Жил-был один воробей. А воробьи – они птицы беспокойные. У них заведено друг с другом постоянно драться, куски друг у друга вырывать. И не только куски. Место там теплое, материал для гнездышка, подруг – за все спорят, за все крыльями машут, шпорами бьются. А наш воробей был необычным. То есть нет, сначала он был самым обычным, как все. Преуспевал даже. Не сказать, что чемпионом был, но мало кто его побеждал. И вот однажды пригорюнился воробей, сел на кленовый куст и задумался. «Что такое? – размышлял воробей. – Вот живем мы, воробьи, по помойкам куски отбиваем друг у друга. Разве это жизнь? У меня вот сколько уже перьев в хвосте нет, да и хромаю я на одну лапу…»
-Не буду больше ни с кем драться! – решил воробей. – Не хочу и не буду!
-Ну и дурак, – сказал его друг, большой и толстый воробей. – Жил – и живи как жил! На чужое не зарься, но и свое не отдавай. А не будешь защищаться – все отберут, отовсюду выгонят.
-Ну и пускай! – храбрился наш воробей. – Пускай выгоняют! Зато я добрый буду! Я самый-самый буду!
-Эх ты, - сказал ему большой и толстый воробей. – Разве так добрым становятся? Разве так самым-самым становятся?
Но наш воробей отвернулся, нахохлился и не стал своего друга слушать. Тот покрутился вокруг, покрутился, да и улетел.
Лето наш воробей как-то мыкался. От одной помойки его отгонят, от другой, но где семечки найдет рассыпанные, где ранетки на деревьях в школьном дворе поклюет. Жил как-то. Опять же, когда и смеялись над ним, когда и прогоняли, когда и делились. Но вот зима настала. Снегом все прикрыло, ягоды сошли, труднее стало еду добывать. В кормушках, что люди на балконах делали, давным-давно, еще осенью все поделено, не пускали туда странного воробья, который драться не хотел. А на помойках вымерзло все, ничего не найдешь… Да и туда не вдруг пробьешься: воробьев-то много, больше, чем помоек и кормушек вместе взятых.
И кошки обнаглели. Совсем близко подкрадываться стали! А воробей ослабевший был от того, что ел мало, и раза два или три чуть не попался. Последние перья из хвоста потерял. Кошке ведь не объяснишь, что ты пацифист.
Пацифист – это слово мудреное воробей у людей услышал. Это тот, кто всегда мирный да спокойный. Так теперь воробей всем и говорил. Чуть что – я, мол, пацифист.
Да вот только в тепло пацифиста тоже никто пускать не хотел. Даже под крыжу, на чердаки, где места много. Нет, поначалу пускали вроде. Места всем хватает, грейся, бедолага. Место – не еда. Но вот беда – не мог просто так наш воробей молча сидел. Сразу начинал учить:
-Вот смотрите, - говорит, - плохо вы живете. Все время деретесь друг с другом, перья из хвоста хватаете, глаза выклевываете… Разве так надо жить? Вот посмотрите на меня! Я никого не обижаю, ни с кем не ссорюсь, полного душевного мира достиг!
Переглядывались воробьи, чирикали насмешливо. Мол, что с убого возьмешь, он же от голода крыльями махать не может! А иногда даже и подкармливали. От жалости. Воробьи – они ведь, в сущности, не злые. Драчливые просто.
А некоторые обижались.
-Не тебе, - кричали, - нас учить, чучело ты огородное!
И прогоняли нашего воробья.
И один раз прогнали его вот так. И нет кругом теплого укрытия, и некуда ему податься. И темнеть уже начинает. Небо синее, холодно так, что звезды на небе замерзают. Злое небо. Земля мерзлая, снегом ото всего укрытая. Злая земля. И ни единой живой птичьей души вокруг. Даже вороны противные все попрятались.
Стало нашему воробью так тошно, так тошно… И холодно. Вспомнил он, что далеко в лесу в снег забираются – греться. Решил тоже в снег залезть.
Залез. Холодно в снегу. Коченеет наш воробей, глаза у него закрываются. Видно, не тетерев, порода у него не та…
Засыпает воробьишка, и снится ему, что звезды выстраиваются в лестницу с неба на землю, и каждая ступенька звенит от мороза своей нотой. И спускается по лестнице женщина невиданной красоты, и одета она в белое платье, расшитое бриллиантами. На голове у нее кокошник, а лицо у нее бледное-бледное, и на нем замерзшие слезы.
