Решил "переиздать" в связи с выявленными многочисленными ошибками... Проба пера все-таки
!
- Господи, где я?.. И почему здесь так темно?.. Впрочем, главное, что я… Я жив! Я точно живой!
- Ну да, Рассказывай. Тут таких не имеется.
- Да нет же, я точно ощущаю, что я живой! Мыслю, следовательно, существую.
- Мысли, мысли, да не умничай. Я тоже Сократа знаю: «Я знаю, что ничего не знаю» - во, понял? Так что не понтуйся.
- Ну, во-первых, это не Сократ, смею заметить, а Декарт…
- Да какая разница? Они все на одно лицо!
- Во-вторых, вам никто не позволял меня перебивать. Кто вы? Назовитесь.
- Тут нет имен. Тут вообще, по ходу, ничего нет.
- А у меня есть имя, и я его помню.
- Да ладно? Серьезно? По-любому, даже если у тебя оно, то его все равно нет.
- Простите?
- Да вот так. Имя есть тогда, когда по нему тебя называют.
- А что вам, к примеру, может помешать в данный момент назвать меня по имени? Я Маркус Иванович Маркс.
- Ха! Ну и Фио! Это в честь тебя улицу назвали, в которой я жил?
- Смею вас поправить. Не в которой, а на которой. Это, так сказать, стилистическая ремарка. Далее должен уточнить, что к тому Марксу, я, слава Богу, никакого отношения не имею…
- Не ты не имеешь, а любое отношение относительно тебя не имеет никакого отношения с тобой. И если ты думаешь, что тут стоит выстраивать какую-то логику, то учти, что скоро сойдешь с ума.
- Знаете, кажется, после ваших слов я уже схожу. Но вы можете мне все-таки объяснить, где я нахожусь?
- Ты узнаешь потом, тем более, я тебе и так много рассказал всего, что и не следовало бы. Каждый здесь по какой-то определенной причине. И если мы лежим тут, в темноте на каких-то койках и если ты здесь, значит, ты что-то такое натворил или твои мысли сделали что-то такое, что кто-то что-то натворил по твоей вине, а это плохо.
- Вероятно, мне не стоит с вами спорить, иначе этот абсурд может привести к не самым лучшим последствиям, хотя, надо сказать, какие последствия могут быть там, где нет начала?..
- Вот! Вот это мне уже больше нравиться! Ты, Карл...
- Маркус!..
- Ну да, Карл Маркус, ты все время пытаешь выстраивать свои причинно-следственные, дидуктивно-индуктивные связи. Но единственное, что может быть истинно, это не причина и не следствие, а момент. Остальное – фикция ума. А если ты ничего не помнишь из прошлого, то какое вообще следствие может быть?.. Разве что уголовное!.. Ха-ха-ха… кхе-кхе… гм…
!!
Внезапно зашумела тяжелая открывающаяся дверь, уничтожая черную краску темноты. Смотреть было невозможно: свет, бьющий из двери, казался исключительно ярким, а былая темнота делала его совершенно невыносимым.
- Голубчик! Вы идете?.. – раздался чей-то иронично-спокойный голос, доносящийся из двери.
- Давай, иди, это по твою душу, марксист.
- Что?..
Тут сразу же произошел необъяснимый для Маркуса метаморфоз. Впрочем, надо сказать, что все происходящее сейчас с ним, было бесконечным метаморфозом. Он не заметил, как уже шел по белому коридору, овальной формы, стены которого были выполнены из какого-то современного или даже футуристического материала серого цвета. Он механически вспомнил, что такие же коридоры были в фантастических фильмах, которые он хоть и нехотя, но смотрел, будто отказываясь из-за собственного страха погрузиться в мир, описанный автором. Невозможно было понять, сколько времени прошло за период его смутных воспоминаний и ассоциаций. Не заметил он и то, как оказался в другом помещении, которое имело белоснежные почти слепящие стены и, похоже, являлось чьим-то кабинетом. На фоне этих стен было сложно заметить немногочисленную мебель (также белую), состоящую из стола и двух стульев, одно из которых было занято человеком в белом халате.
