-2-
Заперев пыльную комнату на ключ, император спустился из башни и направился в свои покои. Несмотря на довольно ранний час, жизнь в замке бурлила, словно вода в горном потоке. Почти шесть лет минуло с печальной кончины старого короля, и эти стены успели позабыть о ночном покое и полусонной размеренности праздных дневных часов.
Все годы правления Равальдо Виастор находился в состоянии перманентной войны. Не в добрый час корона, упавшая с головы сломленного духом Талаво, досталась его искалеченному в разгромном сражении при Лигли сыну. Раваль взошел на престол, когда войска Акривы, союзницы метерского завоевателя Горана Сильного, захватили север страны и были временно задержаны в своем победоносном продвижении к столице осенней распутицей. Король Каван не без основания опасался утопить свою армию в непроходимых виасторских болотах.
* * *
Война, бушевавшая в центре материка, все ближе подкатывалась к границам Виастора. Количество торговых судов, прибывающих в речные порты на Млере и Милье, заметно сократилось. Товары из Иканды, Стеции и Бастоники доставлялись с большими задержками; все связи с западными, северо-западными и северными королевствами оборвались вовсе.
Путь по великим рекам и их притокам соединял семнадцать внутренних королевств, не имеющих выхода к морям, между собой и с расположенными на побережье Эвситова моря южными странами. И именно на землях Виастора Млер и Милья подходили ближе всего друг к другу: уже не одно столетие виасторское Двуречье играло роль важнейшего центра международной торговли и являлось серьезным политическим козырем в руках его правителей. Оно же служило и основой процветания этой не слишком обширной низинной страны, большая часть территории которой была покрыта лесами и болотными топями.
Если в мирные времена речные торговые караваны поднимались по Млеру и Милье от устья почти до самых верховьев, то есть до расположенного ближе к северо-западной оконечности континента Гелироса и до Эргезы на северо-востоке, то теперь они не шли дальше Торгаса по Млеру и лишь с большими предосторожностями и охраной добирались в Эргезу.
И прежде соседи не всегда уживались: то и дело разгорались конфликты между Плавком и Стецией, между Бастоникой и Симаном; не раз воевали друг с другом Такания и Иканда, Акрива и Нардир, Метер и Файера, Виастор и Дегара. Но Адрэсс давно забыл о том, что такое всеобщая бойня: память о Битве за Запрещение хранили лишь древние Хроники почти тысячелетней давности.
Словно шальное поветрие пронеслось над Адрэссом, обострив до предела все старые, набившие оскомину противоречия и обнажив все загнанные усилиями дипломатов вглубь больные вопросы. Волна кратковременных, но кровопролитных войн прокатилась с северо-востока на юго-запад, чудом миновав Виастор. Надо сказать, что «чудо» это во многом было рукотворным – король Талаво славился своим искусством дипломатических игр и политического лавирования. Воюя между собой, большинство стран нуждались в поставках оружия из Гелироса и Плавка, зерна – из Огаро и Кота, кожи и сушеного мяса – из Завьяса, вина и сахара – из Рорка и Алаваты, леса – из Виастора и Нардира, лошадей – из Йонда. Все это попадало в Двуречье – в порт Лигли на Милье и в Парну на Млере. Дорога между Лигли и Парной всегда содержалась в отличном состоянии и хорошо охранялась, изобилие вьючных животных, телег, фургонов и подвод обеспечивало быструю доставку товаров из одного порта в другой. В целом двусторонние войны были только на руку Виастору.
