Я проснулся оттого, что в вагоне все засуетились и забегали. Женщина, соседка по купе зашуршала пакетами, захлопала нижней полкой, доставая из-под неё свои огромные сумки. Какой-то мальчишка встал как раз напротив нашего купе, и звонким голоском громко спрашивал кого-то, сколько пирожков им купить. Не проснуться было невозможно. Я открыл глаза. Женщина встретилась со мной взглядом, и попрощалась, выходя в коридор: видно уже приехала. Мужчина, спящий надо мной, поворочался и опять захрапел. Я выглянул в окно и увидел большую станцию: локомотивное депо, пакгаузы, высокая водонапорная башня из красного кирпича, двухэтажное свежевыбеленное каменное здание вокзала. Поезд замедлил ход и встал. Сейчас будут менять локомотив, заправлять вагоны водой. Я сел на полке, сунул ноги в ботинки и накинул куртку. Надо было выйти на перрон, купить что-нибудь, поесть. До Москвы ехать ещё прилично, а у меня в сумке только шматок сала, да краюшка хлеба. Выходя из вагона, спросил у проводницы, долго ли будем тут стоять, она ответила, что полчаса. Нормально, можно особо не спешить, прогуляться да покурить.
На перроне, вдоль поезда, выстроились бабушки-тётушки, предлагая пассажирам нехитрую еду и пиво. Я купил половинку жареного цыплёнка, пакетик с вареной картошкой, пару солёных огурцов, пирожки с капустой и буханку хлеба, имеющую непонятный, серый цвет. А ещё у меня есть одна традиция: покупать на разных станциях местное пиво. Так просто, для интереса, чтобы сравнить, где какое пиво варят. Местных сортов оказалось аж три, и я купил каждого по бутылочке. Вскоре мне надоели кидающиеся чуть ли не под ноги продавщицы, назойливо сующие мне под нос свои товары, и я, наспех докурив сигарету, заскочил обратно в вагон.
В моём купе, на месте вышедшей женщины уже сидело двое новых попутчиков: старик возле окна, и рядом с ним девочка. Когда я вошёл и сел, они поздоровались со мной, сначала старый, потом малая. Я им кивнул и ответил на приветствие. По внешности их и говору видно было, что они кавказцы. Старик был сед и бородат, имел гордый вид и осанку. Девочка, лет семи, сидела смирно, не болтая ногами и не крутясь, чем грешат почти все дети её возраста. Она только время от времени что-нибудь тихо спрашивала у старика, судя по всему, своего деда. Тот так же тихо отвечал. Затем старик снял пальто и остался в строгом чёрном костюме, с приколотой к нему широкой орденской планкой. Серую папаху, однако, он снимать не стал. Девочка тоже сняла пальтишко, под которым оказалось такое же строгое, как дедов костюм, чёрное трикотажное платье. Дед достал из большого кожаного портфеля крупное красное яблоко, разрезал его пополам, вычистил из обеих половинок семечки. Одну половинку он отдал девочке, другую съел сам.
Я тоже решил перекусить. Развернул своего цыплёнка, картошку, нарезал кружочками огурцы, открыл бутылку с пивом и сразу сделал глоток. Пиво оказалось горьким и пахло немытой бочкой. Пока я ел, дед пересадил внучку к окну, а сам достал из портфеля газету, начал читать. Я поел, завернул остатки трапезы в пакет, спрятал его в сумку и допил пиво. Открыл вторую бутылку, осторожно отхлебнул. Этот сорт оказался намного вкуснее. Я откинулся спиной на стенку и, потягивая из бутылки, стал смотреть на уныло мелькающие за окном поля и лесополосы.
Так продолжалось с полчаса, может чуть больше. Мужчина надо мной спал, мы с девочкой смотрели в окно, старик читал газету. Тут в вагон вошёл глухонемой парень с большой клетчатой сумкой. Он доставал оттуда брошюрки и книжки, относил их стопочкой штук по десять-пятнадцать в каждое купе и клал рядом с пассажирами. Кто-то брал, листал, а кто-то даже не посмотрел на них. Я отставил пиво в сторону и начал рассматривать книжки. Там были детективы про братву и ментов, гороскопы, травники-лечебники, кулинарные рецепты и детские сказки. Цены были написаны шариковой ручкой на оборотной стороне обложки. Подошёл парень, хозяин книг, и стал терпеливо ждать, когда я закончу просмотр. Мне вдруг стало жаль его, потому что у него никто ничего не покупал, и я решил приобрести у него сборник русских народных сказок. Привезу сынишке, буду потом вечерами читать ему про всяких там гусей-лебедей. Отложил эту книгу, отсчитал мелкими купюрами полагающуюся сумму, отдал деньги парню. Он благодарно кивнул, улыбнулся, забрал остальные книжки, поместил их обратно в сумку и удалился.
