Каков шанс в огромной стране, среди сотен городов, среди миллионов людей, случайно наткнуться на того самого, единственного человека, что тебя поймет и примет – примет любого, таким, какой ты есть, не задавая вопросов и не пытаясь переделать? Каков шанс, что ты, среди неисчислимого множества слов не думая, без подготовки, найдешь те единственные слова, что невидимой нитью свяжут тебя с кем-то, кого ты сам примешь легко и полно, не пытаясь навязать ему свою волю?
Да никакого, если честно.
С утра мама и Аня припахали Димку к генеральной уборке, так что после обеда на него навалилась депрессия. И вроде ничего особенного – тумбочки им двигать, люстру протереть, на табуретку встав… плиту отодвинуть от стены. Ну, мусор вынести. Ну, пол еще на кухне помыть, потому что у мамы поясница, а «Анечка и так много потрудилась». Не сложно, в общем. Но охота им было так его изводить! «Димочка, а как у тебя дела в колледже? Димочка, а ты Катю позовешь к нам как-нибудь в гости?» «Дим, мы тут с друзьями собрались на лыжах поехать покататься… не хочешь за компанию? Приличный народ, не только мои ровесники, есть и помоложе…»
Дела в колледже у него неважно. Не нравится ему учиться. Не хочет он быть строителем, и маме это прекрасно известно. И Ане известно. Даже архитектором он не хочет быть. Уж дизайнером на худой конец… Но нет, категорическое: «Никакого вечернего, Димочка, никакого заочного, иди в техникум! Все-таки надежная профессия, гарантия…» И Аня тоже глаза отводит: «Дим, ну ты же понимаешь… Ты через три года окончишь, может, еще поступишь потом на высшее…»
Никуда Димка не хотел поступать через три года. Ни летом не хотел, ни сейчас не хочет.
А насчет ровесников… Любит Анька подчеркивать, что она его старше! На самом деле разница в пять лет в их возрасте уже перестала быть значительной. Димке семнадцать, Аньке двадцать один, скоро двадцать два…
Да… Надо ведь придумать, что же ей подарить на День Рождение… Сестра все-таки… Вот только денег у Димки мало.
В детстве Димка всегда и маме, и сестре что-то рисовал. Самодельные открытки делал. Довольно долго делал, лет до десяти… пока не сообразил, что ни той, ни другой его художества не нужны. Не понимают они их, и все. Ничего они не понимают.
«Ты, Дима, - говорила ему преподавательница художественной школы. – талант. Настоящий талант. Но твоя беда, что все идеи твоих картин, они… они слишком сложные. Не так-то просто разобраться, что ты этим хотел сказать. У тебя в жизни будет из-за этого много проблем».
Да, проблемы будут, Димка в этом не сомневался. Уже есть, если на то пошло. Если бы он рисовал как-то… как-то…. Ну, по-другому, что ли… может быть, тогда мама с сестрой и поняли бы, что он не просто Мазилкин какой-то, а самый настоящий художник. А художника нельзя учить накладывать штукатурку. «И ро-овненько…» - как говорит препод Бельмесов, причмокивая губами на букве «о».
К обеду, слава богу, женщины с уборкой управились. Димка, злой и расстроенный, заперся у себя в комнате. Делать ничего не хотелось. Ни, понятное дело, к сессии готовиться, ни даже рисовать. В окно легкомысленно било зимнее солнце. Димка разозлился и задернул окно плотными шторами.
Ему было семнадцать лет, и жизнь была кончена. Мама с сестрой никогда не позволят ему жить самому по себе, стать кем-то значимым…
Димка достал из тайника на шкафу пачку сигарет, открыл форточку и закурил. Даже сигареты показались противными. Ничего не хочется… Ничего…
Он закрыл форточку, помотал в воздухе рукой, разгоняя дымные клубы. Нет, ну гадость все-таки. Зачем ее придумали? Зачем Колумб вообще табак из Америки привез?
