СЕРЫЙ ГОРОД
Серая улица. Темно-серые тени. Черно-белые пятна, которые при ближайшем рассмотрении оказываются людьми, животными, микробами.
Дни таят за днями , как серая дымка в свете вывесок.
Все сливается с бледно- серым небом.
. . . . . . .
Вокруг говорят, что жизнь прекрасна. Все с этим согласны лишь потому, что утром восходит солнце, окрашивающее дым завода в приятный серо-розовый цвет. Вечером оно уплывает за серую крышу соседнего дома, подкрашивая ее медно-бронзовым оттенком от чего она становится похожей на черепичную, увиденную когда-то во сне.
Зимой все упрощается. Серый цвет заполняет всю Вселенную. Белый снег, о котором пишут в книгах и о котором рассказывают редкие гости города, становится серым не долетев до земли.
Вороны раскачивают антенны и в квартиры врывается серый звук, а вечерние окна мигают серыми телевизионными экранами.
Великие поэты и художники города, в борьбе с серой жизнью, расплескали все краски и их произведения наполнились грязными потоками серых, темно-серых, чуть-чуть серых и очень серых излияний поседевших душ.
Заезжих авторов встречают, как посланцев иных миров. Из интервью с ними читатели узнают, что есть еще и другие цвета, например, красный, который можно сравнить с сильно перегретым серым, а голубой - это тот же серый, но сильно замороженный. С зеленым попроще, его можно увидеть ранней весной, после теплого дождика, тогда на серых газонах и на серых ветках серых деревьев иногда промелькнет что-то зелененькое. Это, как подснежники, надо ждать и надеяться увидеть.
Величайшим праздником для города бывает тот день, когда после дождя неожиданно в небе, появится радуга. Тысячи горожан тогда выходят на улицы, смотрят с балконов и окон, показываю детям на цветную дугу, пусть немного и сероватую, но такую праздничную, непривычную для глаз. Старики в этот день начинают вспоминать, когда они видели радугу в последний раз, кто-то начинает спорить, но как-то бессвязно и спор становится серым, без эмоций, без лишних движений. Через минуту - это уже не спор, а обыкновенный бесцветный разговор, монотонный, переходящий в посеревшие воспоминания о своей вчерашней серой жизни, такой же серой, как и сегодня.
И каждый в этой жизни прав по своему. Потому что они серые жители серого города.
Хотя у некоторых были в жизни и оттенки, но разве их запомнишь, когда все оттенки все равно серые, которые так хорошо сливаются с фоном сегодняшнего дня.
Да, раньше жизнь была другой: глубоко-серой, переходящей в черную. Сейчас она больше напоминает выгоревший креп, в некоторых местах приобретший даже чисто серые оттенки. Но в тех местах, где это становится слишком уж заметным, начинаются работы по восстановлению утраченного цвета. Жизнь начинает покрываться черными пятнами, как асфальт после ямочного ремонта. Со временем пятна сливаются с фоном, но в других местах опять надо что-то делать.
Город живет своей серой жизнью. Идут года. Дома становятся пепельно-серыми.
Самым любимым материалом весной является мел и сажа, которыми красят к праздникам все: деревья и памятники, дома и столбы - смешивая эти два компонента в разных пропорциях и добавляя цемент и олифу в тех случаях, когда покраске надо придать долговечность. От этого город становится принаряженным и как-то по весеннему радостным.
Руководство города, чтобы стать ближе и понятней народу, одевается только в серые костюмы, иногда с оттенками, в зависимости от ситуации. Стражи порядка все в одинаковой серой униформе, незаметной на фоне города и очень удобной для работы. Врачи, повара и другие специалисты, статус которых дает им право на ношение белого халата, стараются его все же заменить на что-нибудь серенькое, стесняясь своей белизны, которая как-то уж сильно выделяет их на фоне серых стен коридоров.
Стальной цвет глаз - гордость многих горожан. Они не приспосабливались к этой жизни, они такими родились и поэтому могут смело смотреть на мир, на окружающих. Их выдвигали на почетные должности, назначали руководителями, избирали депутатами.
Усталые, серые личности по вечерам растекаются по квартирам. Грязный серый поток высыхает на улицах. Иногда кое-где еще шевелится серая масса, но темнеет и она растворяется в окружающем мире.
Учителя серыми голосами рассказывают, сидящим за серыми партами серым детям нужные их душам предметы. Из классов доносятся монотонные строки: “Буря мглою небо кроет...”, “Белеет парус одинокий...”, “Над седой равниной моря...”...
