужна вода, иначе ему не заснуть в ближайшие двое суток. Много воды. Есть ли в замке барона хотя бы колодец? Опустить руки в воду… И голову… И плечи…
Сова слабо застонала, зашевелилась на полу, и Лорис наклонился над ней.
- Ты как? – он осторожно приподнял ее.
- А…- она села, покачиваясь и держась руками за голову, - Не тряси меня.
- Больно?
- Нет! – желчно съязвила она и тут же застонала, - Голова…
- Давай на кровать!
- У..у…у… Не тряси меня.
- Опять?
Зорий из последних сил заставил себя сосредоточиться. Опять? Значит, такое уже было? Конечно, было – с зеркалом в ее доме, догадался он. Значит, было. Так что же - она делает это неумышленно? Тем хуже - она не владеет собой. Этот ходячий энергетический катаклизм абсолютно непредсказуем: он может начаться в любую минуту. И только совершенно безответственные люди могут решиться доставить ее живьем в густонаселенный центр Федерации, на Землю. Что мог знать, что мог предвидеть милейший старичок-профессор, даже рядом не стоявший с энергетическим потоком такой мощности? Что значат его научные страхи перед потрясением, только что пережитым им, Даром Зорием, впервые в жизни увидевшим дыру в таком привычном, таком нерушимом, незыблемом материальном мире? Разве Магистр мог предугадать такое, даже выбирая для эвакуации объекта отдаленную двадцать вторую базу. До базы Сову еще нужно довезти. А если она устроит такое в открытом космосе? Или на Ксавре, куда она, похоже, твердо намерена попасть? Имеет ли он право рисковать, разрешая Лаэрте Эвери высадку в большом порту, где полно людей? Откуда ему знать, когда ждать повторения того, что случилось сегодня: через минуту? Через сутки? Что провоцирует эти энергетические катаклизмы? И главное, что делать дальше с их источником?
Тем временем Сова с помощью Лориса уже доползла до кровати и обессилено повалилась навзничь.
- Завтра мы не сможем никуда ехать, - Лорис оглянулся на Зория, - Ей надо отлежаться.
Дар кивнул. Ему тоже не помешало бы отлежаться. Очень не помешало бы. Левую руку он до сих пор не чувствовал. Ничего, завтра еще будет время почувствовать во всех подробностях. Подниматься с пола не хотелось, но он вспомнил, что сидит полураздетым в комнате Совы. Лорис уже успел сбегать к себе и вернуться со своим докторским чемоданчиком. Сейчас он хлопотал над Совой, ничком лежащей на кровати.
- Больно? Сова, потерпи, сейчас пройдет, - он вскрывал какие-то ампулы.
Она терпела. Зорий не слышал ни звука, но, взглянув на ее лицо, мгновенно догадался, чего стоит ей это терпение. Нет, она не плакало от боли. То напряжение, что было на ее лице, было хуже слез. Его самого шатало так, что пришлось вновь опереться на стенку. Наверное, это было заметно не только ему, потому что Лорис, ни слова не говоря, вскрыл вторую ампулу-шприц, усадил Дара на стул, закатал рукав его рубашки и ввел в вену обезболивающее. Зорий смог только благодарно кивнуть: во рту пересохло так, что вместо звука собственного голоса он услышал какой-то сухой шелест.
Что делать? Что же с ней делать? Ведь если ей не помочь – она умрёт. Полуживой от пережитого трансогенет, уткнувшись носом в подушку, дышал часто и прерывисто. И Дар был бессилен изменить все это в лучшую сторону.
Несмотря на ночное происшествие, отлеживаться никто не стал. Дару не удалось даже задремать: взбудораженный организм мстил ему за перенапряжение ознобом и ломотою во всем теле. Лорис тоже выглядел плохо. Большую часть ночи он просидел рядом с Совой, и, вернувшись в общую с Зорией комнату, хотел было приняться и за него, но Дар отрицательно покачал головой. Лорис, рухнув на сырую кровать, мгновенно заснул. Впрочем, ненадолго. Проспав всего пару часов, он поднялся и тихо выскользнул из комнаты, наверняка для того, чтобы проверить состояние Совы.