Все изменилось, когда вслед за недавно утихшими локальными конфликтами свое наступление на ослабленные взаимным кровопролитием страны повел король Метера Горан Сильный. Он долго выжидал и выбрал для осуществления давних планов самый подходящий момент. Еще в молодости король Метера – одного из центральных королевств – насильственным образом расширил свои территории, захватив прилегавшее к его королевству герцогство Бакль. Но, развязав вслед за тем, войну с Плавком – его привлекали запасы железной руды и других металлов в горах Диурита, – был остановлен и как будто успокоился. Пятнадцать лет Горан Сильный мирно правил своим королевством, ведя торговлю с соседними странами. Толчком к новой агрессии послужила кончина короля Файеры, не оставившего прямых наследников. И тут Горан предъявил свои права, основываясь на дальнем родстве с угасшей династией. Файерская знать не спешила признавать законность этих претензий, а Горан и не собирался дожидаться согласия. Пользуясь ситуацией, он быстро овладел тремя крупными городами и осадил столицу. Не сумевшие договориться между собой бароны, были вынуждены подчиниться захватчику. Провозглашенный королем Файеры, метерский правитель не стал ни в чем ущемлять новых подданных, наоборот, он убедил их принять участие в завоевании Плавка, с которым граничили и присоединенные земли. На этот раз удача сопутствовала Горану. Прибрав к рукам южного и западного соседей, он нанес удар на восток. Неожиданно для Горана Такания, недавно вышедшая из войны с Икандой с небольшими потерями части земель на своем, левом, берегу Мильи, оказала упорное сопротивление – армии Метера увязли в этом походе почти на год. Впрочем, возможно, причина задержки заключалась в распылении сил, поскольку, не овладев и половиной земель Такании, удачливый завоеватель двинул файерские армии в Стецию. Сражаясь одновременно на востоке и юго-западе своей разрастающейся империи, Горан входил во вкус и уже строил планы дальнейшего продвижения на юг и юго-восток.
С падением Такании и Стеции территория Метера на востоке простерлась до западного берега Мильи, на северо-западе треть течения Млера, а также его крупный приток – Олку, попали под власть Горана Сильного. Богатые плодоносные земли Такании и Файеры, железные, медные и серебряные рудники Плавка и Стеции уже не удовлетворяли аппетитов короля Метера. Еще немного усилий, и он сможет диктовать свои условия Северу и Югу, Востоку и Западу.
Новые пошлины на перевозку товаров по речным магистралям должны были существенно пополнить казну Метера, при этом нанося заметный урон участникам прежних торговых соглашений. Но Горан все еще не контролировал Милью: ее восточный берег вдоль границы Такании принадлежал Иканде, затем Милья протекала по территории Рорка, Виастора, Дегары и поворачивала в юго-восточном направлении.
Стратегической целью завоевателя стал Виастор. Добраться до вожделенного Двуречья Горан мог двумя путями – либо через Торгас и Акриву, либо через превосходящий по величине оба эти королевства взятые вместе Рорк. Торгас уже с трех сторон был окружен землями новой империи, и, на взгляд правителя Метера, так и «просился» войти в их состав. Стоило императору пересечь границу Торгаса, как он тут же убедился в правильности своего решения: дальновидный король Каван предложил заключить завоевателю союз с Акривой.
В только что покинутом министрами и советниками зале Королевского Совета виасторского замка остался один человек. Король Талаво – грузный мужчина около пятидесяти лет с отечным желтоватым лицом и густой проседью в длинных поредевших волосах – сидел, ссутулившись и судорожно вцепившись руками в подлокотники массивного, изукрашенного резьбой и позолотой кресла; его, обращенный в пространство прямо перед собой, остановившийся взгляд был полон отчаяния. Он долго и, не будет преувеличением сказать, мудро правил своей страной, благодаря искусной дипломатии и выгодным торговым соглашениям многократно увеличил ее богатства, по возможности избегая участия в бессмысленных и разорительных склоках между соседями, он нашел блестящую партию для старшего сына… И вот – все потеряно.
– Я не переживу этого, не переживу, – бормотал себе под нос несчастный правитель. – Ах, Каван, старый друг! Не простил. Уж так тебе хотелось протянуть руки к Двуречью, хотя бы через Иленку свою косоглазую, а я сосватал Равалю Келианду. Кто мог знать? Кто мог знать?!! Но ты еще пожалеешь, жалкий предатель. Горан всех под себя подомнет и тебя, умника, не помилует.
