4. Последняя капля величия

Никита Глазунов
Как слаб бывает порою человек. И как силен он, когда захочет.
Это глупо, но я помню. Помню каждое мгновение, каждый свой вздох… свое падение.
По особенности характера своего, я гораздо более отчетливо помню свои неудачи, чем абсолютные победы. Почему? Спросите у кого-нибудь другого.
Я был рядом. Он же ходил по залу и, пытаясь вырваться из окружения, метался, не стараясь, чтобы этого не заметили остальные. Я бродил извилистыми путями, наслаждаясь собой и своим превосходством. Я уже был победителем. Это понимали все, но оттого зрелище не становилось бессмысленным и скучным. Скорее наоборот – толпа ждала, когда же все-таки хищник надкусит жертву, попробует ее на вкус.
Я делал это. Наслаждаясь вкусом загнанной жалкости, я метко бросал острые, жгучие слова. И с каждым словом, с каждым звукосочетанием, чувствовал себя сильнее.
Словно вампир я высасывал соки его сил, дожидаясь пока он, не станет, похож на высохшую грушу. Звериный, почти нечеловеческий страх все больше поглощал его, а я продолжал пить и наслаждаться фонтаном эмоций. Паук оплетал его паутиной страха все быстрее и быстрее. Вот уже кокон стал закрывать его уши, и он не слышал ничего кроме гула, устрашающего еще больше, чем злобные выкрики из толпы.
Вслед за давлением эмоциональным последовало физическое: я изредка толкал его, срывая каждый раз одобрительные бешеные ревы толпы, он же просто отступал, пошатываясь и вдыхая пропитанный ненавистью воздух.
Ненавидел? Нет. Я не ненавидел его. Просто я был сильным, а он слабым. Я мог плюнуть в него, а он просто вытер бы свое лицо.
Почему я делал это? Не знаю. Возможно, внезапно пришедшая сила опьяняла меня, и боялся уже я. Боялся, что меня не заметят, не узнают, не увидят мою силу.
Стремление быть лучше, быть сильнее часто толкало меня на необдуманные поступки. …как тогда. Сейчас я сожалею о том, что сделал. Но сейчас – ничего не значит. Я убивал его тогда, и если бы тогда я стал сожалеть, он, может, и не отплатил бы мне такой монетой. Звонкой монетой. Она звенит и посей день, порой заглушая собой все.
Я толкнул его последний раз, и в тот момент неизъяснимая, неописуемая ненависть блеснула в его глазах
Он сделал шаг вперед. Я замер в удивлении и не сумел отреагировать должным образом на последовавший бросок. Толпа замерла.
Мы катались по полу, пытаясь разорвать друг друга. Мы кричали, но это были уже не «метко брошенные острые, жгучие слова», а скорее непереводимый боевой фольклор.
Я пытался напрячься, сконцентрироваться, но неожиданность взорвала, разбила в пух и прах все мое величие и силу.
Он же, управляемый собственной злобой, действовал четко, решительно, не раздумывая ни секунды. Он втаптывал в грязь мое самолюбие, мое псевдовеличие.
А толпа стояла, молчаливо оценивая происходящее. На ее лице не было ни удивления, ни участия. Скорее бесконечное презрение ко мне, измазанному в грязи собственной же силы.
Вскоре он, выкрутив мне руки, оседлал меня. Я не мог сделать ничего. Абсолютная беспомощность, ничтожность перед лицом большей силы надолго выбила меня из колеи. И я уже не был тем уверенным в себе витязем-победителем. Я был им. Я стал таким же, как он – жалким, слабым, ничтожным.
Я слышал, как в тот момент молчала толпа. Я скрипнул зубами. Капля пота одиноко, уверенно в себе упала на холодный пол. Звонкий сильный звук. Казалось, звуковая волна, словно взрыв, сметет все вокруг. Но все продолжало стоять. Мир не рухнул вместе со мной.
А через время я понял, что та капля пота унесла с собой мою силу. Она была последней каплей моего величия.