Последствия ее ночных переживаний для Дара оказались совершенно неожиданными. Сова почему-то приписала свое спасение ему, а не Лорису. Выбитая Зорием дверь произвела на Сову ошеломляющее впечатление. Наверно, она решила, что такой подвиг заслуживает хоть какой-то благодарности. Время подходило к полудню, когда не в силах больше терпеть изматывающую боль в левом плече, Дар выбрался из комнаты и отправился искать колодец. И на лестнице столкнулся с Совой, которая спускалась из своей комнаты, предусмотрительно держась за стену.
До сих пор она никогда не заговаривала с ним первой, и сейчас, пожелав ему доброго утра, с каким-то чувством неловкости перед чужим человеком, собиралась его благодарить. Дар заботливо поинтересовался, как она себя чувствует, и услышал в ответ: «А вы?». Он виновато развел руками и тут же поморщился от боли:
- В ближайшие пару дней из меня телохранителя не выйдет. Левой рукой мне желательно не двигать.
- Я попрошу Лориса, - Сова будто старалась загладить свою вину за случившееся ночью. - У него есть обезболивающее. – И добавила: – На вас подействует.
Теперь Зория беспокоил только Лорис: наверняка он видел энергетический кокон вокруг Дара. Но понял ли он намерения Зория? Едва ли. Так что, скорее всего, оба его спутника теперь считают его, Зория, защитником и спасителем. Это было выгодно, но почему-то неприятно.
Он довел Сову до залы, где они ужинали накануне вечером, и, оставив ее дожидаться завтрака, вновь отправился на поиски колодца. Он бы долго блуждал по внутреннему двору замка, если бы не Лорис. Выслушав вопрос о воде, Лорис с удивлением взглянул на Дара:
- Разве тебе не принесли воду в комнату?
- Понимаешь, - объяснил Дар, - мне нужно много воды.
- Много, пожалуй, не получится. Если бы ты попросил заранее, я бы приказал Лиму наполнить водой какую-нибудь бочку. А так тебе придется подождать.
- Подождать чего?
Лорис засмеялся.
- Я все время забываю, что вы – люди другой цивилизации. У вас вода течет из крана. Здесь все обстоит несколько иначе. Воду достают из колодца бадьей на длинной цепи. Слуга забирается внутрь колеса и, как белка, начинает его вращать, шагая по кругу.
- Я знаю, что такое колодец, - уточнил Дар.
- Его глубина около сто двадцати метров, - заметил Лорис. – Это внизу, на равнинах, колодцы рыть легко. А в горах к воде пробиваются через скальные породы. Здешний колодец обошелся предкам барона в сумму, почти равную стоимости всех других построек. Бадью нельзя бросать вниз, она разобьется. Цепь разматывается медленно. Сто двадцать метров туда и сто двадцать метров с водой – обратно. Так что много воды быстро достать никак не получится.
Зорий ждал, что, проводив его до колодца, спрятанного в пристройке к главному донжону, Лорис его покинет. Но нет, Лорис, видно, решил выяснить, зачем Дару вода, и ради этого сам забрался внутрь гигантского колеса и принялся шагать, вытягивая громыхающую цепь из недр подземной шахты. Зорий разделся и стал ждать.
Первое поднятое ведро Дар вылил на себя, окатив себя водой с головы до ног.
- Если ты намерен обливаться водой, - заметил Лорис, вращая колесо, - то лучше принеси сюда бочку. Поможем Лиму. Водой потом напоят лошадей.
Зорий подтащил к колодцу огромную лохань и через пять минут вылил на себя второе ведро. Озноб медленно проходил, перестали нестерпимо гореть ладони.
- В этом есть какой-то лечебный эффект? – поинтересовался Лорис.
Дар подумал - и решил сказать правду: все-таки Лорис был врачом и лгать ему в медицинских вопросах было рискованно. Зорий кивнул.
- Я несколько перестарался ночью. На короткий срок человек может собрать большой запас энергии из окружающей среды, но его нужно потратить. Когда потратить не удается, организм, образно говоря, перегревается. А лучший способ быстро сбросить накопленные излишки – искупаться. Жаль, что здесь нет реки.