А вот у Колумба, небось, мамы с сестрой таких не было, чтобы все ему запрещали. Наоборот… пошел к королеве Изабелле, попросил бриллианты на финансирование – вот тебе бриллианты на блюдечке. Правда, потом в опалу попал… но это уже потом. Зато обрел бессмертие в веках.
Включить, что ли, комп, пересмотреть в сотый раз «Бойцовский клуб» или «Фореста Гампа»?
Неохота…
Димка упал на диван. Взял сотовый… Новое СМС…
Некоторое время Димка забавлялся тем, что придумывал, как может расшифровываться эта странная аббревиатура. Ежу понятно, что что-то с английского. Но на русском-то как?.. Скажем, «сообщество Маринистов-Саквояжников». Или «Серебристые морские сельди».
Потом он подумал о Кате. Блин, как же она ему надоела… Нет, он ее любил… наверное. И целовались они пару раз. Но она ведет себя так, как будто он на ней вот-вот жениться собирается. Уж после окончания колледжа-то точно. А он?.. А он… не против. Лет через семь хотя бы, не раьше.
Он художник. Он должен быть свободен. А из Кати, с ее кудряшками и заботами о том, где бы овощи подешевле купить, жены художника не выйдет. Как будто она с пятнадцати лет нацелена на ведение домашнего хозяйства.
Решено. С Катей он порвет. Завтра же.
Порвет… Со всеми порвет. И из техникума уйдет. Будет жить сам по себе. А почему бы и нет? Начнет зарабатывать, а по вечерам писать картины. И станет жутко известным, потому что однажды кто-то увидит его работы в каком-нибудь художественном салоне, и…
Тут в дверь постучали.
-Дима, тебе Катя звонит! – это Аня.
-Скажи ей, что я умер! – крикнул Димка.
-Дим, это не смешно! Я ей сказала, что ты сейчас подойдешь!
-Великолепно, - фыркнул Димка. – Все всё решают за меня.
Он поднялся с дивана, неторопливо подошел к двери. Потом пошел на кухню. От разговора с Катей не отвертеться…
К счастью, беседу эту ему удалось закруглить быстро. Но депрессняк никуда не делся, только усилился. Катя звала его на каток, и никак не могла понять, почему он не хочет идти. «Солнце же светит! – обиженно (Дима словно бы воочию видел ее надутые губки) говорила она в трубку. – Погода прекрасная! Один ты сидишь, как вампир, и дуешься на весь белый свет!»
Что ж, может быть, он и дуется…
Димка повесил трубку и вернулся в свою комнату с почти похоронной миной на лице. Посреди его комнаты стояла Аня.
-Фу, - она помахала в воздухе рукой. – Опять курил?
-А тебе чего?! – Димка едва не сорвался на крик. – Чего ты в мою комнату нос суешь?!
-Ничего, – сказала Аня спокойно. – Курить вредно.
Дима уже не в первый раз подумал, что она слишком красивая, потому и такая вредная. Будь она похуже, с ней проще было бы договориться.
-Дима, не кричи на сестру! – крикнула мама с другого конца квартиры. Зрение у нее уже садилось, а вот слух был превосходный.
-Конечно, ей можно, только мне нельзя, - пробурчал Димка, демонстративно прошел мимо Ани и улегся на диван, носом к спинке. Лопатки напряжены.
-Ну и лежи, сколько хочешь, - Аня демонстративно фыркнула и вышла за дверь.
-Дверь закрой! – крикнул Лешка.
Аня снова фыркнула, но просимое выполнила.
Когда сестра ушла, Лешка снова перевернулся на спину. Вытащил из—под себя сотовый. Задумчиво посмотрел на него. И одним духом отбил СМС-ку:
«Что такое любовь?»
А потом набрал номер – не глядя на свои пальцы. И отправил.
«Куда-нибудь да дойдет», - подумал он.
