По стене застекленной терраски, цепляясь за переплеты больших окон, вьюнки ползут на крышу. Июнь, и вьюнки напоминают цветочные гирлянды - так густо плети усыпаны большими бело-розовыми граммофонами. И вся эта красота жужжит, заглушая гудение пролегающей рядом высоковольтки, потому что почти в каждом граммофончике кто-то есть: пчела, оса или шмель.
Особенно его привлекают шмели: большие, меховые, неуклюжие... Так хочется подержать одного в руке, погладить мохнатую спинку. Но он помнит, как больно вонзается в ладонь шмелиное жало.
Он подкрадывается к цветку... В самое нутро его только что протиснулся шмель! Мальчишка аккуратно и ловко собирает вместе края граммофончика так, что шмель оказывается в ловушке. Теперь очень быстро, пока шмель не додумался уколоть его жалом сквозь лепесток, он несется к бочке с дождевой водой и погружает цветок со шмелем поглубже в воду... Отпускает, поскорее отдернув руку, и глядит. Цветок всплывает вместе с цепляющимся за него шмелем. Весь мокрый, он пытается влезть на цветок сверху и обсушиться, но цветок прокручивается, и шмель снова оказывается в воде... В конце концов, устав от бесплодных усилий, он складывает лапки и болтается на мелкой волне как дохлый. Но мальчишка знает, что это притворство, и он подкидывает шмелю щепочку. Совсем обессиленный шмель, наконец, выбирается на сушу. Мальчик греет шмеля своим дыханием, чтобы тот поскорее обсох, а шмель вяло выползает на его руку и даже не пытается ужалить обидчика. Конечно, после такого серьезного наказания шмель сразу понял, что кусаться нехорошо, и теперь он совсем ручной. Такой шмель мальчишке очень даже нравится.
Наигравшись, он отпускает реанимированного шмеля, и бежит ловить нового. Как всякий, даже маленький, мальчишка, он любит рискованные игры.