Девочка эта росла, как растет щенок – вылижут его, выкормят молоком, да и отпускают на волю. Гуляй, где хочешь, ешь, что найдешь. У матери детей было много, каждый год рожала. А эта девочка не задалась – убогонькая на голову. Остальные ребятишки дразнили ее дурой, а она не обижалась, бегала за ними, как тот самый щенок, и улыбалась, когда к ней обращались хоть с худым словом, хоть с добрым.
Наверно, из таких раньше и получались блаженные. Ходила бы в каком-нибудь рванье или даже в мешковине круглый год, не зная ни юности, ни старости, научилась бы креститься и просить милостыню, в базарные дни веселила бы народ. И в урочный час отправилась бы в мир иной, оставя по себе добрую и удивленную память. А может быть, на ее случайную могилку протоптали бы тропинку несчастные, жаждущие исцеления и чуда, и пошла бы гулять по округе слава о блаженненькой Зое. Люди по-прежнему в каждодневных страданиях своих надеются только на чудо. Но дурачки и безумцы не успевают стать юродивыми и блаженными. Государство берет на себя заботу о них, изолируя их от остальных, более опасных граждан. Согласно оформленным документам, умственно отсталые и психически неполноценные получают скудную пищу, казенную одежду и койку в палате взамен мученического венца, вековечного права смешить народ и тревожить его совесть. Но с Зоей получилось иначе.
Летом в деревню приезжали дачники. Зоя выделила среди них одну молодую женщину, не слишком красивую, но городскую и не похожую на деревенских баб. Женщина была одинокая и гордая, и это делало ее несчастливой, так как она не могла поделиться своими заботами с другими. Деревенские жители вызывали в ней неприязненные чувства – брезгливость и презрение. А соседские дети, оборванные и завшивевшие, – жалость. Она предпочла бы держаться от них подальше. Приедешь полюбоваться природой, а вместо этого деревенские набиваются в гости, лезут в дом, и вообще попадаются на глаза. Особенно надоедают ребятишки: стоят у калитки, глазеют. Разве это подходящая компания для ее маленькой племянницы? Может ли она чему-нибудь хорошему от них научиться? Только вшей наберет. Да матерных слов наслушается. Женщина не одобряла, что брат и его жена отпускают девочку на улицу. Но в ответ на ее замечания, брат только посмеивался. А мать девочки вообще старалась не связываться со своей умной невесткой.
Конечно, люди на селе любопытные. Всякого нового человека узнать нужно. Но к этой женщине больше одного раза никто не приходил. И со временем она получила желаемое – оставили ее в покое.
И надо же такому случиться, что бедная дурочка влюбилась именно в эту дачницу. Зоя слышала, как тетя из соседнего дома зовет ее. Ласково так зовет. Она подходила к калитке и стояла, ожидая, когда же тетя выйдет.
Зоя знала девочку из этого дома. Она выходила поиграть с деревенскими ребятишками в простые детские игры: щелкала прутиком по пыли, бросала камушки в канаву. Ей, как и Зое, три года, но она бойко щебетала.
Зоя же говорить почти не умела. Вот подошла она к калитке и стала звать Юлю: «Ю-у-а». Но как ей объяснить, чего Зоя хочет. А Зое нужно, чтобы Юля привела тетю. Вдруг выходит сама тетя. Она поняла, она услышала! Она и похожа, и не похожа на ту женщину, которая уже давно не дает Зое покоя, будит ее по ночам.
Тетя говорит, но совсем не то, что должна. Зоя не хочет это слышать и поэтому закрывает уши (не руками, а изнутри), она просто ждет правильных слов. Но тетя забыла нужные слова. Вместо этого она говорит и говорит что-то, и лицо ее делается злым и некрасивым. А потом кричит: «Иди отсюда. Чтобы я тебя больше не видела». Эти слова доходят до девочки. Тетя ее не ждет, или ждет, но не ее. И не хочет ее видеть. Но почему же она так настойчиво звала ее? Зоя не может понять. Она не знает, что ей делать и куда идти. Потом она решает, что все-таки надо уйти с этого места, ведь тетя ее именно об этом просит. И она уходит.
А женщина на самом деле страдает. Уже много лет она безнадежно мечтает о ребенке. Но не сложился один брак, потом рухнул второй. И она, такая смелая, решительная, властная, легко влюбляющая в себя мужчин и женщин, опять осталась одна. А главное – ну никак у нее не получается забеременеть. Она даже к врачам ходила, и, переступая через стыд и гордость, пыталась исправить недоработку природы.
