Крушение СССР в декабре 1991 года, несмотря на волю его граждан, высказанную на мартовском референдуме, до сих пор объясняют рядом практически непреодолимых социально-экономических и политических противоречий, накопленных в стране. На самом деле, всё было иначе и гораздо проще. Уж куда как проще, нежели в 1922 году, когда под договором об образовании Союза Советских Социалистических Республик поставили свои подписи представители следующих «субъектов» этого Союза: России, Украины, Белоруссии и Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики. Вот как это произошло, если отбросить всю словесную и бюрократическую шелуху.
***
Борис Николаевич не решился поделиться осенившей его мыслью даже со своими ближайшими соратниками. Но аналитическая группа схватила думы «деда» буквально на лету: если из СССР выйдет Украина и будет выброшен флаг «Спасай Россию!», Горби превратится в символическую фигуру.
Но для этого нужно будет либо объявить о независимости России, либо провозгласить самороспуск СССР.
Второй вариант импонировал Борису Николаевичу больше. Он как нельзя лучше соответствовал мыслям, о которых, конечно, ближайшие соратники догадывались. Более того – подкидывали их «деду» как собственные, рассчитывая на то что «дед» от подобных предложений непременно открестится. Для начала. Но потом скажет: «Пожалуй…». Самороспуск превратит Горби в ноль, отбросит в политическое небытие – туда, куда Горби в свое время пытался отбросить «деда».
Правда, возможно непонимание Средней Азии. Но тут можно вооружиться формулой государственного секретаря Бурбулиса: «Отныне условия диктуем мы». Что касается Закавказья – оно фактически воюет. Армения с Азербайджаном, Грузия – с Абхазией и Южной Осетией. Им не до союзных разборок.
Загвоздка возникала в другом: профессорская, скажем так, интеллигентность белоруса Шушкевича могла на нет свести аргументы и доводы двух старых аппаратных лисиц – Ельцина и Кравчука. Как всегда выручил хитрый Леонид Макарыч.
- Во-первых, - сказал он, - переговоры назначим не в Москве, не в Киеве, а в Белорусии. Во-вторых, столицей Содружества объявим Минск. В третьих…
- Помилуй, Леонид Макарыч, - перебил Кравчука «дед», вытянув по-детски губы трубочкой, - о каком Содружестве речь?
- О Содружестве Славянских Государств – ССГ. Иначе просто труба. Ты знаешь, как будет квалифицирован самороспуск СССР? Как переворот. Ибо что бы мы ни говорили о четвертом «создателе» СССР – Закавказской федерации образца 1922 года, реально она существует, пусть и в образе суверенных Грузии, Армении и Азербайджана. И второе: одних только наших, президентских, полномочий для роспуска маловато. Не президенты ставили свои подписи под Союзный договор.
Что верно, то верно. Итак, третий вариант: ССГ – Содружество Славянских Государств.
***
Тогда, в октябре 1991 года скромная медсестричка Вера Крымова ни сном, ни духом не ведала, что в своей семье полгода спустя она станет человеком номер один. Жили они на патриархальный лад. Всем верховодил отец, за ним по старшинству мать, потом – тетка Дарья, оставшаяся по гримасе судьбы старой девой без собственного кола и двора. Верочкин муж Володя, хоть и прошедший Афган, вел себя ниже травы и тише воды, что, в общем, устраивало всех. Это была хорошая бесконфликтная жизнь, в которой для каждого имелась собственная ниша в небольшой двухкомнатной «хрущобе» в Свиблово. Исключением была, пожалуй, лишь трехлетняя Аленка, дочь, безраздельная хозяйка двадцати восьми квадратных метров – всеобщий восторг, всеобщий баловень, скрашивающий быт и чувство необъяснимой тревоги, с которой Верочка по утрам неслась на работу и слабо боролась перед сном.
Это теперь она знает наверняка, что исподволь подгрызало её жизнь: ощущение грядущих воспоминаний. Для пожилого человека воспоминания – нормальное дело. Для двадцатитрехлетнего – хуже петли, верный признак того, что что-то нарушилось до времени и что изменился порядок вещей.
Верочкин отец умер сразу, не пробыв в больнице и суток. Но самое страшное наступило потом. Совершенно невозможно было свыкнуться с мыслью, что отца больше нет. Второй удар – смерть матери, сгоревшей от рака буквально в месяц, - сломал Верочку пополам. Она даже как-то буднично восприняла последовавшую вскоре смерть тетки Дарьи. Голова больше болела о том, что бы такое еще продать из домашнего скарба на похороны. И деньги от сослуживцев (наскребли несколько тысяч, пустив шапку по кругу) Вера приняла с какой-то холодной деловитостью. Жизнь пошла странная, дорогая, голодная. Одна только мысль, что Аленке не видать не только конфет, но и просто необходимых для ребенка витаминов, сводила юную медсестричку с ума. И хотя муж Володя сутками пропадал на заработках, это мало что меняло. В квартире в Свиблово все больше гулял ветер, все меньше становилось предметов, носивших печать самых дорогих людей. Но иного выхода не было. Окружающие становились все более равнодушными, а вещи оставляли последнюю надежду на то, что в один прекрасный день Верочка все же не выйдет на паперть или панель.