Девочка, которая всё это время с интересом наблюдала за мной, уставилась на купленную мной книгу. Я взял её, протянул ей и сказал:
- На, полистай. Это сказки.
Девочка протянула было руку, но тут же убрала её и посмотрела на деда. Тот оторвался от газеты и еле заметно кивнул. Девочка взяла книгу и начала рассматривать картинки. Дед заметил, обращаясь ко мне:
- Совсем плохо читает. Я в её возрасте уже читал. И по-русски читал, и по чеченски тоже читал. А она плохо читает. На языке предков вообще плохо говорит. Женщине грамота не очень нужна, но родной язык знать надо.
- Ничего, - успокоил я старика – Научится ещё. Сколько ей лет?
- Скажи этому человеку, сколько тебе лет? – Обратился дед к внучке.
- Семь. Я скоро в школу пойду. Папа сказал, если я буду там хорошо учиться, он мне купит серёжки и кольца, какие захочу. И маленький телефон, как у него.
- А если будешь плохо учиться?
- Я не буду плохо. Только хорошо буду… – Сказала девочка как-то мрачно.
Мы разговорились с её дедом. Оказывается, внучка гостила у деда в Чечне, и теперь он должен отвести её к отцу с матерью, которые уже давно живут в Москве. По пути они заезжали к одному из сыновей старика, погостили немного, и вот сейчас опять держат путь в Москву. Отец девочки «большой и уважаемый» человек в столице. Живёт хорошо, не бедствует. Звал старика к себе, но тот не хочет покидать землю предков. Старик собирается провести в гостях у сына неделю, после чего вернётся домой. Ведь он всегда, сколько себя помнит, разводил овец. У него когда-то было большое стадо. Самое большое стадо в их селении. Когда началась война, пришлось менять овец на продукты, дрова и керосин. Стадо сильно уменьшилось. А однажды снаряд угодил в кошару, и почти все овцы погибли. Старик освежевал убитых овец, но пришли боевики и забрали всё мясо с собой, в горы, дав ему взамен автомат Калашникова и много патронов к нему. Старику не нужно было это оружие, у него и так была зарегистрированная охотничья двустволка, но он не стал перечить боевикам, потому что среди них были сыновья его двоюродного брата. Они сказали, что мясо всё равно пропадёт, а оружие ему ещё пригодится, а если он не хочет помогать своим родственникам, значит, он не уважает своего покойного отца, который учил его это всегда делать. Старик хотел сказать, что когда умер его отец, их ещё в помине не было, и ещё кое-что прибавить хотел, но не стал. Тогда они погрузили туши и уехали. На следующий день к ним в селение на бронетранспортёрах въехали русские солдаты. Заходили в дома, искали боевиков. У старика они обнаружили оружие и патроны, которые тот толком не успел ни спрятать, ни выкинуть. Долго ругали его, размахивали перед ним дулами своих автоматов. При обыске в доме нашли также его боевые награды, спросили, откуда они. Старик ответил, что на войне столько немцев перестрелял и перерезал, сколько барашков было в его стаде в лучшие годы. Офицер, старший из русских, сказал, что раз старик сражался вместе с их дедами против фашистов, то они ничего не сделают ему, хотя кое-кто намекал им, что тот снабжает бандитов провиантом, и за это его следовало бы строго наказать. Дед отвечал, что баранину боевики забрали без его ведома, а автомат впопыхах забыли. Офицер вроде как бы с неохотой поверил ему. Солдаты забрали автомат, патроны, оставшихся овец и баранов, погрузили их на броню и уехали. Хорошо ещё, что не всех овец забрали, так как некоторые животные разбежались. Дед собрал остатки стада, и потихоньку хочет восстановить его численность. Сейчас у него почти пятьдесят голов, и пока старик отвозит внучку в Москву и гостит там, за отарой следит младший сын. Его арестовывали по подозрению, что он участвовал в бандитских формированиях, но недавно выпустили. Дед не очень доверяет сыну, боится, что тот неправильно начнёт обращаться со стадом, и хочет скорее вернуться к своим овцам да баранам.
