Слушаю Nirvana и мне кажется, будто Курт родился какой-то такой гнусной, как "Тошнота" Сартра, белорусской зимой.
Пришла зима.
Пришла, как волк.
Злобно, угрюмо, неотвратимо.
Холодным мокрым носом потыкается и отскочит.
Настоящий же холод от ужаса – как до смерти она может искусать заблудшего путника.
Хлюпая, чихая, сморкаясь, и пророча температуру, идет она, оставляя опасные лужи: ступишь в такую и вот уже весь в хрустальной каше мельчайших льдинок, смоченных слезами, рассыпавшихся осколков, перемешанных – не отделить – с черно-серой грязью.
Она идет. Сама себе не рада. Больная, угрюмая, одинокая, вся синяя от голода. Раскачивается, воет, костлявыми пальцами обрывает с деревьев уцелевшие каким-то чудом листья. Шаги ее пьяны от озноба. Она напилась колючего ветра и резких, словно надфиль, снежинок. Все какое-то мерзкое, опасное, одинаково депрессивное с ее появлением. Черно-белыми, серокаменными, полосато-зебристыми, взъерошенными и распушенными кажутся ее краски. Талант. Несомненный. Выворачивать все наружу. Топить все жилистыми мелочными руками пессимистов в специальных ваннах, которые наполнены грустью и тупым уставившимся морганием, наполовину разбавленных пепельной тоской по жизни. Настоящей, дремлющей и далекой. Хочется раскопать ее. Во что бы то ни стало. И, словно некрофилы, мы вгрызаемся в замороженную плоть земли, сдираем ногти до крови, но… Тишина. Что ты можешь человек? Персефона давно в аду. Где тебе тягаться с Аидом.
Обессилев, мы гулко выдыхаем в пустоту белые облака пара, словно маленький паровозик, с каждым глотком воздуха выпивая, по меньшей мере, пинту чистейших скользких минусов, минусов, минусов…
Она спотыкается, падает. Все в крови. Она подымается, лицо искажает нечеловеческая ухмылка. Наверное, кто-то умер.
Не зима, а жалкий такой злобный дистрофик: ни тебе снега, ни тебе снеговиков, которым можно, между прочим, воткнуть куда не положено морковку, сразу повеселев от радости содеянного, ни льда, ни снежинок, ни тебе исконно русской православной росписи на окнах. Ни градусников прохожим не поставишь, ни в сугроб хрустящий не упадешь с пьяну, не боясь шею сломать. Что и говорить: ни шило, ни мыло, ни туда, ни сюда, ни то, ни се… В просак, одним словом.
Бррррррр. Холодно то как.
Белорусская зима. Даже Дед Мороз у нас не водится.
Угрюмые лица случайных прохожих,
Чуть выше их шеи натянуты рожи,
Рожи больные, на них безысходность,
Все то, что когда-то заставило ползать…