А потом… Потом умер Володя. Его убили средь бела дня в районе Курского вокзала.
***
Леонид Макарыч, как оказалось, сделал верную ставку. Дальнейшее разыграли как по нотам. Украина провозгласила независимость. Ну, а хозяину Беловежской пущи Шушкевичу показалось не к лицу упорствовать перед российским и украинским гостями.
- Важно понять, - втолковывали Шушкевичу Борис Николаевич и Леонид Макарыч, тряся перед его носом бумагами, - что это совершенно иное образование. О нем не упоминает ни одна Конституция. Всё чисто – комар носа не подточит.
И то верно. Шушкевич попросил лишь об одном: убрать из названия Содружества антропологизм «славянских». Пусть будет Союз или Содружество Независимых Государств, СНГ. На том и ударили по рукам.
***
По фильмам, по книжкам, по газетным историям Верочка слышала о существовании принципа: жить ради ребенка. Собственно, после рождения Аленки Вера для этого и жила. Но как-то неосознанно, что ли, имея другие конкретные интересы, среди которых была ячейка и для ребенка.
Когда я уходил из ее пустой квартиры, в которой оставался только раскладной диван да неработающий «Рубин», то знал уже четко, что упомянутая ячейка разрослась до обширной язвы, прикосновение к которой вызывало дикую боль.
- Мне ничего не нужно, - заученно выговаривала Вера, словно каждый день к ней табунами ломились люди с сочувственной помощью, - кроме… телевизора. Помогите отремонтировать «Рубин».
Я подумал, что, может, действительно, телевизор – реальное окно в мир, окунувшись в который можно отвлечься от воспоминаний или хотя бы ощутить себя не единственным несчастным на этой земле.
Она замахала руками. Но было уже поздно. Возившаяся в другой комнатушке Аленка, услышав «про телевизор», с каким-то горестным рёвом выскочила к нам и вцепилась в материнский подол. Из её причитаний только и можно было разобрать: «Филя», «Степашка», «свинка Хрю-Хрю»…
Бог мой, какие проблемы! Но память вдруг отбросила меня назад, в глухой киргизский аул, к голосящему малышу, которого я пытался угостить горсткой конфет в блестящих обёртках. А он не переставал орать, пока мать не сунула ему кусок подсолнуха. Ребенок не знал, что такое конфеты.
Их вряд ли удержала и Аленкина голова, тогда как древний «Рубин» слепо смотрел на нее ежевечерне, с непозабытыми еще зверушками из «Спокойной ночи, малыши».
Кто-нибудь поможет отремонтировать Верочке Крымовой старенький «Рубин»?
***
Ночью Борису Николаевичу приснился Бурбулис, говорящий голосом Хасбулатова:
- Вы отдаете себе отчет в том, что вы совершили?
Сначала от возмущения Борис Николаевич онемел. Главный идеолог беловежского путча лезет с нехорошими намеками. Потом рубанул беспалой рукой:
- А разве не вы подвели соответствующую, понимаешь, базу? Кто говорил: СНГ - закономерный итог затянувшегося двусмыслия и лицемерия, накопившегося в обществе?
- Не обществе, Борис Николаевич, не в обществе, - взвизгнул Бурбулис, - а в конкретных политических кругах. Я даже знаю, в каких!
И тут Борис Николаевич использовал излюбленный в дискуссиях прием:
- Я, понимаешь, вошел в историю, как великий реформатор. Как палач тоталитарного режима. Я, понимаешь, разрушил такого монстра, как СССР. Возглавил первое в летописи России демократическое государство!
Но по тому, как Бурбулис ухмыльнулся, «дед» понял, что будет сказано ему в ответ. Во-первых, реформаторское место уже занято Горбачевым. Во-вторых, все ваши реформы безнравственны. Они провозглашены как самоцель, и единственный их результат – расслоившееся на бедных и богатых общество. В-третьих, что вы называете государством? Неужто машина для взимания налогов может называться государством на том лишь основании, что набита чиновниками да увешана флагами?
В какой-то момент Бурбулис показался «деду» Мюллером из «Семнадцати мгновений весны» с его характерными ехидными интонациями в голосе: «В государстве, дружище Штирлиц, защищают. Таких, как Верочка Крымова – от безысходности и нищеты. Таких, как муж Верочки - от убийц. ЗАЩИЩАЮТ!».
- Предатель! – хотел крикнуть Борис Николаевич. Но проснулся.
За окном тихо расцветал октябрь.