Урок вежливости

Борис Кунин
Уже третий день отдел главного технолога пребывал в состоянии тихого умопомрачения. Никто не мог понять, что случилось с заместителем начальника. Нет, Алексей Михайлович Порошин все так же не вставал, когда к нему в кабинет заходили женщины, и почти никогда не здоровался за руку с мужчинами. За исключением, естественно, вышестоящего начальства. Но, старался внимательно всех выслушать, глубже вникнуть в суть проблемы. И указания давал на удивление спокойным тоном. Ни криков, ни мата, ни оскорблений…


А ведь еще совсем недавно еженедельных планерок у зама все, обязанные на них присутствовать, ждали с содроганием. «Суки», «курвы», «проститутки» - это были, пожалуй, самые приличные слова из его лексикона. И это - при женщинах. Да и не каждому мужчине такое обращение придется по вкусу. На планерку к Порошину собирались все-таки не бомжи и пьяницы, а люди с высшим образованием: начальники бюро, ведущие специалисты отдела.


Но планерка была просто «образцом» вежливости в понимании Алексея Михайловича. Как изъяснялся Порошин со своими подчиненными один на один, легко можно было судить по лицу ведущего экономиста Ирины Сорокиной, привлекательной женщины лет тридцати. До слез дело доходило редко, но выходила она из его кабинета обычно бледная и тут же хваталась за сигарету.


Мало того, «уважаемый» Алексей Михайлович был еще и откровенным дилетантом в большинстве профессиональных вопросов. И некомпетентность старался компенсировать еще большим хамством.


В штамповке и литье он вообще не понимал ничего, и недавно принятому в отдел начальнику бюро Олегу Малинину стоило большого труда выслушивать его руководящие указания.


И вот три дня назад Порошин вызвал Олега в конце рабочего дня и в привычном стиле стал высказывать свое мнение по поводу недавних испытаний новой пресс-формы.

- Вы там, козлы, сделали вот эту хреновину вот так, а надо было … А ты, недоносок, куда смотрел? Да я вас…


Далее следовал стандартный набор выражений с поочередным упоминанием всех олеговых родственников, особенно по женской линии. А так же того, что с ними следует сделать и как.


Все попытки Олега перевести разговор в более конструктивное русло и все-таки выяснить, чем же недовольно начальство, успеха не имели. Сам-то Олег считал, что испытания прошли нормально. Пресс-форма спроектирована и изготовлена правильно. Отливки получаются с соблюдением всех технических условий. Но как убедить в этом Порошина?


И тут, неожиданно даже для себя, а уж тем более для хозяина кабинета, Олег перешел на понятный Порошину язык.

- Слышишь ты, петух гамбургский! Если ты еще раз хоть с кем-нибудь позволишь себе говорить в подобных выражениях, я тебя, червь навозный…


Мысленно махнув рукой на возможные последствия, Олег не стал сдерживать полет своей фантазии. Как признался позже в узком кругу Алексей Михайлович, некоторые слова и обороты он услышал впервые в жизни. А ведь считал себя в этом деле корифеем.

- …И смотри, чтобы не пришлось в твоей фамилии менять обе буквы «о» на «а». Ибо там как раз твое место. А с пресс-формой все нормально. Изделия можно запускать в серию. Будь здоров и не кашляй!


Малинин решительно направился к двери кабинета. Его почти тошнило от собственного хамства. Казалось, еще чуть-чуть и он начнет извиняться и просить прощения за несдержанность. Но тут Порошин неожиданно спокойным тоном хрипло произнес:

- А, может я действительно козел…


Выйдя в коридор, Олег усилием воли заставил себя аккуратно закрыть дверь кабинета. Всегда вежливый и спокойный, сейчас он ненавидел себя за этот всплеск эмоций. Но изменить ничего уже было нельзя.


Целиком погруженный в самобичевание, Олег даже не заметил Ирочку Сорокину, задержавшуюся позже обычного в отделе и видевшую, как он выходил от Порошина. А торопившаяся домой женщина тогда не придала значения виновато-удрученному лицу своего коллеги.


И лишь теперь, удивленная необычным поведением заместителя главного технолога, она попробовала расспросить Олегу. Но тот в ответ только отшутился:

- Я всего лишь попытался объяснить человеку элементарные правила хорошего тона. На понятном ему языке. Судя по всему, на какое-то время мне это удалось.


Сентябрь 2004 – декабрь 2005., Гарбсен