Черный занавес сокрыл окаменелость чувств. Долгие шестьдесят семь лет резервации сделали Минелаю жалкой старухой, но она не видела этого.
И сейчас, когда она шла из этого пропахшего мочой и плесенью бетонного склепа, построенного на костях вольных цыган, она широко улыбалась во весь свой беззубый, морщинистый рот, измазанный собственными испражнениями и прилипшей пылью.
Минелая думала, что ей еще девятнадцать и потому надорвала плащаницу над грузно обвисшей грудью, изрезанной морщинами, в которые туго набилась грязь и сырость, чтобы выглядеть еще моложе и привлекательнее. Зализала редкие ломкие седые волосы в пучок и связала их старой пеньковой веревкой.
Ее ноги с жуткой подагрой и желтыми загнутыми когтями казались ей ножками юной красавицы, в действительности же, ступали грузно и тяжело, источая страшный запах и привлекая тем самым рой зеленых мух.
Но она не отгоняла их, она думала, что это бабочки, которые дивятся ее красоте и молодости, что они тоже красивы и беззаботно летают с одного цветка на другой.
Она думала, что еще целомудренна. Целомудренна, несмотря на то, что ее много недель подряд насиловали в резервации еще тогда, когда она действительно была молода.
Минелая шла по пустыне. Она тяжело дышала, еле передвигала ноги, ее зубы крошились песком, руки дрожали, в волосах запуталась гнилая солома.
Три очень долгих дня тяжелого пути. Без единой капли протухшей воды, вместо питья и без единого гнилого зерна, вместо еды.
На исходе четвертого дня на вершине одного из барханов Минелая увидела скелет. То ли лошади, то ли верблюда – животное два с половиной дня не дотянуло до ближайшего источника. Койоты содрали остатки мяса, а мухи слизали кровь с костей. Тем не менее скелет пах гнилью. Он был грязно-серого цвета и наполовину засыпан песком. Несколько ребер были сломаны, на одном из них висел клочок истерзанной желтовато-пыльной кожи. В ней, в малых остатках мяса копошились толстые опарыши, то вылезая на солнце, то снова прячась внутри.
«Как он красив» - прозвучало в голове Минелаи. Она упала на раскаленный песок и обняла голову животного, та легко поддалась и снялась с шеи. Как шальная девка крутит новые серьги, также Минелая принялась крутить лошадиную голову. Она то гладила ее, то принималась целовать, то прижимала к себе крепко-крепко.
Первый раз она спала после резервации. Спала, обернув череп куском плащаницы и сунув его под голову. Через три часа Минелая снова отправилась в путь, но на этот раз не одна. Через правое плечо был перекинут кусок старой, рваной тряпки, в которую был завернут белесый, обглоданный койотами и засиженный мухами череп – ее единственную любовь. Такую, ради которой стоило провести шестьдесят семь лет в резервации. Она повзрослела от этого чувства, впервые поняв, что уже не девочка.
Минелая больше не считала себя девятнадцатилетней, напротив она совершенно четко знала, что сегодня ей исполнилось двадцать.