- Если я искупаю Сову, ей станет легче? – спросил Лорис.
Дар задумался.
- Не знаю. То, что с ней происходит, явление явно энергетическое. Но не такое, так у нас. Я не специалист, а ей нужна помощь специалистов. Возможно, я не смогу объяснить. Понимаешь, люди обычно излучают энергию. А она, как мне кажется, поглощает. Ты же заметил, как ночью в комнате упала температура?
Лорис кивнул.
- Я видел в ее доме разбитое зеркало, - продолжил Дар, - значит, такое уже случалось. Как давно?
- Полгода назад. Тогда я разбил зеркало.
- Почему же ты сейчас не стал бить зеркало?
- Потому что зеркало у барона бронзовое, - резонно заметил Лорис. - Его сложно разбить.
- А кто закрыл канал?
- Канал? – переспросил Лорис.
- Она открывает энергетический канал через зеркало, - пояснил Зорий. – В ее доме канал, образно говоря, закрыли крышкой. Пледом. Кто это сделал? Ты?
- Нет, - Лорис покачал головой. – Она сама завесила его пледом. Я лично хотел выкинуть зеркало. Но ведь это происходит не всякий раз, когда она подходит к зеркалу.
- Как это происходит? – спросил Дар.
- Я не знаю. Как врач я обследовал Сову. Я знаю обо всех ее аномалиях, и очень боюсь, что она нужна землянам только как материал для исследований. Да и вам, возможно, тоже. Ведь ее свидетельские показания – лишь одна сторона проблемы, и, возможно, далеко не самая главная. Не так ли?
Разговор становился слишком опасным. Придуманная наспех легенда Дара трещала по швам.
- Она тоже об этом догадывается? – осторожно поинтересовался он.
- Я не хочу ее пугать, но она всё знает и сама. Просто она надеется. Но она больше не позволит запереть себя на карантине.
- Но ей нужна помощь.
- Помощь, а не изоляция в лаборатории. Или на дальней базе.
Зорий понял, что допустимый предел откровенности он уже давно миновал. Сейчас ему опять придется врать.
- У меня нет приказа применять к ней силу, - вновь напомнил он. - Ордену нужно ее добровольное согласие. Но ей придется выбирать.
- Какие гарантии вы сможете ей дать?
- Каким гарантиям она поверит? – вопросом на вопрос ответил Зорий.
- Не знаю. Как вы сможете гарантировать ей свободу выбора?
- То, что с ней происходит – опасно. Прежде всего, для нее самой. Чтобы ей помочь, нужно хоть что-то о ней знать, хоть что-то понимать. Ты полагаешь, это можно сделать без исследований?
Лорис вздохнул.
- Вы могли бы оставить ее здесь, - уже без особенной уверенности в голосе предположил он.
- И как прикажешь мне ее защищать? Поставить оцепление вокруг ее дома? Пригнать крейсер на внешнюю орбиту? Закрыть планету для посторонних? У нее только два выхода: или продолжать всю жизнь прятаться или …
- Или всю жизнь быть под колпаком?
- Абсолютной свободы не бывает, - возразил Дар. - Ей придется в чем-то себя ограничить. Больше, чем другим, но не больше, чем это будет необходимо для безопасности. А она опасна не только сама для себя. Что будет, если ночной катаклизм повториться на Ксавре, в порту, где полно народу?
- Мы бывали на Ксавре и раньше.
Зорий покачал головой:
- Я читал отчет о ее побеге из института. Там с ней произошел первый подобный случай. Полгода назад, вероятно, второй. Сегодня – третий. Они повторяются все чаще. Когда ждать четвертого? Ты можешь это предсказать?
- Я могу предположить, отчего это происходит. Когда она злится, или расстроена, или испугана, то есть в состоянии эмоционально нестабильном, с ней что-то происходит.
- Что именно?
- Не знаю. На днях она вспылила - и меня словно парализовало. Но это еще не все. Если ты закончил обливаться, я тебе кое-что покажу, пока не видит Сова.
Зорий оделся, они вернулись к жилой башне и поднялись в комнату Совы. Лорис подвел Дара к зеркалу. Тут было на что посмотреть. Дар отругал себя за то, что до сих пор не дал себе труд исследовать комнату – упущение, которого избежал Лорис.