- Садитесь, голубчик! – донесся чей-то голос, видимо, принадлежавший сидящему господину, похожему на врача.
- Где я?
- Даже если я Вам, голубчик, скажу, где Вы, это решительно ничего вовсе не объяснит, а будет лишь инсинуацией для Вашего ума. Вам бы лучше сосредоточиться вот на чем. Попытайтесь вспомнить что-нибудь из прошлого.
Маркус сосредоточился. Вспомнить ничего не получалось. Неизвестный продолжал:
- Вот видите, голубчик. Если вы не знаете своего прошлого, для чего Вам знать, где вы в настоящем? Тут и о смысле существования задумываться как-то неудобно, а вы еще спрашиваете, где вы…
- Но если все это бессмысленно, тогда, зачем я здесь?
- Видите ли, если Вы считаете все это бессмысленным, то это еще не значит, что этого смысла нет. Тем более, это не значит, что Вы в праве решать, есть он или его вообще никогда не было. Время есть лишь тогда, когда есть тот, кто может следить за ним. Вот и со смыслом то же самое. Но, в конечном счете, он, как и время, есть лишь фикция ума, впрочем, как и все, что с нами происходит… Что с Вами?...
Тут Маркусу сделалось совсем плохо, и он потерял сознание. Очнулся он уже в другой комнате, светлой и просторной. Справа от кровати находились большой монитор, клавиатура и стул. По привычке он сел за экран и подумал, что раз это было сделано по инерции, то кое-что из воспоминаний у него уже есть, а именно: еще толком не проснувшись, кидаться за компьютер.
Через секунду он увидел, как загружается какая-то картинка. Немного подождав, он понял, что это какой-то неизвестный для него браузер. В браузере загружался только один сайт www.nichto.ad. Но внезапно раздался шум, похожий на звук открывающегося шлюза, отвлекший его от монитора. Позади него оказался тот самый человек в белом халате, которого он уже видел недавно. На этот раз он ничего не сказал, но Маркус каким-то неясным для него образом понял, что только что получил информацию от неизвестного. Неизвестный сообщил, что его пациенты обычно попадают в такие комнаты, когда теряют сознание и что в данный момент у него, Маркуса, сознание тоже потеряно, поэтому и говорить им не удается. Далее Маркус узнал, что если он хочет прокатиться на колесе под названием Сейчас, он должен снова найти свое сознание и научиться одевать символы в слова. Как это сделать, не было «сказано». Но у него есть так же возможность не искать сознание, т.к. его потеря считается здесь свидетельством избранности.
И, действительно, Маркус заметил, что мыслит не словами, а символами. От этого ему стало сразу и легко и тяжело. Все, о чем он пытался думать, превращалось в красочные метафоры и образы, выливающиеся друг из друга и исчезающие друг в друге. Мозговая деятельность была так напряжена, что он не мог остановиться, и только оглушающая физическая усталость смогла прекратить этот пляшущий поток вспышек и ассоциаций.
Погружение в сон было быстрым и внезапным. Факт того, что он, Маркус, без прошлого, неизвестно где, непонятно, какое время, находится и периодически перемещается из одного места в другое, без зацепки на объяснение, без надежды на определенность, сильно подрывал всякое желание продолжать эту загадочную цепочку. Но интерес, все еще живший в нем, заставлял двигаться и действовать. Тут его потуги на анализ были внезапно прерваны. Его понесло какой-то неведомой силой вперед. Любые попытки на самостоятельность заканчивались крахом, однако он понимал, что находится во сне и для сна это нормально.
!!!
- Неужели ты даже не заметил, что все это время на тебе были очки? – раздался голос издалека.
- Как это? С кем имею честь?
- Эх, Маркус, Маркус. Для чего ты спрашиваешь все эти лишние вопросы. Я же ясно спросил: неужели ты их не заметил?
- Какие очки?
- Да те, в которые ты все время смотришь, а мы показываем тебе всякие картинки. Ты даже не хотел подумать, что бы это все значило.
- Нет, почему же, я хотел бы разъяснений.
