Громко хлопает дверь в прихожую-кухню. В комнату проскальзывает она. Её роль заучена ей наизусть. Жесты танцевально выработаны.
- Где ты?
- Где-то…
Упрямо смотрит мне в глаза.
- Пьешь?
- Пью.
Раздвигает пальцами зрачки. Больно. Голова болит. Лучше не шевелится.
- Какой сегодня повод?
- Какой и всегда.
Поправляет порванную на куски, полинявшую рубашку на моем теле.
- Ясно.
- А мне мутно.
Аккуратно гладит по ключицам. Прикосновение отдается болью и отвращением. Противно, отстань…
- Мне некогда с тобой постоянно нянькаться.
- Ну так вали от сюдова. Без тебя тошно.
Пальцы оглаживают плечи вещи под именем "Я".
- Ну и сдохнешь тут в одиночку.
- Ну и что? А ты сдохнешь при параде?
Сердце отвратительно бьется где-то в висках. На языке появляется привкус ржавчины.
- Я умру с тем, кого я люблю, и кто будет любить меня.
- Где ж найдешь такую сволочь?
Смотрю на свои руки с белыми бескровными, коряво торчащими в разные стороны пальцами. А ведь когда-то, играя кому-то на гитаре, было так страшно их повредить. А сейчас…
- Почему сволочь?
- Каждой твари по паре.
Опускается на колени, пытаясь казаться маленьким беззащитным существом.
- Зачем ты так?
- А ты пришла сюда песни слушать?
В глазах напротив появляется идеально сыгранное чувство жалости. Чувство?…
- Нет, просто я не перестаю надеяться, что ты станешь лучше. Ведь когда-то человек передо мной был совсем другим.
- И что?
Замечаю парочку новых царапин на руках. Не помню откуда.
- У тебя есть мечта?
- Есть.
Глаза придвигаются ближе, но спотыкаются и, как птица в стекло, гаснут, ударившись об мою челку.
- Какая?
- Тебя напоить.
Что такое? Что? Что происходит?
- Зачем?
- Посмотреть хоть раз, какая ты настоящая.
Что-то постоянно происходит, а я не понимаю что. Может, я глупею? А может наоборот, становлюсь умнее и не замечаю мелочей. Эмоции - мелочь, не так ли?
- Ты думаешь, я ненастоящая?
- Ты - сука.
Глаза напротив, грустно смеясь, опускаются.
- Я тебя ни за что не виню.
- Ты - сука, за что же здесь винить меня?
Чужие руки медленно ложатся на предплечья, поглаживая треугольные локти. Как отвратительно. Неправильно. Лживо. Ведь ты же лжешь?
- Я прощаю тебя.
- Зачем? Плюнь мне, пожалуйста, в рожу.
Голубые глаза распахиваются, но я усмиряю их умоляющим взглядом. Ты ведь лжешь мне? Убиваешь? Так сделай же это, наконец, в открытую. Чего боятся?
- Я - это не ты. Я так сделать не смогу.
- Зря. Лучше удар в голову, чем пинок под зад.
Чужие, холодные как лед руки добираются до моих табачных ладоней. Аккуратно гладят каждую линию.
- Я не знаю о чем, мне с тобой говорить. Зачем…
- Именно: Зачем? Зачем всё?…
На твоих пальцах, как всегда полно тонких позолоченных колец. Мне кажется, они хотят разрезать мой пульс.
- Ты постоянно пьешь.
- Пьешь-врешь… я отравляю жизнь только себе.
Делает шаг ближе. Тонкое, бледное лицо сверлит носом ключицу, а губы пьют вытекающую из ранки от сверла силу. Мою силу. Мое противостояние. Пошатывает.
- А как же я?
- А что с тобой не так?
Чужие руки согрелись. Они слишком нежно гладят мои костлявые пальцы. Проходят по всей длине. Ровно-ровно.
- Что бы тебе хотелось мне пожелать?
- Желания нужно отрезАть от себя.
Губы добрались до шеи и бегают по ней, как мокрые угольки. Смотрю на стену прямо перед собой. Больно. Лучше не шевелится.
- Отрежь мне что-нибудь.
- А тебе всё мало?
Ты ведь лжешь?
- Что-нибудь…
- Я бы…наверное, счастья. Своего. От себя.
Чужие пальцы властно сжали ладонь. Как больно. Отвратительно больно. Зачем?
- А если я не возьму?
- Я тебя насильно затащу в него и оставлю там.
Не верю. Не шевельнуться бы. Только не…
- Я бы хотела иметь твое чучело у себя на кухне.
- Для этого меня сначала нужно убить. Убей.
Поздно. Слишком поздно.
- У тебя есть нож?
- Есть. Под столом лежит. Подать?
Пальцы отпустили ладонь и поползли вверх. Снова к плечам. Выше. Ногти впились в шею.
- Знаешь зачем мне нож, и так просто дашь?
- Так просто…
Губы скользят по щеке, упираясь в мелкий шрам-рубец.
- Или лучше тебя просто придушить. Будешь сопротивляться?
- Зачем? Ведь так я точно вырвусь.
Пальцы, с привычкой похвалы для домашней собаки, гладят нос, губы и подбородок.
- Мило.
- По-собачьи мило. Мне скулить?
Смех отдается в ушах.
- По-собачьи, говоришь? Тогда уж молчи и терпи. А спать будешь в прихожей на коврике.
- Я не буду спать. И тебе не дам.
Смех становится нежнее.
- Будешь выть на луну?
- Нет. На тебя. Кому нужна луна?
Ногти раздирают кожу на шее. Больно. Я начинаю шипеть, как подстреленный в легкое пес.
- Тс-с-с-с. Молчи. Не смей даже дышать.
- Все это слишком безнадежно чтобы дышать.
Тишина бьет по ушам. Я почти что верю в твою ложь.
- Зачем?…
Шепот почти не различим. Без дыхания он превращается лишь в голос. Всего лишь звук.
телефонный писк уничтожает всё
Меня надорвали, как кусок бумаги с завещанием самоубийцы.
Да; нет; да; да; да; нет…
Гудки…
- Меня ждут.
- Передавай привет.
Встает и медленно идет к двери выводящей в кухню, а там предатель-выход.
- Не передам. Смысл? Никто не поймет, что я здесь ловлю.
- Но что-то же ловишь.
Обидно. Пустое место. Ничтожество. Всего лишь вещь.
- Прощай.
- Может, хоть раз скажешь: до встречи?
Почти что верю … не верю совсем.
- Зачем дарить лишние надежды?
- Но ведь надежда все равно будет.
Почти скрывается за косяком. Не может быть. Такой слабый финал? Это не в твоем стиле.
Останавливается. Обернувшись, остро смотрит в глаза. Сверху вниз. Унизительно и грубо.
- Я тебя ненавижу.
- Все-таки плюнула.
Теперь всё правильно. Теперь я действительно дерьмо, уже много лет мучащее тебя. Теперь меня есть за что прощать.
- Я тебя ненавижу, понимаешь?
- Спасибо тебе. Я задыхаюсь…наверное, это любовь.
С призрением смотрит во вдруг загоревшиеся непонятной радостью глаза. Протрезвевшие и ослепительно серые. Я знаю их. Они принадлежат мне… или я им.
- Глупо.
- Я привыкаю прощаться…
Дверь на кухни аккуратно хлопнула. Продолжаю до изнеможения сидеть на этом проклятом диване и прятать слезы в стене напротив. Сегодня холодно…