Злосчастное зеркало действительно оказалось бронзовым. Первоначально оно, очевидно, располагалось на деревянном сундуке у стены. Сова бросила на сундук свой скомканный мокрый плащ. Сейчас Лорис поднял этот плащ и демонстративно расправил его перед Даром. От плаща осталась неровно обрезанная половина.
- Это еще не самое худшее, - предупредил Лорис, - Посмотри сюда.
Дар нагнулся к сундуку. Вот это действительно было впечатляющим зрелищем. Деревянная крышка сундука имела довольно странный вид – она была словно бы вплавлена в бронзовую поверхность зеркала. Дерево деформировалось, но не так, как могло бы деформироваться дерево при нормальных условиях: не потрескавшись, не расщепившись, деревянная доска оплавилась и изогнулась причудливым изгибом наподобие застывшего стекла.
Воронка.
Какая энергия была способна так изменять свойства вещества? И главное, куда делась часть этого вещества?
- Не говори об этом Сове, - попросил Лорис, - Я не хочу ее волновать. Сейчас я уберу и зеркало, и сундук.
- Мне нужно показать это специалистам. Я свяжусь с бортом. Пока я не знаю, что это такое. – Дар покачал головой и добавил: - Хорошо, что на месте этого сундука не оказалась она сама. Или кто-нибудь из нас.
Лорис кувнул.
- Мне придется тут поработать, - продолжил Дар, - хотя бы записать все это на видео. Если хочешь, можешь присутствовать. Но лучше постарайся в ближайший час не пускать сюда Сову.
- Хорошо, - согласился Лорис, тихо прикрывая за собой дверь.
Сове не сиделось на месте. Как ни плохо она себя чувствовала, как ни уговаривал ее барон, она ни в какую не соглашалась остаться в замке больше, чем еще на одну ночь. То ли она опасалась повторения ночного кошмара, то ли, ожидая погони, спешила поскорее оказаться на своем корабле в открытом пространстве. Вечером Дар застал ее с биноклем в руках на вершине центральной башни, откуда великолепно просматривалась вся округа. Сам он поднимался на башню уже третий или четвертый раз, но обнаружить, что тем же делом занимается и Сова, не ожидал. Значит, его доводы о возможном обнаружении группы землянами, на нее всё же подействовали.
- Никого? – поинтересовался он, чтобы хоть как-то смягчить неловкость своего появления.
- Пока – никого, - лаконично ответила она.
Дар присел на каменный выступ стены у зубчатого бруствера. Строители замка, вероятно, решили облегчить жизнь его будущим защитникам и позаботились о том, чтобы стрелкам было на что присесть. Уходить не хотелось.
Сова продолжала осмотр окрестностей, выставив бинокль, позаимствованный у барона, в проем между зубцами бруствера, и в разговоры вступать не намеревалась. Впрочем, теперь ее молчание уже не казалось Зорию враждебным. Скорее всего, она от природы была не болтлива. «От природы», - повторил про себя Дар, раздражаясь от неуместности этого слова. Какова природа трансогенета?
«Стоп!» - приказал он себе. Это совершенно не его дело. Кем бы она ни была, он привезет ее на двадцать вторую базу и сдаст на руки экспертам, генетикам, врачам. Они всё поймут, всё докажут, всё обоснуют и во всём разберутся. Без него. Но сейчас, на плоской кровле донжона под чужим грязно-сиреневым, затянутом облаками небом ему не хотелось, чтобы она была трансогенетом, и он ничего не мог с этим поделать.
Вчера ночью он ее чуть было не убил…
Сова обернулась.
- Как ваше плечо?
Он еле успел отвести глаза.
- Спасибо, лучше.
- Я спрашиваю потому, что завтра нам придется идти пешком, - пояснила она. - И если вы плохо себя чувствуете…
- Нет, все в порядке, - заверил ее Дар. - А почему пешком?
- Мы всегда оставляем лошадей у барона. Их же нельзя погрузить на корабль. И потом, мы пойдем по заброшенной дороге, по ней уже давно никто не ездит. А в горах часто бывают камнепады, обвалы. Лошадь там все равно не пройдет.
