В том старом замке давно не живут. Когда-то в нем устраивали балы и жгли камин в гостиной. Но время не жалует людские постройки. Скорее всего у графа не было наследников, и после его смерти замок долгое время одиноко заростал обступающим его лесом. Когда, по стоящим в гербовых бумагах позволениях, к замку можно было подойти поближе и даже заглянуть внутрь, не осталось ни одного желающего приобрести эту некогда помпезную и массивную трехэтажную полуразвалину.
И замок за символическую плату отдали в руки немного помешанного чуть подслеповатого профессора, погрязшего в изучениях органов чувств. Профессор не жаловал графские покои. Канделябры и массивные люстры уступили место маятникам Фуко и крутящимся жерновам. Оконные стекла в некоторых комнатах были заколочены и завешаны плотной черной материей. Солнечный свет, пущеный через маленькие проверченные дырочки в шторах преломлялся на экранах, проходил через специальные фильтры, рисовал причудливые картины на белой ширме.
Все комнаты были переоборудованы под лаборатории. Почти каждая была затемнена. По замку не гуляли привидения. В этом типично-немецком замке зажили машины и механизмы, изучающие все живое. Как это живое видит, слышит, осязает, обоняет. Как оно способно тактильно осязать пространство и время с ним. И есть ли так называемое «шестое» чувство, владелицы которого еще во времена инквизиции были нещадно истреблены.
Замок принадлежит городу и охраняется как памятник старины. Он – живой музей природы и искусства. В него невозможно попасть лишь по понедельникам. В остальное время хорошо смазанные механизны крутят свои шестеренки, рисуют орнаменты на песке маятники и играют в театр теней на ширмах лучики света из окна.
Я привела тебя сюда в понедельник. Не подумала. Не предусмотрела заранее. И мы отложили экскурсию до следующего раза. Раза, который я запланировала последним в наших начавшихся было набирать силу ростках чувств.
Ты упрямо не открывал дверцу машины передо мной, не задаривал подарками и цветами, не говорил слов любви. Что же держало меня рядом с тобой? Я упорно лезла в дебри собственного, спрятанного обстоятельствами, женского Я. Что-то заставляло меня ждать тебя, верить и страдать от неразделенной, придуманной, несуществующей любви.
- В замке есть абсолютно темная комната-лабиринт.- посвящала тебя я.
Ты удивленно поднял бровь и, изображая заинтересованность, поддакнул:
- Ага!
- Да! – воодушивилась я. – Комната, в которой нужно пройти от начала до конца лабиринта в кромешной темноте. Пол комнаты неровен. Есть ступени, мостики, спуски и крутые подъемы. Нужно пробираться наощупь, ощупывать мелкими шагами путь...
Ты снова посмотрел на меня, отвлекшись от созерцания дороги сквозь ветровое стекло.
Я жадно словила этот мимолетный взгляд и вжалась в сиденье. Мне захотелось свернуться калачиком, поджать ноги и почувствовать твои поглаживания. Мне был очень важен твой интерес к этому, открытому мною таинственному мирку, большого города, в котором все мы так кучно и размеренно жили.
Я тихо продолжала:
- Знаешь, а там ведь страшно. В темноте.
- И еще там есть комната, тоже темная, пол которой усыпан песком. В комнате несколько железных высоких круглых столов. Свет струится радугой сквозь два отверстия в плотных шторах. Нужно войти, поднять горсть песка и высыпать его горкой в центр одного из столов, снять с крючка на стене висящий смычок и провести им по кромке железной столешницы. Чистый музыкальный звук заставит песчинки выстроиться в четкий орнамент. Нечистый же скрип лишь разбросает песчинки и превратит насыпанную ровную горку в бестолковое месиво.
- Я не умею извлекать чистый звук. – призналась я.
- Попробуем? – воодушивился ты.
- И еще... – с жаром принялась рассказывать я, - еще там есть чаша. Две медных чаши. Там загадывают желания.
Ты усмехнулся. Я обиженно тихо продолжала:
- Сама чаша очень красивая, точеная, с двумя ручками по бокам, изогнутыми к верхней кромке. Внутри вода. Нужно смочить ладони этой водой, загадать желание, опустить ладони на ручки и тереть их. Взад и вперед. Медленно, но в то же время равномерно, с чуть заметным усилием. Вода в чаше должна заплясать. Если она запляшет, закипит, заиграет как шампанское в бокале, то желание исполнится.
- Запляшет? Вода? – переспросил ты.
- Ну да. Капельки воды оторвутся от ее поверхности и поднимутся в воздух. Чаша запоет, завибрирует. Знаешь, - посмотрела я на тебя широко распахнутыми глазами, - это непередаваемое чувство. Настоящее волшебство. Ну хорошо, - словила я твой взгляд взрослого – можно не верить в чудеса, но иногда их не хватает. Конечно же можно это описать физическими процессами, можно составить формулу и рассчитать с какой силой и скоростью и вектором силы тереть ручки чаши, чтобы вода «заплясала». Но одно дело - делать сделать рассчет на бумаге, а другое – попробовать применить это на практике. Когда-то, - продолжала я, - после того, как я попробовала потереть я еще долго испытывала вибрацию в ладонях. Я их сжимала, расжимала и ловила несуществующие волны, заставляющие «танцевать» кровь в моих венах. Все мое существо «плясало» под дудку моего желания. Настраивало меня на его осуществление.
Мы приехали в твою пустую сейчас квартиру. Ты помог мне снять верхнюю одежду, убрал свое пальто подальше в шкаф. Я еще в машине ждала твоих объятий, поэтому, как только ты прекратил вежливые ухаживания хозяина по отношению к гостье, я вжалась в тебя и уже не хотела отпускать. Мы снова довольно быстро удовлетворили друг друга.
Казалось, наши фантазии грубо играли нами. Они покидали нас, как только мы прикасались друг к другу. До сих пор еще ни один из написанных нами сценариев не сработал. Мы желали медленно ласкать друг друга, но сливались в бешенном ритме, как танцоры танго, пытающиеся подстроиться под, обещающий быть романтичным, вальс. Теория и практика наших чувств не совпадали.
Мне было очень странно, непонятно даже и обидно за себя. Я не любила тебя, но желала нещадно. Я желала тебя днем и ночью. Жила тобою в течении будничного рабочего сумасшедшего дня. Мечты застилали глаза, рисовали картины и отвлекали от происходящего. Все окружающие твердили в голос, что я помолодела, что я свечусь, что со мной рядом приятно находиться, что я сияю и заряжаю воздух вокруг. Я танцевала танец над поверхностью воды. Танец собственного желания.
Раздражали лишь становящиеся все более продолжительными перерывы между встречами. Мы попеременно откладывали встречи.