За два месяца до нападения Горана Сильного на Торгас Талаво начал вести переговоры с королем Рорка Вилардом, а также с Каваном и будущим родственником – королем Алаваты Лепольто. Все соглашались с тем, что пришло время создать коалицию, способную противостоять метерскому завоевателю. Кроме того, неспокойно было и на юге: участились набеги кочевников с юго-запада на Йонд, Коту и Завьяс. Необходимость военно-политического объединения напрашивалась сама собой. Но договориться до чего-то определенного предполагаемые союзники так и не успели…
Негромко стукнула боковая дверь, Талаво медленно повернул голову на звук. У двери стоял бледный, осунувшийся Раваль, черные круги залегли под глазами юноши, перемотанная толстым слоем бинтов правая рука была подвязана к шее поддерживающей повязкой. Очевидно, он пришел сюда, превозмогая слабость, и еле держался на ногах.
– Тебе нельзя вставать, – от неожиданности резко сказал король.
Талаво был хорошим отцом и любил своих сыновей, которыми обзавелся довольно поздно.
– Сядь скорее, а то ты сейчас упадешь.
Король был уже на ногах и вовремя успел поддержать Раваля, голова у принца кружилась – он все еще не оправился от большой потери крови. Талаво усадил сына в одно из предназначенных для членов Совета кресел и сам сел на соседнее место.
– Ну, зачем ты поднялся, Раваль? – упрекнул он сына.
– Я должен был быть на Совете, отец. И мне необходимо, наконец, поговорить с тобой.
– Сначала ты должен поправиться.
– Если зима будет теплой, акривцы дальше не сунутся до лета, – не обращая внимания на замечание отца, сказал принц. – У меня есть план. Доверь командование мне, я справлюсь лучше Бретондо и Сонэ. А если будут морозы, и Каван начнет наступление, это даже лучше. Граф Кроно поможет мне загнать его в Гиевскую топь, мы сразу это предлагали. Только два этих старых чурбана нас и слушать не стали!
Глаза принца лихорадочно блестели, боль поражения превосходила даже физическую боль, ни о чем другом, кроме реванша, он и думать не мог.
– Ты не должен так говорить о старших военных советниках, сын.
– Не знаю, что они наговорили в свое оправдание, ваше величество, но они целиком ответственны за этот позор! – гневно воскликнул юноша.
– Раваль, ты еще слишком молод, – попытался урезонить максимализм принца Талаво. – Мы были застигнуты врасплох, командующие сделали то, что было возможно.
– Нет, – упрямо мотнул головой Раваль. – Они лгут тебе, отец.
– Оставим пока это, – сказал король строгим тоном, он умел, когда это было нужно, пресекать любые возражения. – И до зимы и, тем более, до лета время еще есть. Раз уж ты здесь, скажу. Тебя ждет важное поручение: как только ты достаточно окрепнешь, поедешь в Литериссу. Нам нужен военный союз с Алаватой не на словах, а на бумаге. И со свадьбой тянуть не стоит, она должна состояться в назначенный день. Только это может укрепить наши позиции. За Каваном стоит Горан Сильный, в одиночку нас раздавят.
При напоминании о свадьбе, Раваль закусил губу. Зная самовлюбленный характер Келианды и свойственную ей душевную черствость, на сочувствие он не рассчитывал.
