Поездка в Дивеево

Александр Феоктистов
Хроника поездки Муром-Дивеево-Арзамас.

Колона из трех автобусов с паломниками в Дивеево выбирается из Москвы вместе с огромной толпой уставших дачников-автомобилистов. Удушливые августовские сумерки. Огромная многочасовая пробка. Все обливаются потом.
Пятница – конец недели. Еще раз вспоминаешь, что паломничество не туризм и здесь часто выпадают испытания в терпении, потребность в смирении, приветливости и любви к ближнему. Для многих цель поездки - мощи Серафима Саровского.

В нашем автобусе много детей разных возрастов, живущих в братской общине, в пустыни. Вроде они были из Алексина. Воспитатели и дьякон оттуда же. Остальные путники это одиночки и пары из самых разных уголков России и даже из Хабаровска. Я еду со спутницей – знакомой.

Наконец автобус вырывается из затора и набирая скорость, уходит за границы жилой местности, растворяясь в темноте дорог Владимирщины.
Вечернее молитвенное правило, читаемое вслух гидом, вызывает стеснение, его  ускоренность и неестественность попытки сделать из автобуса семью. Все засыпают, как могут.   Тряска, жара, сквозняк в окна. Впереди сильно кашляющая девочка.  Укрываем девочку. Засыпаю, просыпаюсь. Болтаюсь как кукла из стороны в сторону.

Шесть утра после почти бессонной ночи. Прибытие в Муром. Синее влажное утро, кривые домики. Спуск к святому источнику. Храм Николая Чудотворца над Окой, рядом с понтонной переправой. Храм закрыт еще. Идем в монастыри. Свято-Троицкий женский . Свято-Преображенский мужской. Много нищих. Много пьяных. Вспоминаются слова: Если подашь сильно пьяному, то он допьет и умрет за твои деньги. А тебе отвечать. Так подавать пьяным?
Идет литургия.  День иконы Пр.Богородицы – Толгской. В храме голосит женщина! Просит молиться за нее. Монашки уводят ее.

Прикосновение к святым мощам  двух великих святых Петра и Февронии Муромских, даже после земного успения, оставшихся рядом. Для католиков, святой, оберегающий влюбленных , сказочный Валентин, а для нас православных вот они Петр и Феврония. Всю жизнь они любили друг друга, князь и простолюдинка, а когда умерли в старости  уже в монашестве, то были  похоронены в гробах  в церквях в соседних сонастырях. Только вот через несколько дней они оказались опять вместе в одном гробу.

 Собираемся в автобусе. Выезжаем к Оке . Всех высаживают. Переход пешком через широкую серебрящуюся реку по понтону. Понтон ходит на волне. Рыбой пахнет и летней водой.
Едем дальше, а там все перелески и широкие поля. Дальняя дорога под палящим солнцем по Мордовии. Едем в Дивеево. Делаем передышки на обочине. Травы уже отличаются от подмосковных. Чужие места пошли. Более дикие. Пахнет полынью и горячим асфальтом. Подъезжаем к Дивееву. Названо оно не от слова диво, а от имени татарского хана Дивея.

Приехали в полу-степную деревеньку. Ровно, пыльно. В мелких сливах все сады. Вдали возвышаются громадины храмов. Едем к Святому источнику Св.Серафима. Автобусов и машин на подъезде, как в час пик в центре Москвы. Душно, ни ветерка. Печет солнце. Дама-гид показывает в даль, там, за дрожащим от жары горизонтом, видны постройки закрытого для паломников Сарова.

Полевой дорогой идем пешком к источнику. Выходные дни. Машины и автобусы со всей России. Не развернуться. Все стоит. Не протолкнуться. Но все терпят, и негде неслышно даже резкого слова.

Возвращаемся, кто, искупавшись, кто, напившись воды из источника. Определяемся на ночлег.  Расселение по частным домам. Местные добрые старушки пускают к себе паломников почти даром.

Длинная степная деревня, утопающая в садах. Маленькие магазины, крошечная гостиница, все и вся, живущее за счет непрерывной череды приезжающих сюда в поисках истины, чуда, исцеления, примирения с собой.
Идем пешком в Свято-Троицкий Дивеевский монастырь. Женская лавра. Огромный красивейший ухоженный комплекс. Храмы, как горы.
Очень медленная очередь к мощам Св.Серафима. Многие в ней читают акафист преподобному. Народ очень разный. От благообразных пожилых женщин с просветленными лицами со слезами на глазах, до обычных праздных туристов с камерами. Обилие людей, движущихся в разных направлениях, напоминает большой город, только без обычных уличных пороков курения и пива.

Вечер на канавке. Темно-зеленый ров, дорожка из брусчатки, ажурная ограда, желтые шары фонарей в зелени лип и тополей и десятки молящихся людей, медленно и размеренно шагающие по Богородичной канавке. Сто пятьдесят прочтений «Богородице Дево радуйся…» на круг канавки. Кругов должно быть три. Я все вслушиваюсь в себя: Откликнется ли во мне что-то к святыням или в них ко мне? Иду босым три круга. Читаю молитву.

Ранний подъем. На службу идем в сумерках. Долгая литургия. Моя спутница, устав, пытается присесть не приступке у окна около Распятия. На нее с криком и руганью бросается оборванный незнакомец, до того сидевший и разглядывающий крест. Она уходит от него. Я быстро проталкиваюсь сквозь толпу остановить его . Меня успокаивает спутница. Надо же и это искушение в храме и перед причастием. Бесноватых здесь достаточно. Так все же будучи очень встревоженным, я прохожу причастие. Накатывает усталость.

