Боже, как давно это было! Я сидела одна. Попросила маму оставить меня на ночь. Звонок по телефону пол-третьего ночи заставил вздрогнуть. Мама? Но, во-первых, она наверняка думает, что я сплю, а, во-вторых, она бы позвонила на мобильный. Трубку я взяла. Я училась в девятом. Я думала, что со мной такого никогда не случится. Грубый мужской голос попросил Лену. Я сказала, что она спит, сама не зная почему. Он долго и настойчиво требовал маму к телефону. Я сказала: "До свидания", а он ответил:" Ты об этом пожалеешь". Я схватила свой мобильный телефон и выбежала на улицу, успев одеть старые джинсы и куртку на голое тело. Эту одежду я разрежу на тряпки и сожгу. Я её ненавижу! Я позвонила маме.
Через 15 минут сидения на земле за деревом в страхе и отчаянии, я встала, увидев то, что нужно. К подъезду подъезжала плавно и тихо тёмно-синяя "Ауди". Год после этого я помню плохо. Я не видела ничего за каким-то туманом. Я ни разу не заплакала. Просто потому, что даже плакать я не могла. Я помню, как нам на какие-то чужие паспорта покупали билеты. Я помню какой-то очень крутой самолёт. И какую-то страну. Там было жарко. Там всегда было очень жарко! Я так соскучилась по московской зиме. Но тогда я не смела вспоминать это слово "Москва". Такое далёкое и такое родное. Я не помню, чтобы я что-то ела, я не помню, что я делала. Я не помню, как выглядела моя мама и я сама. На самом деле, мне было на это плевать. Я жила там, как во сне. Я жила мечтой. Мечтой, о которой не имела права не только сказать, но и подумать.
А сейчас я проснулась. Я другая. Но, вроде, я. Я вытащила деньги из маминого кошелька. И на все купила цветы. Я шла туда. Шла той дорогой, которую видела во сне каждую ночь. Но шла без радости. Я понимала, что уже никому здесь не нужна. Идти было пять минут. Я шла целый год. Я не интересовалась и сейчас не хочу знать - в какой стране я была. Потому что уверена, что весь год я пыталась пройти по этой дороге. И вот, наконец, почти дошла. Я поднялась на третий этаж. Я помнила всё. Я помнила - во сколько звонки. Я не ошиблась. У меня было предчувствие. И из этого класса вышли они. Светка, превратившаяся в очень красивую девушку из отличницы-зубрилки. Узнала я ее только по глазам. И - Боже! - под ручку с Васей, с которым в ТОМ девятом играла Джульетту, а он - Ромео! Я смотрела, как они выходят, понимала, что никто не обратил на меня внимания и, как всегда, не плакала. Я зашла в этот класс. Из-за огромного букета были видны только мои глаза. У неё из рук выпал классный журнал, в списке которого уже не было моего имени, который я стояла и так преданно ждала в своём девятом, который кто-то сейчас забыл. И единственное слово, которое она произнесла и первое слово, которое я , наконец-то, услышала было "Кристя?" Такое туманное и знакомое. Я молча отдала цветы. Я не бросилась ей на шею и опять не заплакала. Я стала грубой и закалённой. Мне ничего не было нужно. Я не настаивала на том, чтобы меня помнили. Мне просто было капельку обидно. Капельку, потому, что я больше не умею испытывать сильные чувства. Я не поехала гулять по городу, он тоже меня забыл. Я не спустилась в метро., а поймала машину. На Большой Никитской, 22 был огромный ресторан. И вообще всё было огромное и незнакомое. Я попросила отвезти меня на "горбушку". "Извините, куда?", - удивился молоденький мальчик за рулём. Почему у людей такая короткая память? Я всё поняла. Я не стала философствовать. Просто разучилась. Не было больше моей фамилии в списке дежурств. Не было больше у меня любимой учительницы, не существовало моей "Белой Гвардии", не было моего города. Зачем я стремилась сюда7 Зачем видела во сне неправду и верила ей? Мне было больно, и я не плакала.Мне было стыдно оттого, что не было слёз. Я не бросилась в реку с Крымского моста, который называлася уже как-то по-другому. Я понимала, что это легче всего, понимала, что так делают слабые люди. Я ещё что-то понимала. Но не могла плакать, улыбаться, злиться, раскаиваться. Я была роботом. Но было последнее чувство, которое у меня осталось. Я умела любить. Я сейчас стояла, смотря с моста на Москву-реку и знала, что не смогу без неё, я вспоминала свою школу и всё равно её любила. Я знала, что не для того стремилась сюда так долго, чтобы разрушить эту любовь. Я надеялась, что привыкну.
...Я проснулась от звонка будильника. С тех пор прошло пять лет. Я уже два года учусь в институте и до сих пор не знаю где живу. Сама я здесь, но моё сердце и мысли там. Сон мой был дурацким. За год всё не могло так измениться, но я очень хотела учиться в школе и уметь любить! Потому что здесь я могу только ненавидеть и жалеть. О разбитых чувствах и забытых лицах. И о том, что никто так и не узнает, куда же исчезла дура, всё время писавшая плаксивую прозу, потому что стихи не получались, фанатка, носившая огромные букеты учительнице истории, подруга, слушавшая странную музыку и девчонка со счастливым лицом, сидевшая за ближайшим столиком и вечно подпевающая любую песню.
Я вот пишу сейчас это и плачу... Лучше часто плакать, чем забыть - что такое слёзы. Я прогуляла сегодня школу, потому что совершенно уверена, что моя фамилия 22 в классном списке, в том, что кто-нибудь из девчонок обязательно позвонит, потому что они меня любят. А я их. В том, что Светлана Александровна скажет :Здравствуй, Кристя!" в понедельник на уроке истории, в том, что Дима оставит билет 27 октября, в том, что папа привезёт подарок из Эстонии, в том, что мама позвонит. Я пишу, вместо того, чтобы учить французский.Пишу, пытаясь выразить любовь к Москве и всему, что меня связывает с ней. И, по-моему, у меня ничего не получилось. И никто не поймёт, что я хотела сказать.
15.28 15.10.05