Наш разговор, вернее размеренное повествование деда, прервала его внучка. Она всё это время листала книжку со сказками, и теперь прервала его, видя, что тот на время замолчал, обратившись к нему с просьбой:
- Дедушка, прочитай мне, пожалуйста, эту сказку…
Дед принял книгу из рук девочки, пролистнул несколько листов, и качая головой, закрыл её. Отдал книгу мне и сказал:
- Глупые сказки у русских. Не обижайся, уважаемый, на пожилого человека, но я правду сказал. Я почти девяносто лет живу, знаю много сказок. У нас хорошие сказки. У русских – глупые сказки.
Я обиделся на слова старика. Стал ему возражать, что русские сказки – это хорошие сказки, и что зря он так. На что дед мне отвечал:
- Уважаемый, я вижу ты человек умный, интеллигентный можно сказать. У вас, у русских, сказки почти ничему не учат. Забавные они, но не больше того. Наши же сказки ребёнка сразу, почти с рождения учат, как им дальше жить. Дети слушают такие сказки, и вникают сразу, как им жить можно, а как нельзя.
Девочка оживилась. Она уже не вспоминала про книжку с русскими сказками, она вцепилась в деда и затараторила:
- Дедушка, дедушка! расскажи мне ту сказку, про Лял-Султу, который был белее, чем снег!
Видно сказку эту дед рассказывал ей и ранее, и девочке она очень нравилась. Дед помолчал для приличия, покряхтел, посмотрел на меня снисходительно, мол, слушай и ты, и начал свой рассказ…
Да, Лял-Султа был белее снега.
Жил когда-то давно великий царь, у которого была только одна-единственная дочь, уже совсем взрослая. Как было тогда положено, он с самого дня рождения держал он её взаперти, никому не позволял входить в её комнату. Только одна рабыня имела к ней доступ. Так царская дочь выросла, не видя ни разу ни людей, ни света. Её жизнь была однообразна. Даже пища была всегда одна и та же: мясо без кости и хлеб без корки.
Как-то то раз царь решил вдруг позволить рабыне отнести дочери мясо с костью и хлеб с коркой. Увидев такую пищу, царская дочь очень удивилась, и сказала своей рабыне, что она никогда не знала, что бывает мясо с костью и хлеб с коркой. Очистив кость, царская дочь ударила ею о стену своей комнаты и пробила окно, через которое в первый раз проник в её комнату солнечный свет. Она ещё больше удивилась солнечным лучам. Тогда она посмотрела во двор через это окно, и увидела там молодых людей. Была зима. Одни из них играли в снежки, другие строили снежные горки и потом прыгали через них. И тут царская дочь услышала двух молодых людей, горячо говоривших о чём-то. Царская дочь услышала только, что один из них предлагал другому найти что-нибудь на свете белее снега. На это другой ответил, что белее снега только один человек в мире – это Лял-Султа. И тут в голове царской дочери стал рисоваться самый красивый образ, Лял-Султа. Она поклялась непременно выйти за него замуж. С этого времени она сидела в своей комнате, задумчива и угрюма.
«Что говорит наша дочь?» - обратился царь к рабыне. Та рассказала царю, что дочь была крайне удивлена, что мясо бывает с костью, а хлеб с коркой. Затем она рассказала, как дочь царя пробила костью окно, как подслушала разговор двух молодых людей о Лял-Султе. Не забыла рабыня также упомянуть о том, что его дочь поклялась выйти замуж непременно за этого Лял-Султу. Царь побагровел от гнева и вскричал: «Как?! Дочь моя помышляет выйти замуж без моего позволения? Да ещё за какого-то Лял-Султу? Она хочет осрамить меня в горах перед людьми, на равнине перед князьями? Я её погублю!». Он велел принести бочку с железными обручами, посадил в неё свою дочь и пустил бочку по реке.