Как светлячки, появляются в городе молодые беззаботные девчушки, приодевшиеся на местных барахолках в не пользующиеся спросом одежки. Городская жизнь обтекает их со всех сторон, потихоньку оставляя на их ярких нарядах все больше и больше серых пятен.
Серый цвет режет глаза. Заполняет все вокруг, как смог. Проникает в легкие, вызывая удушливый кашель, наполненный серой мокротой.
Все, что броско - безобразно. Розовое тело - признак плохого воспитания.
В продуктовых магазинах на прилавках лежала серая колбаса, иногда попадалось серое мясо, поблескивало серое масло, горбился серый и черный хлеб. Все это сливалось с серыми банками консервов. Овощи и рыба были похожи на серые комки грязи. И все это было покрыто толстым слоем пыли, на которой оставили свои следы тараканы.
На библиотечных полках стоят серые книги, напечатанные на серой бумаге.
Книжные магазины заполнены серой литературой.
КНИГА
В углах на своих серых паутинах зашевелились пауки .
Побеспокоили.
На полке появилась еще одна книга. Очередной кирпичик в мироздании.
Кирпичи и кирпичики...
...”Построим себе город и башню высотой до небес, и сделаем себе имя”...
Ровный горизонт строчек.
Шевелится серая масса и постепенно розовеет. Мозг наполняется кровью.
Последний замес и в форму...
Кирпичи и кирпичики...
...”И сказал Господь: вот один народ и один у всех язык; и вот начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать”...
Кирпич на кирпичик. Строится башня. Кровь застывает, скрепляя строение.
Немного усилий и перьями из ангельских крыльев будет писаться история Разума.
Стол пошатнулся...
Башня качнулась... и развалилась...
Попрана гордость.
- Оваций не будет!
Народ разошелся...
Пишутся новые книги...
Кирпичик к кирпичику...
Ряды за рядами...
Стена.
Монолит.
Окна и двери - на запоре...
В замочную скважину видна только задница соседа.
Что ни книга то зеркало.
Любуемся. Плачем. Кривляемся.
“Только зеркало зеркалу снится...”
Анфилада зеркал.
Жизнь бесконечна...
Жизнь, как книга: с прологом и эпилогом.
Зеркала остаются, мутнеют, сереют, но от этого становятся только ценнее.
И в начале было слово и в конце будет слово.
Каждое слово - история.
а (выкрик боли, перепуга и т. д.); - есть во всех языках; - результат фонематического оформления инстинктивного восклицания, который после звукового слияния с многозначным словом а сблизился в сфере восклицательных функций.
Изучается слово и словами описано слово.
Буква к букве. Линия к линии...
Маленький домик. Колодец и частокол. Рядом другой, а дальше виллы, дворцы, городки и ньюйорки. Все вместе соседи, что друг без друга? Просто значки.
Строчка к строчке...
- Где метранпаж?
Готова страничка...
Листик к листочку...
Сшиваем тетрадку.
Кровью залиты полы. Вопли от боли - снимается кожа. Ребра трещат и ломаются. Душа улетает. Не поймаешь. Что ж - неудача.
Мясо в кастрюлю. Кости собаке.
Кожей обтянута книга. Золотое тиснение.
Можно на полку.
Кирпичик к кирпичику...
Словом шлифуется зеркало.
“Зеркала и совокупления отвратительны, ибо умножают количество людей”.
Книги умножают количество героев.
Боги сидят за столами. Мозг создает из праха земного людей “... и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою”.
У грешных богов - грешные люди.
Мгновения жизни, движения тела, озарение мысли - в ровненьких строчках отпечатанной книги.
Нет фраз - есть страдания, боль. Минутное счастье - открытие.
Блаженство...
Великие боги с судьбой записанной в Вечную Книгу Вселенной.
Положена книга на полку.
Сияние погасло.
Кирпичик к кирпичику...
Уложено плотно. Скреплено серостью времени.
...Все проходят мимо.
В глазах пустота.
Опущены головы...
Стремление к познанию - инстинкт вымирающих.
...Серенький дождик.
Двери открыты.
Не стыдно зайти вместе со многими.
Все жмутся в сторонке.
Боятся запачкаться о мысли.
Людишки из серого города не знают, что жизнь их записана в стоящих на полках книгах. Открой любую и узнаешь о прошлом, о будущем. Описано все. Есть формула счастья, есть формула горя... Весь путь человеческий: с рождения и до кончины, от радости к мукам...
...Тупыми ножами разрезаны души. Посыпаны солью. Подвялены.