-Ах, глупый мой воробьишка… - говорит она. – Ну зачем ты был тем, кем тебе не положено? Воробьи драться должны, так заведено. Живете-то вы всего два-три года, нет у вас времен мудрости набраться. Вы бы и не пытались…
Хочет воробьишка ей возразить, да сил у него уже нет.
-Ну ничего, - говорит женщина. – Ты стойко держался. Хороший мой, маленький мой… я тебя заберу в свою страну. Там тебе не будет страшен холод. Там все белое-белое, красивое-красивое, и солнце светит ярко-ярко. И другие воробьи тебя там не тронут. Ты там сможешь есть лед, а уж льда там в достатке – самого сладкого льда в мире.
Обрадовался воробей, хотел даже зачирикать. Да только клювик у него не открылся. Женщина взяла его на ладонь, поднесла к лицу, посмотрела грустными глазами… и тут как встряхнуло больно воробья! Уж как весь мир вокруг него перевернулся» И холодно стало снова, а то тепло было! Открыл он глаза, и видит – земля внизу, но не так, как бывает, когда летишь, а гораздо ниже. И раскачивается. И боль-то какая во всем теле!
И лапы собачьи черные… прямо под ним! То выскочат, то спрячутся, то выскочат, то спрячутся!
Воробей даже не понял со страху, что это значит. А потом голос услышал:
-Рекс, фу! Рекс, немедленно брось эту гадость!
И тут же воробей полетел прямо в снег. Ударился не очень – снег мягкий был. Только тогда сообразил, что его пес какой-то из-под снега отрыл и нес, а потом по приказу своей хозяйки выпустил.
А незнакомый голос сказал:
-Ух ты… да это воробышек!
Кто-то взял его на голубую рукавичку. И оказался воробышек прямо у лица маленькой девочки. Она совсем не походила на ту ледяную женщину – лицо у нее было вовсе не печальное, а улыбчивое. И слез не видно.
-Воробышек! - ахнула девочка. – Живой воробышек! У, Рекс противный! Нпугал тебя, бедненького, покалечил! Ну ничего, я тебя возьму домой! У меня мама ветеринар, мы тебя вылечим!
И девочка понесла воробышка в подъезд. Там было тепло…
Так воробышек поселился у Лены в клетке. Клетка была большая и просторная, и очень красивая – так и сияла. И ковер в Лениной комнате был светло-бежевым, а мебель – белая. Только на подоконнике стояла зеленая пальма. Вробышка кормили так, что он даже все съесть не мог, поили его свежей водицей. К тому же Лена часто приводила в свою комнату подружек, читала вслух или слушала музыку, так что воробышку скучно не было. Правда, крыло у него, как сломал его тогда Рекс, так и не срослось правильно. Не мог он больше летать. Но оно, может, и к лучшему. Лена чувствовала себя виноватой, и сказала воробышку, что теперь она будет его всегда кормить.
Воробей радовался. Здесь ни с кем не надо было драться! Ничуть не хуже, чем в стране ледяной женщины!
А когда наступило лето, Лена поставила клетку на подоконник. Воробей видел далеко внизу зеленые кусты в палисаднике, и синее небо совсем рядом. В небе весело кружились другие воробьи. Они готовились вить гнезда – весна.
-Эх, как вы живете! – в сердцах, сердито, говорил наш воробей. – Ничего вы не понимаете! Вот я стал пацифистом, стал самым добрым, самым хорошим, и теперь лежу, как сыр в масле катаюсь, а вы так и мучаетесь, и бьетесь, и пропитание ищете! А я вон, даже выше вас в небе – я-то на девятом этаже, а вы выше пятого не летаете!
Только не отвечали ему другие воробьи. Не слышали они его. Высоко он был слишком, а голос у него охрип после того лежания в сугробе, не мог он больше чирикать. Да и слишком заняты были остальные воробьи своими делами: они гнезда спешили строить, птенцов выводить.
NB: http://diary.ru/~jkbunny/?comments&postid=9520335 - почти иллюстрация, хотя вообще-то новогодний подарок от одной незнакомой мне девушке своей подруге. Случайно вот так вышло... :)