Бочку выкинуло рекой возле мельницы. Мельник нашёл её, вскрыл, и к своему удивлению увидел в ней девушку, лицо и тело которой сияли белизной. Мельник отправил её в свой дом. Жена мельника сначала приняла гостью холодно, посчитав, что муж сделает девушку своей женой, а её бросит. Жена мельника стала ревновать, и решила спровадить куда-нибудь соперницу. Но сначала она благоразумно решила расспросить у девушки о её прошлой жизни. Та рассказала, что она дочь царя, что он держал её всё время взаперти, а когда она пробила окно в стене и услышала разговор двух молодых людей о Лял-Султе, то поклялась непременно выйти за него замуж, и что отец, узнав об этом, посадил её в бочку и пустил по реке. Жена мельника увидела в девушке не соперницу, а слабую девушку. Поэтому она решила соединить эту девушку с Лял-Султой. Она утешила царевну и сказала ей, что её желание сбудется, так как Лял-Султа доводится ей двоюродным братом и часто ездит к ней. «Подожди, - добавила она, - завтра или послезавтра он приедет навестить нас, тогда уладим твоё дело».
Лял-Султа приехал к мельнику на другой день. Жена мельника приняла его холодно, делая вид, что она недовольна им. Лял-Султа спросил её: «Почему ты недовольна мной?»
Она сказала, что будет недовольна им, пока тот не возьмёт за себя эту девушку, которая потерпела столько бед через него. Лял-Султа сказал ей, что он никогда не женится, так как у него нет на это причины. «Если ты не женишься на царевне, то я прерываю всякие родственные отношения с тобой», - прибавила она. Тогда Лял-Султа тотчас уехал от мельника и обещал не приезжать никогда.
На дороге ему встретился ногайский князь Батерха. После обычного саляма Батерха спросил Лял-Султу, откуда он едет. Тот рассказал, как он поссорился с женой мельника из-за того, что не захотел жениться на царевне, так как он не верит в любовь женщин, в их привязанность, и считает всех женщин лицемерными созданиями.
- С какого времени ожесточилось твоё сердце протии женщин, и за что именно? Могу ли я знать? – Спросил Батерха.
- Была у меня жена, - сказал Лял-Султа, - я очень её любил и берёг пуще глаза. Думалось мне, что и она меня любит. Проведенная с ней неделя казалась сутками, а месяц – неделей. Таким образом я прожил с ней два года, и это было самое счастливое время для меня. Но я стал замечать, что лошадь моя стала худеть, и я находил её в конюшне каждое утро вспотевшей. И скоро эта тайна открылась. Когда однажды я долго не мог заснуть и думал о своей лошади, жена моя, спавшая вместе со мной, встала, потихоньку оделась в мои вещи, села на мою лошадь и отправилась куда-то. Я захотел узнать, куда это моя жена ночью ездит путешествовать, и отправился вслед за ней.
Я ехал так, чтобы не попасться к ней на глаза, и чтобы самому не упустить её из виду. Она наехала на колючие кустарники, через которые невозможно было проехать. Тут она ударила железной лопаткой о землю, сказав: «Пусть по воле лесного мужа и его жены кустарники расчистятся, и будет большая дорога!» После этх её слов кустарники и впрямь расчистились, и сделалась большая дорога. Проехав свободно через кустарники, она наехала на горы из кристаллов. Она ударила железной лопаткой о горы, произнеся: «Путь по воле горных духов сделается дорога!» Дорога сделалась.
Наконец она приехала к пещере и вошла туда. Я тоже за ней. Пещера была хорошо убрана, на стенах кругом висело оружие. Я, как вошёл в пещеру, сразу спрятался. В пещере сидел молодой человек, и я догадался, что этот мужчина – любовник моей жены, и что к нему она ездит по ночам. «Сколько времени я ждал тебя? Почему ты так поздно приехала?» - грубо обратился он к моей жене. Он встал, взял плеть и стал бить мою жену. Жена моя на каждый удар любовника отвечала только улыбкой. Она уверяла его в своей любви и сказала, что если сегодня она и явилась так поздно, то в этом виноват её дьявол-муж, который так долго не засыпал.
Я слышал всё это, и в моей груди кипело бешенство. Я готов был разорвать их обоих. Но я решил их не трогать, пока они не расстанутся. Любовники скоро помирились между собой, как все любовники. После он потребовал ужин, и я незаметно взял ложку с их стола.