- Хорошо. Вот тебе разъяснения. Я апостол Петр. Здесь еще 11 апостолов, не считая меня, конечно. Ты оказался тут, потому что не хочешь ответственности, но стремишься к ответу и хаосу. Ты здесь так же и потому, что вечно искал то, что нельзя было найти. Это было невозможно, ибо оно у каждого при рождении. В общем, тут странники и заблудшие души, ну а мы, соответственно, всех вас направляем на путь истинный. Вынужден признать, что таких заблудших в последнее время пребывает сюда все больше и больше, а сей факт не может не беспокоить нас, апостолов.
Только сейчас Маркус смог рассмотреть то, где он находится. Очередная комната, но уже с дверью и заостренными кверху окнами в готическом стиле, была округлой и освещена дневным светом. Через окна были видны бесконечные зеленые просторы, тонущие в тумане горизонта. Казалось, что помещение находится очень высоко и, возможно, является содержанием башни. Немного оглядевшись, он так же заметил, что сама башня – часть какого-то большого грандиозного замка, по его собственным наблюдениям, скандинавского средневекового образца.
- Ваши наблюдения не подвели вас, - произнес апостол Павел, не представляясь, - Это действительно готический архитектурный ансамбль, имя которому мы так и не смогли дать. Такие обычно возводили в северной Европе, впрочем, речь сейчас не об этом. Я предложил бы вам спуститься вниз. Вас ждет небольшой сюрприз.
Позади Маркуса отворилась старая деревянная дверь. Посмотрев, что за ней, он увидел каменную винтовую лестницу, заворачивающуюся в темноту и монаха с горящим факелом, отворившего дверь. Через несколько минут Маркус спустился вниз и оказался в центре огромного храма, среди величественных сводов и множества статуй, органично вписывающихся в выдержанную архитектуру этого места. Яркий чистый свет пробивался сквозь огромные витражи церкви, а спокойная вечная музыка органа застывшая в воздухе, придавала феерический характер всему происходящему.
- Приготовьтесь, - сказал Павел, - сейчас вам стоит преклониться…
И, конечно, он преклонился. Ему казалось, что вот-вот сейчас он, Маркус Маркс, встретиться с Ним, будет говорить с Ним, он уже ощущал свою избранность и проникновение моментом. Раз уж здесь двенадцать апостолов, то и Он должен быть тоже здесь и наконец будет возможным говорить с ним, сбудется его тайная мечта, осуществив которую, он наконец сможет обрести веру и желание жить... Но чуда не произошло. Перед ним, опущенным на колени и преклонившим голову, стоял обычный старый священник, а важность ему придавала лишь подготовка к встрече. Священник заговорил:
- Сын мой, я приветствую тебя здесь в нашем доме Всевышнего. Все что с тобой происходит, это дело случая, а любой случай есть закономерность судьбы. Прими же ее с достоинством и покайся, потому что я дам сейчас тебе то, что ты хочешь. – с этими словами священник вынул из своего бесформенного камзола плотный свиток и вручил ему Маркусу.
- Здесь находятся некоторые жизнеописания, которые ты некогда составил сам и пострадал от них. Возьми же их, прочти, а потом возвращайся ко мне покаяться. – тут он замолчал. Маркус дрожащими руками взял свиток и тут же его раскрыл, все еще сидя на коленках. В свитке было написано следующее…
"ИСТОРИЯ ОДНОГО НЕБА
Утро встретило меня свежестью и пением птиц. Солнце только всходило. Его лучи бесцеремонно врывались в мое открытое окно, ветер столь же, а может быть, и более бесцеремонно и нагло подхватывал легкие шторы и рывками подкидывал их кверху. Я почти не спал в эту ночь. Мне казалось, что теплый свет утренней зари лишь обман, банальное событие или подтасовка. Сразу появлялось слишком много вариантов на этот счет, и они друг другу противоречили. Я подумал, что все вообще со мной происходящее не иначе как шутка, ловкий трюк чьего-то воображения, уже тогда промелькнуло, что, возможно, даже моего…
Всегда и везде все мои потуги на гармонию кончались крахом, любой внутренний диалог мог стать мукой, а баталии с самим собой заканчивались fiasco. Лишь на мгновение, на миг что-то рождалось во мне, как искра, как озарение, которое невозможно облачить в слова и сохранить в памяти, и я чувствовал, именно чувствовал, а не осознавал, выход, ответ и судьбу…
Итак, я лежал на своей кровати и думал. Вдруг что-то побудило меня в это раннее время, летом в шесть утра, встать и пойти на улицу…
Город медленно просыпался, расправлял свои каменные плечи, разминал голос, по венам начинала пульсировать кровь. Пульсировала она с шумом, сигналами и визгом тормозов. Пешеходы сонные, но уже пробуждающиеся шли на работу, на остановку, переходя дороги, заходя и выходя из подземных переходов. Почти каждый из них наверняка имел какую-то цель, каждый вставал ранним утром и куда-то спешил. Кто-то точно знал, что ему нужно в этом пути, другой лишь доживал свои дни, вот так вынужденно бегая то на работу, то с работы.