Их с Кели отношения развивались болезненно и странно. За прошедшие со времени неудачной прогулки к Каменному Кругу два с небольшим года Равальдо не однажды бывал в Литериссе; на дорогу от Свиллы до Литериссы уходила неделя, если путешествовать в карете, верхом же принц доезжал за четверо суток. Он проклинал эти обязательные визиты и в то же время ожидал каждого вновь назначенного свидания с лихорадочным нетерпением, чувствуя, как внутри разгорается жаркий, испепеляющий огонь страсти. Они не могли провести полчаса вместе без того, чтобы не поссориться и не наговорить друг другу массу нелицеприятных вещей (говорила, в основном, Келианда), но при этом парадоксальным образом с каждой встречей возрастало взаимное физическое влечение. В последний приезд Равальдо леди Эрала буквально извелась, стараясь не выпускать жениха и невесту из поля зрения: слишком ярко горели их глаза, слишком долгими были рукопожатия. Тем не менее, они улучили достаточно минут, чтобы, укрываясь в укромных уголках сада или темных закутках дворцовых коридоров, распробовать вкус губ и ощутить жар объятий друг друга. Красота Келианды – яркая, броская, искрящаяся и притягивающе-пугающая, как красота темной колдовской ночи – даже в воспоминании вызывала у Раваля безумные приступы желания, которые пока что приходилось удовлетворять другими, более доступными способами – при помощи прачек, горничных или девиц из столичных увеселительных заведений. Впрочем, и его не всегда скромные ласки, очевидно, пришлись принцессе по вкусу: сопротивлялась им Кели в основном для приличия – довольно вяло. Одним словом, брачная ночь, до которой тогда оставалось еще пять месяцев, обещала стать бурной и сулила океан наслаждений.
Но как-то она встретит его теперь?
Отвлекшись мыслями о Келианде, Раваль прослушал последнюю фразу отца.
– … теперь мы отрезаны. Поэтому тебе придется ехать через Алавату.
Юноше пришлось заставить себя сосредоточиться. Ну, да, отец говорит о Рорке. На востоке Виастор, по форме напоминающий неправильный треугольник, граничил с простершейся до самого океана Алаватой, на юге с ним соседствовала Дегара, на западе и северо-западе – Нардир и Акрива. Небольшая по протяженности северная граница Виастора прилегала к Рорку. С потерей Двуречья Виастор оказался отрезанным от северного соседа, попасть в Рорк теперь можно было только кружным путем. Ни Талаво, ни его сын не могли знать, что встретиться с королем Вилардом Равалю не суждено.
* * *
С тех пор много воды утекло в Млере и Милье, кровью пропиталась земля бывших Метера, Акривы и Алаваты. Стремительно менялась не только география вокруг исконно виасторских владений, но и весь уклад жизни на подвластных королю Виастора территориях, включая его собственный замок.
Вернувшись из последнего похода на Гелирос, Равальдо приказал перенести из Свиллы и разместить прямо в загородной королевской резиденции все службы, какие он желал иметь непосредственно «под рукой». В круглосуточном режиме трудились Канцелярия и Зал Управителей, Дипломатическая Галерея и Пост Трех Стражей, и, конечно же, Штаб императорской армии. Там, где когда-то скучали, сплетничали, медленно кружились, выделывая замысловатые танцевальные фигуры, разодетые дамы и не менее расфранченные придворные щеголи, теперь сновали клерки, счетоводы, помощники казначея, архитекторы, цеховые мастера, армейские поставщики, посыльные, рыцари-наемники и подозрительные личности, которым и вовсе не место в королевском замке. Советники и генералитет, молодые, пробивающиеся в жизни аристократы и осторожные министры-управители – все день и ночь, каждый на своем посту, служили интересам разрастающейся империи. Служили и за страх, и за совесть, и за немалое вознаграждение. Никто уже не помышлял о возвращении тех времен, когда можно было охотиться и предаваться развлечениям в собственных вотчинах, изредка являясь ко двору, дабы засвидетельствовать почтение сюзерену.
Император шел по залам и коридорам, мельком отмечая, насколько они преобразились в самое последнее время. В замке велись большие строительные и ремонтные работы. Делалось это поэтапно, замок становился все более внушительным и в то же время комфортабельным. Часть пристроенных помещений заняли различные государственные службы; другие – такие как новый Тронный и Трофейный залы – были предназначены для демонстрации силы и величия империи уже покоренным и немногочисленным, еще не включенным в ее состав, странам. Сколько дорогого отделочного камня, прекрасной мебели, изумительной работы ковров и гобеленов, великолепных картин, золотой, серебряной и фарфоровой посуды, изящных безделушек было доставлено сюда из двадцати двух завоеванных королевств, особенно из разрушенных до основания дворцов и королевских замков Акривы и Алаваты. Для императорской резиденции отбиралось только лучшее, она не должна была превратиться в безвкусную свалку награбленного добра.