Уже перед рассветом моя жена простилась со своим любовником и уехала домой. Лишь только она оставила его, я вышел из своего укрытия, подошёл к нему, ничего не говоря, схватил его за волосы, отрезал ему голову и спрятал её в мешок. После этого я поехал домой по другой дороге, чтобы не встретиться с женой, успел приехать вперёд неё, разделся и лёг спать. После меня приехала и моя жена. Она разделась, положила мои одежды так, как я положил их вечером, потом легла спать подле меня.
Я притворился спящим и как будто ничего не знающим о её ночных похождениях. «Что же ты? Повернись и обними меня, мне холодно», - обратилась она ко мне. Меня рассердило её лицемерие, я уже не мог удержаться и сказал ей: «Пусть тебя обнимает твой любовник, с которым ты недавно рассталась». Она стала укорять меня, будто я её ревную. «А эту ложку ты узнаёшь?» - сказал я, показывая ей ту ложку, которую украл. «А эту голову узнаёшь?» - сказал я, покатавши голову её любовника перед её глазами. Она побледнела и задрожала.
Было у меня два табуна. Один из них пасся в горах, другой – на равнине. Я велел привести двух неуков, одного с гор, другого с равнины. Когда привели их, я привязал к их хвостам ноги моей жены и пустил коней по полю. Они разорвали её пополам. После этого я дал клятву никогда не жениться и не верю ни в любовь, ни в искренность, ни в привязанность женщин.
- Ты, вероятно, судишь теперь всех женщин по своей бывшей жене, - сказал Батерха Лял-Султе. – Послушай, я тебе расскажу из своей жизни кое-что, и ты увидишь, что женщины бывают не одинакового нрава, неодинакового ума.
Было нас шесть братьев. Мы никого не боялись, и всё чужое считали за своё. Однажды мы все шестеро отправились за добычей. По дороге нам встретилась отара овец. За отарой шёл пастух со своей собакой. Ростом он был великан. Его шаг был похож на шаг слона, его шуба была сделана из шестидесяти овчин, его шапка – из восьми овчинок. Собака же его была величиной с корову. Она, как увидела нас издали, направилась к нам с лаем. Мы почувствовали, что не сможем от неё отбиться, и начали искать защиты. Мы нашли человеческий череп величиной с двойной котёл и укрылись под ним, все шесть братьев, верхом. Но собака не хотела отстать от нас. Она кинулась на череп.
Пастух не обратил внимания на лай своей собаки, и прошёл мимо нас. Тогда собака схватила череп, догнала пастуха и поставила его перед ним. Он толкнул череп своей пастушеской палкой, и мы все шестеро вышли оттуда. «Зачем вы, муравьи, спрятались в человеческом черепе?» - обратился он к нам. Мы униженно сознались, что, заблудившись, укрылись от его собаки.
Пастух пригласил нас на ночь к себе. «Что ж мы приготовим на ужин?» - спросил он у нас, когда мы пришли к нему. «Ты хозяин, ты должен знать, что приготовить, а мы гости твои», - ответили мы ему. Тогда он спросил, кто принесёт воды и дров. Мы ответили, что мы его гости, и не знаем, где вода и дрова. Тогда он схватил пивной котёл одним пальцем и принёс его полный воды. Потом он отправился в лес. Одной рукой он вытащил чинару с корнями и принёс четыре бревна – два под мышкой, два на спине. На ужин он зарезал шестьдесят баранов, почти не сварив, поел их, а нам не дал ничего.
На другое утро он зарезал наших лошадей и пожрал их. Потом он отправился пасти овец, а нам приказал никуда не уходить. Вечером он приготовил острый шест, проткнул нас всех этим шестом и сделал из нас шашлык. Пять моих братьев он сожрал сразу, а меня оставил на утро, чтобы съесть натощак. Потом он лёг спать и заснул крепким сном. Мне же удалось сбежать от него и доползти до ближайшего оврага. Один охотник услышал мои стоны и взял меня к себе домой. Я лежал у него до тех пор, пока не вылечились мои поджаренные бока. Потом я отправился куда глаза глядят, и дал клятву убивать всех встречных на дороге, как бы мстя за братьев.