Я никуда не шел, никуда не стремился. Я осознавал, что мое душевное состояние не совсем верно, что замеченная мною вся тщетность, комичность и в то же время трагичность всей этой беготни, езды и прочей повседневности, - все будто служило мне лишь какой-то защитой от собственных проблем и ошибок, делая мое существование чуточку легче, наделяя его хоть каким-то смыслом. Однако, без принципа от противного, без примера этих людей и их беготни, я бы, возможно, погиб окончательно, так как мне не с чем было бы сравнивать себя и свои ценности. Да и эта зацепка, эта искусственная струна, которую я периодически натягивал, исчезала и рвалась, стоило мне хоть немного прийти в свое обычное состояние.
Это было, как я уже и говорил, обычное утро. Но я необъяснимым образом чувствовал, что это солнце, свежесть и ясность имеет под собой исключительно шаткую основу и все может поменяться в миг в худшую сторону. Город уже окончательно ожил. Я гулял по относительно пустым улочкам старой исторической его части. Что-то теплое проблеском появилось во мне от этого квартала и этого свежего солнца. Этого было достаточно, остальное казалось лишним. Легкая светлая печаль тихо закралась в мое сердце, и я постарался задержать ее там подольше, растворившись на секунду в улыбке. Но как только я заметил ее, печаль, как только я сознательно захотел приютить ее на время, она тут же испарилась. Пришла лишь злая ирония над самим собой и своей сентиментальностью. Как глупо я выглядел, наверное, вот такой улыбающийся себе и растроганный какой-то ерундой! И борьба эта была моментальной и заканчивалась сокрушительно для моего мягкого сердца. Однако кто боролся со мной? Я сам с собой, какой-то внутренний червь, мой разум, беспощадный Минотавр, которого невозможно убить, т.к. Тесей мертв, или Степной волк? Я знал это, знал все механизмы, могущие происходить в моей голове, но одно дело знать, а другое уметь. Почему-то я всегда дифференцировал, всегда разделял себя со своим разумом. Он был будто не мне принадлежавшим механизмом, богом самобичевания и самокритики, врагом, который был создан мною самим.
Я провел это утро, как всегда, в одиночестве, оставалось дожить еще этот день, чтобы потом забыться во снах... А люди продолжали идти, машины двигались нескончаемым потоком. И что-то было во всей этой мишуре и движении вперед. Возможно, это и была сама жизнь, вот такая, какая есть, органично ставшая неким результатом человеческого хода истории. Однако все это так же представлялось мне чужим, неоднородным моему духу и ценностям. Я не был в этом потоке! Я был на периферии, возможно, в другом измерении, выключенный из жизни, выброшенный на острые рифы собственного забвения…
Тут я заметил, что солнце внезапно ушло за надвигающиеся кучные облака, подул неприятный и пыльный ветер, а все окружавшие меня только что краски домов и переулков сменились серым надвигающимся дождем и холодом. Я подумал, что есть еще кое-что, что, быть может, держит меня в этой жизни. Это была природа, последняя пристань истины, последний открытый дом для странника без цели и желания наживы. Ее мистическое начало звало и держало меня, отзываясь на мои чувства и переживания. Кто брал начало в этом взаимодействии настроений, игре причин и следствий, кто первый начинал грустить, а другой подтягивался, кто радовался первым, а кто спохватясь, подражал и сопереживал? Я или она?.. Мне было уже неважно. Я лишь удивлялся ее стойкости, силам, позволяющим с мужеством претерпевать эти страшные изменения, создаваемые людьми и их машинами. Жива ли она? Или это просто остаток, тень природы?.. Я, как и она, тоже лишний, тоже обесценен вместе со своими никому не нужными мыслями. Есть лишь одна любовь у сегодняшнего человека и, пожалуй, последняя – это технологии, прогресс и все, что с ним связано. Зло, которому поклоняется мир…
Так я шел в скверном состоянии, вроде бы такой еще молодой, такой максималист, но уже потерявший всякие опоры, чтобы стоять, чтобы нормально существовать в этом мире, потерявший надежду и веру. Предаваться глубокой грусти, уходить в забвение и даже, где-то очень глубоко, на границе сознания и бессознательного, получать от этого извращенное эстетическое удовольствие, - все это было для меня безысходным и родным.
