Глава 25. Как я лобзал Голландию в ее прохладные влажные губы

Борис Кригер
Году в 1997-м, а может, и в каком-нибудь другом, кто теперь упомнит? Короче, лежал я на своей кровати, подверженный очередному приступу механхолии, связанной со страхом за бизнес и с предчувствием неминуемого разорения; кроме того, я боялся: ограбления, похищения детей, смерти моей и кого-либо из близких, тюремного заключения, аварии, предательства друзей и так далее. До того, как мне лишь в 2005 году прописали серотонин-реаптейк ингибиторы, такие приступы частенько со мной приключались. А потом мой невроз и вовсе собрался приковать меня к постели. Что такое серотонин-реаптейк ингибиторы? Да это таблетки «Прозак» или с другими названиями, но подобным действием. Продолжаешь жить, как во сне, но живется значительно легче. Рекомендую.

Итак, в те далекие времена мой невроз еще не был для меня столь очевидным медицинским явлением, и лечиться приходилось громкими увлеченными скандалами с окружающими и дорогостоящими поездками на край земли в неожиданное для всех время.

Моя милая многотерпеливая жена Анюта, она же Маськин, явилась ко мне с зимней шапкой, несмотря на то, что проживали мы в те времена в Израиле и там необходимость в этом теплом и уютном предмете случалась нечастно.

В шапке оказались бумажки с названиями всех основных столиц Европы, вплоть до Рейкьявика...

– Тяни, – строго сказала она, и я вытянул «Амстердам».

На следующий день мы очутились на амстердамском вокзале, прибыв на поезде из аэропорта. Я был так восхищен забытым духом северного города, что захотел идти в отель пешком, но был вовремя образумлен, и мы взяли такси. Поселились мы на улице Русланд, 17, в роскошном отеле «Радиссон». В лобби отеля стоял огромный макет парусника, который навел меня на мысль коллекционировать модели парусников, большая часть из которых поломалась при многочисленных переездах...

Итак, Голландия. Я смотрел в окно отеля на млекообразное небо над крышами Амстердама. Меня пронизывало спокойствие и чувство защищенности. Израиль с его взрывающимися каждую неделю автобусами казался диким, нелепым, кошмарным сном.

Вдруг близлежащая колокольня заиграла чарующую музыкальную фразу, которая до сих пор звенит у меня в ушах... У меня проблемы со слухом. Слух у меня далеко не абсолютный, но вот извольте ознакомиться...

[ноты]

Я, конечно, переврал мелодию. Ее автор, кажется, Бах, меня бы огрел смычком, если бы мог... Но вы уж простите наивное стремление моей слабо разбирающей ноты души к прекрасной последовательности колебаний воздуха, называемой «музыкой».

– Что-то очень неправильно в нашей жизни, – заговорил я, не отводя взгляда от черных крыш и белеющего влажного неба. – Зачем мы живем в дикой стране, где каждый шорох пронизан ожиданием нелепой смерти? Зачем мы страдаем от жары и тупого в своей голубизне раскаленного неба? Зачем мы едим невкусную кошерную колбасу? Стоимость жизни в этой стране не намного больше, чем в Израиле, только в Израиле за те же деньги нам впихивают вместо жизни – фальшивку... Мы стоим на пороге электронно-интернетной эры, когда станет все равно, где человек находится. Я добьюсь возможности руководить своим бизнесом на растоянии и уеду жить туда, где наслаждаешься каждым вздохом, каждым глотком холодного морского воздуха, каждым звуком, каждым мгновением жизни.

Подобные речи были слишком революционны для Анютки, впоследствии известной под кличкой Маськин, и таким образом я был понят не сразу и не окончательно... Дело в том, что мое парадоксальное мышление, страдающее нелогичностью на обыденном уровне, обычно повергает всех окружающих в растерянность, переходящую в раздражение.

Итак, в этот приезд в Европу осуществить свой смелый план мне не удалось. Я попробовал поехать на поезде в Париж (ибо до того, как там впервые побывал, все время туда стремился), но поскольку гостиница была оплачена, Анюта убедила меня вернуться назад в Амстердам, снявшись с поезда в Антверпене и повернув назад.