Дар кивнул, соглашаясь. Нужно было во что бы то ни стало поддержать вдруг возникший разговор, и он спросил:
- Почему вы спрятали корабль так далеко от города?
Она пожала плечами:
- По здешним меркам три-четыре дня пути – это близко. Мы будем у корабля уже послезавтра к вечеру.
- Вы не передумали лететь на Ксавру?
- Нет. Мне нужно быть именно там.
Зорий решил, что настал подходящий момент, чтобы направить разговор в нужное ему русло, и испробовать для мотивации к сотрудничеству чувство ответственности:
- Вы не боитесь?
- Вы же сказали, что Командор под охраной, - тут же напомнила она.
- Я не это имел в виду. Я спрашивал, не боитесь ли вы себя.
Она снова прильнула к биноклю и надолго замолчала. Он ждал. Она что-то решала, что-то обдумывала, покусывая нижнюю губу. Когда она обернулась к нему вновь, он наткнулся на взгляд ее прищуренных глаз. А ведь она уже почти сутки на него так не смотрела
- А вы, стало быть, боитесь?
- Боюсь, - честно признался он.
- И, наверняка, думаете, что я не человек, раз у меня пульс в два раза медленнее, чем нужно, и кровь не как у людей. Да теперь еще и эти зеркала.
Если бы это прозвучало как вопрос, более того, как вопрос, требующий немедленного ответа, ему пришлось бы солгать. Но она произнесла эти слова, как будто заранее смирившись с его возможной ложью и даже с невозможной для себя правдой.
- Знаете, зачем на Земле людям ставят лазерные метки на пальцы? – неожиданно поинтересовалась она.
Он не мог признаться: ему нужно было услышать её версию.
- Нет, - ответил он.
- Чтобы не путаться в клонах. Поставить такие метки человеку нельзя. Это незаконно. – Она обернулась и протянула ему левую руку раскрытой ладонью вверх. - Мне их поставили в институте. Я думала, что это какая-нибудь очередная процедура, кровь на анализ, например. Уложили на операционный стол, руки завели за голову… Их невозможно свести. И мне нечем доказать, что я – все-таки человек.
Зорий молчал. Можно было многое сказать, но именно сейчас ничего говорить не стоило. И правда, и ложь были одинаково жестоки.
Сова отвернулась и тоже замолчала.
Нагревшиеся за день каменные глыбы, из которых была сложена башня, медленно отдавали свое тепло. К замку осторожно подкрадывался вечер. Сиреневое небо густело, длинные тени расползались по ущельям и затопляли низины. Ветер присмирел и затих, устав трепать длинные полы ее плаща. И уже ничто не напоминало ей о собственной бездомности. Замок пах очагом и дымом, его толстые старые стены много веков берегли людей, обещая безопасность и покой. Дикая ненависть, переполнявшая Сову, отпустила ее, оставив после себя опустошенность и усталость. Захотелось прижаться всем телом к теплой каменной кладке и застыть, замереть, остаться так навсегда. Чтобы каждый вечер подниматься на башню и смотреть на закат. По длинной, выдолбленной прямо в стене лестнице, по стертым крутым ступенькам. Медленными, спокойными шагами, никуда не торопясь, заранее зная, что закат подождет. Изо дня в день, из года в год. Она бы смогла так жить. Хотя ей самой было сложно в это поверить, но - смогла бы. Без цивилизации, хищная наука которой никак не хотела оставлять Сову в покое. Без правительств и Федераций, чьи законы не защитили её. Без любимой работы, которую пришлось бросить, и которая вовсе не была такой уж любимой, а всего лишь единственно возможной. Кто внушил ей, что она не может прожить без всего этого? Разве у нее был выбор? Разве он есть сейчас?
Она оглянулась на Зория, который все еще сидел на каменной скамье. Он немедленно поднялся, понимая, что и так слишком долго навязывал ей свое присутствие. Но уйти, ничего не сказав, было бы неправильно, и тогда он сказал правду:
- Я хотел бы, чтобы вы все-таки были человеком. Не знаю, кто вы. Но я бы хотел именно этого.