От моих мыслей меня отвлек чей-то мужской пожилой голос.
- Как же замечательно, что ты пошел именно по этой улочке! – я обернулся, передо мной стоял старик довольно нищенского вида, в тряпье, с бородой, в которой пряталась широкая улыбка.
- Мы знакомы? – удивленно спросил я.
- Уже да, - быстро последовал ответ.
Честно говоря, я не знал, как реагировать на то, что со мной происходило. Этот старый мужчина, улыбающийся так загадочно, будто что-то обо мне знает и появившийся здесь не случайно, вызывал у меня противоречивые чувства. Случай был нестандартный, особенно в том контексте, что вся моя жизнь являлась стремлением к разрушению любого стандарта, шаблона, любых искусственно созданных рамок. Я был настолько обескуражен необычностью момента, что мне уже стало казаться что-то необычное в этом нищем. В его молодых глазах, глубоко посаженных в старое морщинистое лицо, блестела усмешка. Каким-то необъяснимым образом я почувствовал, что эта встреча была ничем иным, как знаком, внезапно родившимся ответом на мои уходившие в пустоту вопросы последних лет, звучавших в ноте аскетического самозабвения.
Старик после небольшой паузы, вызванной наблюдением за моей работой мозга, отражавшейся на лице, добавил:
- Я… хотел всего лишь попросить у тебя немного денег…
Что-то бесследно в один момент погибло во мне. Всего лишь фантазия, всего лишь плод моего больного воображения и бессознательного желания быть спасенным, всего лишь очередной мираж после бессонной ночи – вот, что было на самом деле. Никакого знака не существовало. Реальность была, как всегда, намного прозаичней, чем казалась. Старик стоял в ожидании, глядев на меня все таким же смеющимся взглядом. Наверное, в его глазах я был как не от мира сего, и даже он, отвергнутый, выплюнутый обществом элемент, даже он чувствовал, что более включен, более вплетен в жизнь и реальность, нежели я. Все, что оставалось делать это достать из штанов мелочь и уйти прочь. Ковшом руки я вычерпнул из карманов какую-то кашу из звенящих и шуршащих денег мелкого номинала и положил ее в ладонь нищему. Возможно, будь у меня в тот момент что-нибудь покрупнее, я бы отдал ему и это за хотя бы промелькнувшую по его вине надежду, хотя бы за секундное вдохновение и чистый глоток воздуха. Он, этот отшельник, так и остался стоять с протянутой рукой, но уже наполненной деньгам, которые, по всей видимости, были для него невиданной добычей. Я стал двигаться дальше, двигаться из неоткуда в никуда, из прошлого в будущее. Это прошлое и это будущее были в сущности одинаковыми, ничем не отличавшимися друг от друга константами, ничего не отнимающими и ничего мне не дающими. Но, начав было уходить, я услыхал голос, зазвеневший у меня в ушах, будто он шел откуда-то изнутри.
- Эй, малый, твой шанс заказан. Ты отдал деньги, а значит, пропуск твой!.. – немного опомнившись, я понял, что голос принадлежал причине моего разочарования, все тому же старику. От этого, а так же, наверное, и от бессонницы и недоедания, в голове потемнело, на этот раз появилась тупая злость на этот смеющийся, измывающийся на меня мир.