Итак, мы остались на неделю в Голландии, и завораживающие каналы с баржами, используемыми как дома, огромные окна без занавесок полностью покорили наши сердца. Красные фонари и молодежь, свободно употребляющая марихуану, существуют в этом городе как бы отдельно и практически не сливаются с истинным духом старого благородного Амстердама.

Легкие, как ветер, велосипедисты, сумасшедшие таксисты, пилот самолета – голландец, оторвавшийся от земли, как сумасшедший, и так же варварски приземлившийся, отражали эту волнующую страну. «Тоже мне, летучие голландцы», – ворчали мы, но не сердились.

В Амстердаме стоит на причале в морском музее настоящий парусник, точная копия корабля, использовавшегося знаменитой Ост-Индской компанией, основанной в 1600 году. Я поднялся на парусник, подержался за штурвал, прошел в кают-компанию...

«Если бы я жил здесь в те времена, я бы обязательно стал капитаном такого корабля...» – задумчиво сказал я и представил себе, как все это когда-то было единственной взрослой реальностью и как серьезно все это должно было казаться в те годы... Приключения, паруса, пираты, товары...

Потом я подумал и сказал: «Нет, все-таки я, наверное, стал бы владельцем судна и посылал бы капитанов в далекие страны, а сам бы сидел на бережку...»

Потом мы опять сели на поезд и отправились куда глаза глядят – на север, к морю. Всюду, где бы я ни появился, я стремлюсь найти выход к морю, таким образом, видимо, успокаивая свое географическое безумие.

Мы приехали в городок на севере Голландии. Городок называется Ден-Хелдер. Он, как и многие поселения в этой стране, находится ниже уровня моря. Вдоль берега высится огромный земляной вал... «Да, – подумал я, – и в этой стране не найти мне покоя...», хотя опасность затопления водами грозного Северного моря казалась гораздо менее реальной, чем теракт на улицах Иерусалима.

Далее я долго бегал по берегу холодного моря и изображал чайку. Потом мы пообедали, предварительно закусив маленькими розовыми креветками, и я выпил стакан виски, для сугреву... Перед самым закрытием мы навестили музей военной славы их флота, где мне посчастливилось посетить предмет своих детских мечтаний – настоящую подводную лодку!!!

Потом, бродя по улицам Ден-Хелдера, мы набрели на какой-то почти заброшенный домик, и я сказал, что хотел бы его купить и здесь поселиться... Я всегда примеряю для себя жизнь в разных уголках. В этом и заключается секрет моей тысячи жизней. Вот смотрю я на этот домик, и одним умственным файлом загружается в мое сознание целое представление моей жизни здесь, в этом домике, в этом городке. Самое смешное, что несколько раз в жизни я впоследствии осуществлял свои фантастические грезы и поселялся в ткнутом на карте земного шара месте. Сначала в Норвегии, потом в Канаде. Однако во время того визита в Голландию мы еще были морально не готовы к таким безумиям, которые впоследствии стали простой правдой нашей жизни.

Таким образом, Голландия навсегда вошла в список стран, где я хотел бы жить. Однажды у меня созрел план: не ехать в Канаду, а вместо этого сохранить мой дом в Норвегии (о котором я расскажу вам позже), купить домик в Англии, купить домик на юге Франции и баржу на одном из каналов Амстердама, и так и переезжать из одного дома в другой в течение года, оставаясь в каждой из стран не более трех месяцев, тем самым нигде не нарушая паспортный режим... Однако такой дикий план показался Анюте слишком фривольным, даже при всей ее терпимости к моим фантазиям, и мы уехали в Канаду, оставив мои фантастические жизни доживать в маленьком домике в двухстах километрах к северу от Лондона (я уже практически присмотрел его по интернету), на барже в амстердамском канале, в старом, требующем ремонта белом оштукатуренном доме на юге Франции и в милом нашем норвежском доме, который единственный материализовался, но с которым после пяти лет владения тоже пришлось расстаться.

Милая моя Голландия. Ты помнишь, как я лобзал тебя в твои холодные обветренные губы? Я оставляю тебе по крайней мере дюжину из подаренной мне Временем тысячи жизней!