Потом включил машину и стал смотреть «Фореста Гампа».
Ответ на СМС-ку пришел часа через два. Телефон мелодично запиликал, как всегда. Димка не очень удивился – пусть никто из знакомых ему СМС-ок не слал, но это запросто могла быть служебная.
Пришлось изумиться, и изумиться по полной, уже когда он сообщение раскрыл. Номер был незнакомый, а слова такие:
«Любовь – это когда тебя понимают, а вся жизнь озаряется особенным светом».
Несколько минут Димка в обалдении таращился на эту фразу. Почувствовал, что ему хочется закурить, но курить не стал.
Каков шанс наткнуться в огромной стране, среди самых разных абонентов сотовой связи, на человека, который не посмеется, не сотрет глупое письмо, не будет названивать с воплями «Это кто такой?! Что за глупые шутки на ночь глядя!» (ведь номер мог и где-то на Магадане оказаться). А возьмет и ответит. Ответит просто и красиво, и, наверное, искренне.
Потому что Дима сразу понял, что это должно быть так – чтобы тебя поняли. И чтобы стало светло.
Он встал с дивана, отдернул шторины. Бездумными, невидящими глазами посмотрел в заснеженный двор.
Дрожащими пальцами Дима набрал другую фразу, еще проще: «Это самый лучший ответ, который я получил». Опции, передать. Окей.
Ответ пришел часа через два, когда Димка бездумно пялился на бегущие по экрану титры – «Форест Гамп» кончился.
«Когда мы стучимся в чужие двери, - говорила СМС-ка, - то мы надеемся, что нам откроют. Когда мы стучимся в чужие души, мы надеемся на искренность».
Дима на сей раз отбил ответ не сразу. Он сходил в ванную. Зачем-то почистил зубы. Потом вызвался сходить в магазин. Потом протер пыль на полках. И только после этого, уже под вечер, он написал.
«Очень трудно довериться сразу. Ведь наша душа похожа на лабиринт с множеством дверей».
Через какое-то время (очень небольшое) получил ответ:
«Это целые шлюзовые системы. Мы строим их между собой и окружающим миром, чтобы давление реальности нас не сломало».
Димка сглотнул и отбил следующее:
«Меня зовут Дмитрий. Я художник, учусь в строительном техникуме. А ты кто?»
Ответ снова пришел быстро:
«Женя. Финансы и кредит, Москва. Ты не из Москвы?»
«Нет. Омск».
«Понятно. Номер не тот. Твои работы есть в сети?»
«Нет. Я не очень хорошо рисую. У меня не хватает техники».
«Техника – не так важно. Главное, понимать. Главное – любить. Ты любишь кого-то?»
«Нет».
«И я нет».
«А сколько тебе лет?»
«Я старше тебя».
«Откуда такая уверенность?»
«Просто знаю ».
Последний ответ пришел в двенадцать ночи. Дика уже лежал с головой под одеялом, прячась от матери.
«Мне это не важно, - ответил он. – Но тебе меньше тридцати?»
Димка, когда писал, думал, что это действительно не так важно. Сейчас совсем другие мерки. Женщины стареют медленно. Они могут быть и старше мужчины, ничего страшного…
«Намного, - пришел ответ. – А тебе – меньше двадцати. У тебя уже почти двенадцать ночи. Тебе, наверное, пора спать, а то завтра не сможешь пойти в техникум».
«У меня сессия. А ты не рисуешь, не пишешь?».
«Твое дело… Я пишу стихи, только плохие».
«Например?»
После этого слова долго ничего не приходило. Потом пришло:
«Любить тебя – награда или боль? И одиночество как маска лицемерье… О Господи, когда б хватило веры пробить проход сквозь скорбную юдоль… У тебя есть e-mail?»
«Есть… - Дима вписал свой e-mail. – Или по аське?»