Далее отъезд в Арзамас с заездом на источники Св.Пантелеймона и Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Лечим глаза. Много всего.  Впечатления, имена святых, иконы. Всего и не упомнить. Заезд в Суворово. Просторы. Горизонты.
И, наконец, Арзамас – город церквей. Бывшая купеческая столица. Брусчатка. Склоны и подъемы. Закат. Дали и дали.Ужин для паломников в Свято-Николаевском женском монастыре . Что же они едят бедные? Соленая вода и рис безвкусный на дне.

Древние лики на иконах. Низкие потолки.
Одна из икон Богородицы, изрубленная шашкой красноармейца, явила чудо. Смотреть страшновато – изображение губ и глаз, задетых шашкой, проявилось на иконе в других местах. Чтение акафиста. Колышутся огоньки на свечах.
В основной части храма вот главное чудо Арзамаса – Храм Воскресения Словущего с Чудотворным Крестом!
Большой, светлый, очень красивый храм с основанием в форме креста. Множество старинных икон. Купцы боялись Бога и потому на храмы  жертвовали много, ну а может боялись нажитое потерять. Не мне думать про то.  Вечерняя служба. Все коленопреклоненны перед нерукотворным Крестом.

Таких Крестов в России всего два. Один в Арзамасе, второй в Годеново и что удивительно оба находятся рядом с женскими Свято-Никольскими монастырями. Тот, что в Арзамасе приплыл к людям в лодке. В лихие времена гонений на веру, он сам перемещался из храма в храм, уходя от поругания. Сотворен из дерева необычайной прочности, неизвестной породы. Особо помогает в излечении болезней маленьких детей.
Переполненные ощущениями, паломники наших трех автобусов, рассаживаются  по автобусам довольные и умиротворенные, чтобы отправиться домой. Кто в Москву, а кто и дальше.

Только вот неожиданно неприятное известие. Наш автобус с трудом заводится и глохнет. Пол автобуса детей, а вторая иногородних, то есть не из Москвы. Из нее только мы пара. Ждут все. Водители пытаются произвести срочный ремонт, который не удается.

Монашки из Николько монастыря, с игуменьей во главе и паломниками, организуют крестный ход вокруг Храма Воскресения Словущего с целью помочь паломникам уехать домой благополучно.
 Впереди идет игуменья с иконой не канонизированого свято Сампсона, а сзади него иду я с маленькой картонной иконкой того же святого. Вот уж не згал что так получиться. Я всегда ее с собой возил.
Крестный ход, обойдя Храм, уходит в монастырь.  Безуспешный ремонт автобуса идет несколько часов. Среди пассажиров- паломников автобусов, растет раздражение. Они хотят уехать немедленно и грозят всех засудить.

Стоят и ждут два нормальных автобуса и один сломанный.
Меняться с детьми из сломаного автобуса никто не захотел. Имеют право. А кто и где прописал эти права?

Только настоящие мужики - водители автобусов стоят на том, что автобусы поедут все вместе или все будут ждать до окончания ремонта.

Как много паломников превращается в туристов, раздраженных и усталых, забывших о смирении и братской взаимовыручке. Вот вам и еще искушение. Ночь все глубже.

 «А вот в Европе!!!»,.. «А вот когда мы ездили в Египет и так далее...» -начинается ругань. Какой же вам тут Египет? Вы же в глубокой российской провинции.
 Молчат только паломники сломанного автобуса и ничего не просят, они поняли, что никто не будет меняться с ними местами, даже если это и очень нужно. Да и  что вообще могут просить дети из пустыни-интерната и кучка иногородних? Все лди зань, что детей в сломанном автобусе половина! Все люди из сломанного автобуса сосредоточены и строги. Многие читают молитвы.

Наконец автобус заводится, но качает солярку по поливочному шлангу через весь салон. Водилы так изобрели. Воспитательница спрашивает меня с тревогой : Скажите, а это не опасно, что топливный шланг в салоне?. Я успокаиваю ее, что если только запах, а так солярка не взрывается.
До Москвы сотни километров, не уехать было ни на чем кроме автобусов. Первым, медленно, уходит в ночь наш сломанный автобус. Сзади идут два автобуса – спутника, но не обгоняют. Окна открыты, сладкий запах солярки везде. Ветер треплет занавески. Некоторое время я дежурю на шланге первым. Его нужно держать на весу, ну на коленях  на месте ухода к движку.
Никтов салоне не ропщет, в глазах людей не тревога, а молитва. Большая честь ехать в одном автобусе с такими людьми. Пустынная загородная дорога. Кругом тьма.
Каждые несколько часов мы останавливаемся для ремонта времянки топливопровода в нашем автобусе и опять продолжаем движение. На одной из санитарных остановок, я случайно услышал приглушенные слова водителей на перекуре: ”Раз паломники не захотели договориться между собой по-людски, то  так значит и поедут все колонной и не быстро, а водителя сломанного автобуса они не бросят. Вот это говорили друг другу люди незнакомые, разных национальностей, не близкие к вере, а простые водители, помнящие только правила дорожного братства. Спасибо им, что довезли живыми.

Прибываем в Москву с опозданием на пять часов. Выходим из автобуса, , заспанные идем к выходу. Все прощаются с улыбками. И все почти стали семьей.

На мне два рюкзака. Мой и подруги. Спереди и сзади, щетина, джинсы в солярке, красные глаза. Два иностранца  у метро смеются и показывая на меня взглядами лопочут: Паратропер, вау! Паратропер!
Растворяемся в московской утренней толпе.
 
по воспоминаниям 2004 года