Я открываю глаза...

Александр Трапезников
Я открываю глаза. Наверное уже утро. По свету в комнате этого не видно, так как его попросту нет. Обычная тьма и для дня и для ночи.
Я закрыл себя от шума мира окнами и от света занавесями на них. Нет, Я не спрятался. Я отгородился от того, что Мне чуждо, от того, что Мне мешает, как отгораживаются сеткой от назойливых комаров.
Но они все еще иногда залетают и жужжат. "Вот один из них". - думаю Я, слыша звонок в дверь, и, действительно, заходит. Вернее влетает один.
"И откуда столько невостребованной энергии". - думаю Я. - "и тратится она всякие глупости. И не лень не проделать такой путь. И ради чего?"
Но, вот, он начинает говорить, и Я понимаю цель этого визита. Ему, как и любому комару нужны уши. Ведь они так любят пожужжать, даже больше чем "кусать" и "пить кровь".
Я смотрю на него. Он что-то оживленно рассказывает, усиленно жестикулирует, меняет выражение своего "желтого" лица. На миг останавливается, чтобы сглотнуть затопившую его язык слюну и набрать еще больше воздуха, дабы родить еде кучу ненужных слов.
 
Хоть Я и вижу его, но Я не с ним. Я в моем доме. Дом старый и огромный, деревянный и просторный, в нем много разных вещей, они валяются повсюду, я хожу и смотрю на них. Около некоторых останавливаюсь и подолгу стою рядом, небольшие, которые могу поднять, беру в руки, бережно стираю пыль. Большие же не трогаю, потому что знаю, что они пошатнут и так подорванное мое здоровье. Некоторые же вещи совсем новые, еще не успевшие покрыться вековой пылью. Я направляюсь к одной такой, которая блестит в дальнем углу...
 
Он достает какие-то листы и начинает читать...
 
Это лиловый шар. Елочная игрушка. Такая хрупкая, что даже боязно брать ее в руки. Но такая тяжелая, Я роняю ее и она разбивается о дубовый паркет. Расстроенный. Я закрываю глаза, и открыв, вижу ее на прежнем месте целой и невредимой. Но что-то изменилось. Я не помню ее истории и как она попала в Мой дом. С силой и ненавистью Я выбрасываю ее в окно.
 
- "Ну как?". - говорит он.
- "Хорошо", - делаю над собой усилие, чтобы произнести это. Я вижу он доволен и весь светится от счастья. Ему так важно, что его послушали, и самое главное похвалили. Вот на миг он самоутвердился. Исполнился весь гордостью за себя, за то, что нужен себе и, как выяснилось, другим. Раз его слушают и прислушиваются. Слушают внимательно и кивают головой.
Он получил то, что хотел и уходит. Я напрягаю мышцы лица, изображая улыбку, которая с облегчением исчезает с закрытием двери.
 
А вот и старый потертый рояль. Какие только на нем мелодии не играли. Только Я никогда не садился за него. Я не умею играть, да и не хватает в нем половины клавиш от очень частого небрежного использования, что была бы за музыка? Так, "бренчание", грош ей цена.
 
Еще один звонок и влетает новый комар, пошло новое жужжание, но со старым смыслом. Все одно и то же, ничего нового они не придумывают. Все тот же плаксивый смех и не менее кажущиеся проблемы, облаченные в жалкие и пустые слова. Все то же выдавливание голыми ногами сока из шипов замерзших роз.
Причем жужжание такое сильное, громкое и настойчивое, что его даже слышно у Меня дома.
 
Я хожу по нему и иногда спотыкаюсь о какую-нибудь вещь. Некоторые пинаю, другие бережно ставлю на видное место.
 
Уходит и этот человек. Новая улыбка и новое облегчение.
 
Я выглядываю в окно. В свете луны по лужайке бесцельно бродят мертвецы. Им холодно и они хотят, чтобы Я впустил их в дом, но этого не будет.
 
Очередной звонок и новый человек. Он сияет будущим. Таких много. Но что мне до него. Мне нет дела до настоящего.
Окончательно закрытая дверь. Все! Я больше не буду натягивать улыбки. Какое ужасное физическое упражнение.
У Меня еще так много дел дома. Я найду елочный шарик и верну его на свое место. Я впущу мертвецов, пусть погреются, и Я сыграю для них реквием на потертом старом рояле.
Я закрываю глаза, я засыпаю.