«Нет, я аську не люблю. Жди письма. Все, теперь и у меня поздно, ложусь спать. Только письмо допишу. До завтра»
Перед сном в голове у Димы билось только: «Женя… какое прекрасное имя… разве бывают такие совпадения? Ну и что, что она старше… Только вот в Москве… Лучше бы уж жила в Магадане, чем в Москве».
Она понимала все, что он ей рассказывал. Это само по себе было бы уже странным, даже без обстоятельств их знакомства Первое письмо, которое она написала на Димин адрес, было очень простым: она выражала радость от такого совпадения, и писала, что никогда так ни с кем не знакомилась, но надо же когда-то начинать?... И выражала надежду, что они смогут стать добрыми приятелями.
У Димки солнце расцветало в груди, когда он писал ей ответ. Они общались в письмах. Они общались на чатах, они все-таки общались в аське… Дима выяснил, что Жене двадцать один год, Анина ровесница. Она учится на заочном на финансах и кредите и работает в страховом агентстве. Живет в однокомнатной квартире, оставшейся от матери, умершей год назад. Никаких особенных хобби не имеет, не пьет и не курит, никогда не матерится. К животным относится равнодушно, ни кошек, ни собак ни держит. Когда-то очень много читала: и классику и фантастику, и все вместе, но теперь перестала. Времени не хватает. Живописью никогда не интересовалась, но после встречи с Димой стала ходить на вставки и картинные галереи, и в считанные месяцы в этом всем прилично разобралась.
Единственное, она отказалась посылать свою фотографию. Димка ей свою отправил, но она будто и не поняла намека. Тогда он сказал открытым текстом.
На это она написала:
«Дима, я понимаю твои опасения… Нет, я не уродина. Ничего особенного, не красавица девяносто-шестьдесят-девяносто, но и не горбунья, не кривая, не одноглазая… и не толстая. Приятное у меня лицо, точно знаю. Просто… как-то пошло это все, ты не находишь? Обмениваться по Интернету фотографии – и не слышать голоса друг друга. Что тебе в этой картинке? Она все равно будет ложью, потому что настоящую меня ты не знаешь и представить не сможешь».
И Димка не стал настаивать. Он поверил ей на слово, что она симпатичная. И понял даже, что так лучше – он мог представлять ее без внешности. Он мог представлять ее просто человеком, просто необыкновенной личностью, какой она была…
Она никогда над Димкой не смеялась. Никогда не напоминала, что старше. Не задавала никаких личных вопросов, не навязывалась. Но если Дима задавал вопросы ей, то отвечала, и отвечала так, что у него начинала кружиться голова, и он словно падал в сладковатую пропасть.
«Знаешь, я все не могу понять, почему мои отношения с сестрой и матерью зашли в тупик. Ну, мать – еще ладно, она считает меня ребенком. А вот Аня? Ведь она должна же понимать…»
«Твоя сестра, судя по всему, очень сильная и целеустремленная девушка. Она не терпит, когда кто-то или что-то, человек или явление, выпадает из установленных ей рамок. Она хочет все это привести к общему знаменателю. Такие люди бывают. А ты исповедуешь другую правду. Если ей придется это принять, то она должна будет либо измениться, либо зачислить тебя в число своих врагов. Она понимает это. Именно поэтому пытается оттянуть момент принятия решения, обращаясь с тобой, как с ребенком».
«Поразительно! Как ты это поняла? Я ведь тебе не так много рассказывал о своей сестре».
«Может быть, я поняла и неправильно. Просто тебе мое объяснение понравилось. Люди верят в то, во что хотят верить».
А один раз она задала вопрос:
«Дима… что делать, когда не понимаешь вообще ничего?.. Когда все будто расползается под руками?.. Я просто устала…»
И Дима долго ломал голову над ответом. Как ободрить ее, как утешить, как дать ей понять, что она ему не безразлична, сказать, что он всегда на ее стороне и все такое прочее?