Первым мне встретился красивый молодой человек. Он сидел на красивой лошади. Я прицелился, но мне жаль было выстрелить в него. Я долго целился, не решаясь стрелять, как вдруг он меня заметил и пригласил быть его товарищем. Я согласился и поехал с ним. Мы ехали два дня, а на третий доехали до одной башни. Мы остановились около неё, товарищ мой вошёл внутрь и сказал мне, чтобы я оставался около лестницы, ведущей к башне, и что если я осмелюсь переступить хоть через одну ступеньку лестницы, он мне перережет горло кинжалом.
Я стоял довольно долго. Мне был слышен шум внутри башни. Мне захотелось узнать, отчего происходит этот шум, и я со страхом полез по лестнице и встал около двери башни. Тут же мой товарищ вышел ко мне на встречу с окровавленным кинжалом и пригласил войти внутрь башни. Я повиновался. Я увидел там сорок человек, только что перерезанных. Я спросил товарища, кто это сделал. Он ответил, что это сделал он в отмщение за брата, и что они – орхустойцы, те самые, которые убили его брата. Затем он добавил, что не позволил мне вместе с ним войти в башню потому, что боялся, как бы я не помешал ему перерезать орхустойцев.
Он пригласил меня к себе, и на третий день мы въехали в его огромный двор. Он сам сперва вошёл в дом, а мне велел подождать, пока не приготовится в кунацкой, чтобы принять меня, как гостя. Я ждал долго. Наконец у меня не хватило терпения, и я сам вошёл в кунацкую. И что же я увидел? В кунацкой лежал труп, уже разлагавшийся, и около него товарищ, лежавший с воткнутым в живот кинжалом. Я хотел поднять его и снял шапку с его головы, и, к своему удивлению, увидел на голове его длинные косы. Я понял, что товарищ мой – женщина, а труп, уже разложившийся, - её брат, убитый орхустойцами. Вот женщина, так женщина! Что ж, похожа она, Лял-Султа, на твою бывшую жену? По одной женщине нельзя судить обо всех женщинах. Женщины бывают хорошие и дурные. Почему ты думаешь, что царская дочь, которую предлагает тебе в жены жена мельника, похожа на ту, о которой ты сейчас говорил? Женись на ней, не прекращай свой род.
Таким образом Батерха убедил Лял-Султу, что женщины бывают неодинакового характера и ума. Лял-Султа женился на царевне, стал с ней жить, да детей наживать.
Старый чеченец закончил свой рассказ. С верхней полки слез мужчина и сказал, перекидывая через плечо полотенце: «Ну и сказочки у вас в горах». Видно он тоже слушал старика. Тот ничего ему не ответил. Я сказал, что сказка интересная, и пошёл курить. В тамбуре я наткнулся на соседа по купе. Он хотел умыться, но в туалет стояла очередь, и он решил покурить. Увидев меня, он сказал:
- Слышал, как дедок чеченский сказку говорит?
- Слышал.
- Да, брат… Это тебе не колобок! Я ж слыхал, как он тебя грузил, что сказки у нас, у русских, хреновые. Да уж, хреновые! Вот ты своему чаду про колобка прочитаешь, и какой вывод он из этой сказки сделает? Что нечего по лесу шляться, а то лиса сожрёт. Про репку ему расскажешь – там вывод, что сообща надо трудиться, а то не выйдет ничего. А вот девочка эта, чеченка, как ты думаешь, что из сказки этой почерпнет?
- А вы как думаете?
- А я думаю, много чего. Что если отца ослушаешься – смерть. Если мужу изменишь – смерть. Ну а если вдруг кого из родных твоих обидят – тут уж долго не раздумывай, бери кинжал и режь всем глотки. Если конечно хочешь оказаться достойной женщиной в глазах мужчин. Ага, а кто из них не хочет-то… Нет, брат, покуда они с малолетства детям своим сказки такие рассказывают, никогда мы их не победим…
- Победим? А вы что, воевать с ними собрались?
- Я-то? Да нет, не собрался. Нафиг они мне нужны? Я просто так, образно говоря…
Вечером, когда поезд пришёл в Москву, я попрощался со стариком и его внучкой.
- Ну, желаю тебе повстречать своего Лял-Султу! – Сказал я девочке.
Она опустила глаза и промолчала. Дед улыбнулся, и, прощаясь, пожал мне руку.