- Не стоит обижаться на себя и меня, я всего лишь шучу!
- И что именно для вас было шуткой? – попытался уточнить я.
- Всё! И везде. Конечно, везде я шутил… Ведь, как там сказано? Не стоит относиться к жизни всерьез: вам все равно не выбраться из нее живым! – старый незнакомец, процитировав кого-то, благодушно рассмеялся.
Нет, это старки, почти с мистической логикой, абсолютно недоступной мне, этот мудрец и сумасшедший был здесь неслучайно.
- О каком пропуске вы имели ввиду? – добивался я хоть малейшей ясности.
- Идем со мной, и ты все узнаешь…
Я поддался, не смотря на мою агрессию и усталость, а так же щемящую головную боль, я все-таки ждал, что он, наконец, это скажет и я смогу идти в каком-то определенном направлении, пусть к неизвестной, но цели. Мы двинулись от центра города в один из спальных районов.
Внезапно он заговорил снова:
- Наверное, ты ищешь во всем этом мистику и провидение высших сил. Это заметно. Но это не так. Я просто знал, что встречу тебя, сегодня мне приснился сон, - витиевато и противоречиво изъяснился старик и тут же добавил, что «кажется, дождь собирается».
И действительно, пошел сильный ливень, шквалом накрывший город. Перед нами тут и там семенили спасающиеся прохожие, накрывающиеся кто пакетом или сумкой, кто натянутой на голову рубашкой, каждый пытался найти прибежище, переждать бурю. А я предался размышлениям на совершенно отвлеченную тему следующего содержания: с какой целью все эти прохожие накрывали свои головы, ведь было очевидно, что остаться сухим в такой дождь было невозможно. То ли из-за желания сохранить прическу, то ли механически, по инерции и привычке или в силу страха потерять волосы под кислотным дождем? В любом случае, эти люди были насквозь промокшими. Из моей детской недолгой задумчивости вывел старик.
- Конечно, по инерции! – вставил он.
- Что? – не успев удивиться тому, как он смог прочесть мои мысли и дать правильный ответ на мой отвлеченный вопрос, я его переспросил… Затем, уже в который раз, дрожь прошла по моему телу. И эта дрожь была уже не от дождя или ветра, а от абсолютного ступора сознания, не желающего верить в происходящее.
- Ты переспросил по инерции, еще раз повторюсь для глухих – недовольно-шутливым тоном отчеканил ответ старик.
- Да, но дело в том, что…
- В чем?
- В том, что вы сказали фразу «по инерции» еще до того, как я переспросил. Это говорит о том, что вторая фраза не является повторением первой, а имеет обособленный от моего переспрашивания характер. Ведь вы не могли же знать априори, что я переспрошу еще до этого.
- Откуда ты знаешь?
- Это логика, а наш случай та самая повозка, стоящая впереди кобылы.
- Я не знаю, что ты хочешь мне доказать и о какой кобыле идет речь. Да и вообще, что здесь плохого, если повозка встанет впереди кобылы? можно ведь попятиться назад и повозка снова будет в движении! – осчастливленный этой мыслью, он будто был уже этой повозкой, а, может, лошадью или всем сразу. Мои потуги понять, как так вышло, что мои мысли были прочитаны, да так легко и непринужденно, закончились очередным ироничным, ребяческим комментарием этого нищего-волшебника.
- Слушай, давай ты не будешь сегодня опираться на логику, а? Хоть когда-нибудь засунь ее куда подальше. Я мог сказать любую фразу, так чтобы ты ее плохо расслышал, вызвав тем самым механическую реакцию для переспрашивания и так, чтобы она была крючком к любой твоей мысли. А ты из-за своего больного воображения приписал бы мой трюк волшебству, хотя на самом деле это лишь твоя фантазия, малыш, и мое знание психологии, пусть и поверхностное… Ох, ну ты напряг старика, я чуть ли сам не понял свою несвязную речь… А вот мы и пришли.
То место, на котором заканчивались наш путь и эта ничего не объясняющая, а еще более запутывающая беседа, было обычной шестнадцатиэтажкой..."
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