- Пожалуйста, пользуйтесь.
С разбавленной водкой и с жиденьким пивом.
- Наслаждайтесь.
Он вместе со всеми. Он пишет их жизни. Избран. Отмечен печатью.
Он серого знает оттенки.
Пока не допущен к кирпичному делу. Удел - газетное дело.
Мышление пятнисто, но все же есть наклонности к исправлению. Его вид сероватый вполне подходящ, за одно является фоном для глубокосерых мыслей великих
Бетонное небо решило, что в городе серый асфальт недостаточно темен...
Ждать некогда.
Взяв самую серую книгу, чтоб ею прикрыться от капель дождя, разбивая в лужах тусклые лампы, побрел домой.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА
День завершен.
Город умер.
Кладбище призраков, которое живет своей призрачной жизнью за крестами оконных могил.
Шепот...
Шуршание...
Детского крика и смеха не слышно. От детей избавляются, уложив их в кроватки.
Мягкие тапочки...
О чем-то соседи ругаются в кухне.
На улице пьяный дебош.
Задвигались тени. Гаснут электрические лучинки. Из-за штор выглядывают любопытные белые пятна.
Серые формы. Заломлены руки. Нахал упакован. Теперь в сером доме может ругаться, если посмеет.
Шепотом жизнь продолжается.
Кафешные вывески поблекли под тусклыми лампами.
Дешевые столики посыпаны пеплом, заставлены водкой. Закуска - засохшая хлебная корочка...
Стремление к лучшему...
- Каждому пива?
Полируются.
Липкие руки, липкие лица.
Синюшный оттенок от сизого дыма.
Шуршание шепота.
Девчушка хихикает. Подвыпила и стала объектом для раздевающих взглядов...
От водки, пива, табачного дыма и сырого подвала уже распадается печень.
Ступенька, ступенька, ступенька.
Все, отдых окончен, теперь по домам к серым снам.
В городе закончились танцы.
Последние возгласы, выкрики, смех растворяются во мраке ночи.
Серебристо-серая луна выползла из-за черной тучи и лениво осветила монотонным светом улицы.
Шорохи ночного города проникают через двойную раму.
Хочется все описать.
Ручка касается бумаги. Линия. Кружочек. Крючочек. Личико.
Линия. Кружочек. Крючочек. Мордочка.
Слова не складываются в строки.
Черный кофе.
Белая сигарета.
Серый туман.
Мысли пытаются прорваться через дымовую завесу.
Бродят.
Путаются.
Сегодня музы заняты любовью. Им хорошо, им больше ничего не надо.
Муки творчества.
Надо быть проще. Линии мозга должны быть прямыми. Классики путь проложили. Выбрал учителя и по трассе со скоростью: строчка за строчкой, лист за листом, книга за книгой. Проходят годы. Становишься мэтром.
Не надо насиловать душу. Все на поверхности. Речка, как речка. Небо, как небо. Любовь и страдания. Молодость - старость. Синонимы и антонимы.Того и другого побольше. Эпитеты. Тропы. Литоты. Гиперболы... Книга наполнена жизненной силой! Она вдохновляет на подвиги! Труд, благородство и знание в массы! Но мудрость? Мудрость осталась за столиком. Мудрость уснула объевшись черной икры и опившись шампанским.
Учитель забыт. Положен на полку. Больше не нужен. Начинаем сами учить. Затаптывать умных, проталкивать бездарей.
Прямая извилина - как перст указующий...
Все. Хватит злословить...
Отложена в сторону ручка. Лист скомкан...
. . . . . . . . . . . .
На пятой странице открыта купленная книга. Серый монолог.
“Родители жили в далекой деревне. В голодные годы бродили по свету, пока не осели в промышленном центре...”
Стандарты, банальность. Все страшно знакомо.
Гудки предприятий, как подтверждения мысли.
В картинку сложилися буквы...
...Отец. Уходит на смену. А после работы газета, доминошные игры, попойки с друзьями, ночевка в семейной постели и вновь на работу.
Серые будни. Безцветные праздники и выходные.
Годы растянуты в ленты...
Уже рассветает.
Побриться, умыться и вновь окунуться в серый омут будничных забот.
Вечером - дешевая кафешка и снова домой к бумаге.
Все повторяется...
От напряжения потрескивает череп.
Волосы шевелятся вместе с мыслями.
Каждая рожденная строчка - лопнувший капилляр.
Из-под подсознания рождаются образы.
И опять блаженство воспоминаний.
Детство.
Лист с застывшими кляксами радости.
Черно-белое фото памяти.