Часто по ночам она точит слезы в подушку. Женщина смотрит на свою большую грудь, широкие бедра и думает: «Ну для кого, для кого все это создано? Ведь такой грудью только детей и кормить. Где же ты моя девочка, в каких небесных далях ты затерялась?» Никто не отвечал ей из пустого ночного неба, и, наплакавшись, она засыпала с облегченным сердцем.
С годами она полюбила природу. Приезжая в деревню к брату, подолгу гуляла по проселочной дороге, вглядываясь в бесконечные переливы красок на вечернем небе. И порой сама себе читала стихи: «Я научилась просто, мудро жить, Смотреть на небо и молиться богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу». И собственная тоска ей уже не казалась такой пресной и непереносимой. Она вдохновлялась страданиями давно умершей женщины. Сама она, к сожалению, не умела писать стихов. А может, не догадалась попробовать.
В ту ночь Зоя опять слышала, как тетя зовет ее, и так жалобно, со слезами. Но засов закрыт, и ночью выходить нельзя. Зоя без сна дождалась утра. Утро началось как обычно: отец затопил печь, мама поставила на стол вчерашнюю картошку, свежие огурцы. Но за столом отец раскричался на мать, и она заплакала. Отец убежал, а мать надавала подзатыльников тем, кто не успел выскочить из-за стола. А Зое попало по лицу, потому что она никогда не умела вовремя спрятаться. Девочка не сразу опомнилась от боли и обиды, а потом заревела громким, грубым голосом. И совсем вывела мать из себя: «Заткнись, дура! Послал же бог наказанье! Иди с глаз долой!» Мать Зои была не то чтобы злая женщина, скорее добрая, но уж очень скора на расправу. А задуматься и пожалеть времени не хватало. Почувствовав, что делает что-то неладное, она просто отправляла детей на улицу, чтобы не путались под ногами и не томили сердце ненужной тревогой.
Зоя сразу же побежала к соседскому дому. На дворе никого нет. Двери закрыты, окна мертвые. Деревня давно проснулась, но дачники встают поздно.
Зоя пошла к пруду, он живой. Она села поиграть у воды. Девочка сидит и чертит прутиком по воде. Мальки разбегаются. Заколыхались маленькие волны. И в этих волнах вдруг появляется лицо девочки, похожей на Зою. Только она красивая, нарядная, волосики аккуратно причесаны и завязаны бантиками. Девочка улыбается Зое, и Зоя улыбается девочке. «Вот какая девочка нужна тете, – думает Зоя. – Только она живет в пруду, а я в деревне. И деревья в воде выше, и камыши длиннее, и небо синее-синее, а облака коричневые, желтые, золотые. А на воздухе все портится. Недаром мама молоко в колодец опускает, чтобы оно не прокисло. Вот стрекозки всё снуют возле воды, а внутрь попасть не могут, а только смотрятся, смотрятся в воду своими большими глазами, чтобы найти в воде своих красивых сестер».
И тогда Зоя решает, что ей тоже надо жить в пруду. Она подружится с красивой девочкой, и тогда тетя ее полюбит. Налетает ветер, поверхность воды покрывается рябью, и красивая девочка исчезает. «Ты куда!» – кричит про себя Зоя и наклоняется все ближе к воде. Она приближает свое лицо, погружает его в воду. Сначала глаза сами собой зажмуриваются, потому что их щиплет от воды. Но желание увидеть, куда спряталась девочка, сильнее. Она снова открывает глаза. В коричневой мутноватой воде лишь какая-то тень метнулась вглубь пруда, рассыпались бисеринки с подола нарядного платья, еле слышный смех растворился во тьме.
Зоя всё погружалась и не могла остановиться. Вода попала в нос и в рот. На секунду она испугалась, рванулась наверх в ненавистное небо, но ил так приятно, так цепко держал ее руки и обнимал ее голые ножки, что она сдалась. И сладко-сладко ей было успокоиться в объятиях мягкой воды. И вода была красивой тетей, и целовала ее макушку, и перебирала ее легкие развевающиеся волосики. И голос, родной и нежный, одновременно и мамин, и тетин, пропел ей напоследок колыбельную. Зоя потянулась и уснула.
А где и когда она проснулась, мы вам не расскажем.