И он написал:
«Наверное, ничего не делать. Просто передохнуть немного. Знаешь… я бы хотел быть рядом с тобой, чтобы помочь тебе. Но это невозможно. Вот сейчас я даю тебе глупые советы, надеясь, что ты им последуешь. Но все это совершенно бесполезно. В корне бесполезно».
«А приезжай!», - был ответ.
«Летом буду подрабатывать, заработаю денег на билет, и приеду. Если поселишь…»
«Поселю. Раскладушка есть. Сходим вместе в Третьяковку, ты же давно хотел ^_^:».
Слова про раскладушку Диму слегка удивили, но и порадовали тоже. Она на него не давит! Она, в отличие от Кати, оставляет решение за ним…
Летом он действительно устроился подработать на стройке. Но не проработал и месяца. Пришлось уволиться – спину потянул. Впрочем, кое-что ему выплатили…
И, однажды, после очередной ссоры с матерью и Аней, он сидел и нервно курил, не обращая внимания на сизые клубы дыма, которые заполонили его комнату и наверняка плохо влияли на открытый системник. Компьютер был для него бесполезен – винт он продал. Все равно сам купил, в одиннадцатом классе подрабатывал…
Димка отбил на сотовом следующее сообщение:
«Женя, я тебя люблю».
Ответ почти не медлил, хотя он знал уже, что в это время по Москве она обычно на работе.
«Если сказать, что я тебя люблю – это будет неправда. Если сказать, что я тебя не люблю – это тоже будет не правда».
Оцепеневший, Димка набил ответ. Точнее, вопрос:
«А где же правда?»
И едва не оборвал карман рубашки, лезя туда за сотовым, который зачем-то туда запихнул, когда передал сообщение Сотовый весело звенел «Тучами» Иванушек – она сказала, что ей нравится эта песня…
На экране было только два слова… точнее, одно слово и предлог.
«В сердце».
И уже почти легко далась Димке следующая СМС-ка… тем более, что он уже наловчился их набирать и мог бы, наверное, делать это с закрытыми глазами.
«Я приеду двадцатого. Ты знаешь, как расшифровывается аббревиатур СМС?»
Ответ: «Приезжай.. Знаю, но ты сам догадайся».
Димка знал, что поступает неправильно. Совершенно неправильно. Что его можно обозвать безответственным братом, бессердечным сыном… безбашенным придурком, у которого ветер в голове и никакого понятия о будущем.
Он все это знал. Но, даже ругая себя последними словами, даже сомневаясь в завтрашнем дне, он знал, что иначе поступить не мог. Он знал, что уезжает навсегда. Любой художник должен хоть раз уехать навсегда, в прямом или фигуральном смысле. У него так получилось: в самом что ни на есть прямом.
Денег на поезд у него хватало только на билет туда. Хотя это даже не повод… Он ведь мог и там заработать или даже занять. Просто Димка знал, что у него не получится вернуться. От нее он не уедет.
Уходя из дома почти тайком, Димка умудрился увезти все свои картины. И еще одну…набросок. Просто набросок, пока акварелью. На ней был изображен сотовый телефон со светящимся экраном. И из экрана выплескивался весь мир – бабочки, и цветы, и морское побережье, и звезды, и лица…. И лукаво прищуренные чьи-то глаза, и водопады, вековые секвойи, сосны над обрывом, и часы с маятниками, и горящие свечи и два темных силуэта, которые идут, взявшись за руки. И три слова. Вот такие:
Спаси меня! Слышишь?..
Самые простые слова на свете. И самые банальные тоже.
Когда Димка дремал в поезде на пустой полке, укрывшись собственной курткой, и ему снилось окончание того стихотворения, хотя он никогда не просил Женю написать его до конца.
Когда бы вседержитель дал мне сил
Твою ладонь поймать сквозь это небо,
Как месяц окружает звездный невод,
Я ни о чем бы больше не просил.