Шаг за шагом.
Сознание категорично - лишь радужные отливы маслянистых пятен.
“... человек растворим в своих собственных мыслях!”
Воспоминания, как ветер: мысль улетает и теплое солнышко греет застывшую душу.
Книга раскрыта на третьей главе.
“ Черная парта. Чернильница. Ручка с пером. Испачканы пальцы. В каждой тетрадке лежит промокашка...”
Судорога сводит конечности.
Череп стянут ремнем до треска в костях. Еще мгновение и серо-розовый мозг брызнет на стены, на окна, на книги...
Где-то у горла огромное сердце. Не хватает дыхания.
Спазмы.
Книга - хроника жизни.
Третья глава - чистота.
REFLEXUS
Серенький лучик пробился сквозь тучи и, блеснув в полировке стола, спрятался в дальнем углу.
Чашка черного кофе, а в нем отражение серых замученных глаз.
Мозг свободен от мыслей и только серая мгла, как липкий туман медленно движется, цепляясь за нервные окончания.
Серые ниточки подрагивают.
Инстинкт выживания...
Серебристые струи воды... В зеркале оживает лицо под натиском бритвы. Пепел прошедшего дня смывается вместе с щетиной.
День начинается.
Все вроде обычно, но где-то разрастается пустота от этого внутри что-то натянуто до звона. Душа неспокойна.
Жизнь отвратительна. Все ненавистно.
Спазмы сжимают утробу.
Глоток воды.
Трудно дышать. Запахи пыли заполнили легкие. Сердце видишь лежащим рядом, чувствуешь каждый удар. Идешь по тропинке между жизнью и смертью.
Страшная тяжесть.
Что выбрать?
Склоняешься к вечности, но не хватает смелости на грех.
Тропочка все уже.
Идешь балансируя. Каждый шаг в напряжении.
Хочешь расслабиться, но мозг охраняет, сам ищет спасение.
Стол. Ручка. Бумага. Может в этом спасение?
Лист покрывается строчками. Ночные кошмары становятся вечными.
Совершается подвиг. Победа над временем. Прошлое сжато и вставлено в рамочку строк, оно теперь всегда настоящее.
Где лавры? Фанфары? Толпы восторженных девочек?...
А в зеркале все то же серое Я и нимб не из золота, а бронзовый с патиной.
Удар? Насмешка над гением.
Ботфорты, камзол, белый конь, лавровый венок - в зеркале отражение льстящее.
Надменная поза.
Маэстро.
Пред ним преклонение...
Но скинуты формы и зеркало вновь говорит тебе правду, оно беспощадно. Природа правдива. Ни силой, ни лаской ее не изменишь.
Убрать зеркала. Пусть только художник творит творит отражение льстивой, продажною кистью.
Зеркала уничтожены.
Вселенная больше не слеплена из миллиардов кусочков. Блики и отблески стерты матовой плоскостью.
Сказка.
Фантазия.
Как вытереть глаз отражение? С водной поверхности?
Жизнь зазеркалена.
Зеркало к зеркалу - и вот бесконечность.
И книга - зеркальность. Отражает действительность. Без преломления. Сплошная реальность и даже где вымысел - зеркальность сознания. Литоты. Гиперболы. Все серые тропы.
Взгляд устремлен на страницу. Попытка проникнуть во внутрь. Понять построение.
Возможно, но надо стать строчкой, буквой, знаком. И станешь свободным? Подвластен движению руки ребенка, мальчишки, старушки. Читаешь их мысли, витаешь в пространстве словесном.
Весь в напряжении.
А где же свобода?
Есть власть, но прострастранство сжимается рамками росчерка ручки...
Взгляд устремлен на страницу.
Сосредоточение.
И вот ты свободен. Ты весь растворился.
Бесформенной грудой лежит оболочка.
СЛИЯНИЕ
Теперь ты никто. И власти никто не имеет.
Часть текста и часть мира.
Пробел между слов.
Слов без тебя не существует...
Еслитебеуйтибудетпростобессмысленыйнаборбуквилилучшесказать
озапутанойисложнойитолькотыможешьрасставитьвсенасвоиместа
ипридатьтекстусмыслиэимтызначимиваженнаэтойземле.
Вот и достигнуто совершенство.
Независим и могуществен.
Уже не нужна слава потому что ты и есть слава.
Ты - мудрость.
Ты мчишься по миру со скоростью мысли.
Тебе подчиняются.
Ты слился со всеми.
Ты выше Вселенной - ты часть мироздания.
Ты и есть МИРОЗДАНИЕ.