Равальдо ненадолго задержался в зале Королевского Правосудия; здесь заканчивались отделочные работы: слуги вносили мебель, развешивали по стенам гобелены с вытканными картинами соответствующей тематики, в нишах – по периметру их было двенадцать – уже разместили доспехи и большие, чуть ниже роста взрослого мужчины, эргезские вазы. Эргезские вазы ценились очень высоко за художественную тонкость работы, грациозность форм и немалую стоимость затраченных на их изготовление благородных металлов и драгоценных камней. Центральную стенную нишу, расположенную напротив тронного возвышения, заняла потрясающей красоты «драконова» ваза – настоящий шедевр эргезского ювелирного искусства. Золотой змей обвивался вокруг серебряного сосуда, каждая чешуйка представляла собой отдельно отлитую золотую пластинку, когти и клыки зверя мастер выполнил из алмазов, а в глаз – голова дракона изображалась в профиль – вставил огромный рубин, который так и назывался Око Гдира.
Прежде Равальдо не видел этой вещи в своем замке, вероятно, она хранилась на одном из многочисленных трофейных складов, но узнал ее с одного взгляда.
Наследный принц Виастора крупными шагами мерил Малый Приемный зал столичного дворца Алаваты. Он торчал здесь уже почти час, дожидаясь, пока невеста, будущий тесть или будущий шурин, наконец, соизволят принять его. Так его еще не встречали ни разу.
Чтобы чем-то заполнить томительные минуты ожидания, Равальдо долго рассматривал новое, как видно, недавно приобретенное украшение (Алавата вела свою торговлю вдоль океанского побережья) – драгоценную эргезскую вазу с золотым драконом, установленную на специальной подставке между двумя большими витражными окнами. Занятие это на некоторое время отвлекло его от тревожных мыслей, но в зале никто не появлялся, и это обстоятельство все больше нервировало юношу.
Двери зала открылись бесшумно, Раваль обернулся на шорох платья: Келианда была одна. Ей очень шла высокая прическа, подчеркивавшая изящество тонкой шеи, белизну которой соблазнительно оттенял выпущенный завитой локон. В руках Кели держала свиток пергамента. Именно эти детали врезались в память Равальдо на долгие годы и еще – выражение ее лица: растерянное, со смесью страха, вины и… неприязни.
– Ты приехал.., – голос прозвучал тихо, на секунду она запнулась. – Я не ждала тебя, Равальдо.
– Здравствуй, Кели, – Раваль пересек зал и остановился в нескольких шагах от девушки.
– Здравствуй, – еще тише ответила она.
– Через три недели назначена наша свадьба, – начал он. – Я слышал, твоя матушка немного нездорова, к сожалению. Надеюсь, она скоро поправится. Не хотелось бы менять дату...
– Нет! – вдруг резко перебила его Кели. – Свадьба не состоится. Теперь это невозможно.
Взгляд принцессы был прикован к его все еще висящей на поддерживающей повязке правой руке, к неправильной пустоте бессильно поникшего кружевного манжета. Юноша сглотнул внезапно застрявший в горле комок и ответил нарочито грубо:
– Это не помешает мне выполнять супружеские обязанности.
Что-то дрогнуло в глубине черных глаз Кели, кровь прилила к ее бледным щекам и вновь отхлынула.
– Да? А как на счет других обязанностей? Что будет с Виастором? Ты отдаешь отчет в том, что ждет тебя и твою семью?
Теперь уже краска залила лицо Раваля:
– Я верну наши земли!
– Ты? – ее губы презрительно искривились. – Не смеши меня. На что ты теперь годишься? Разве что супружеские обязанности выполнять. Но я не буду женой калеки.
Это было больно, так больно и оглушительно, словно его ударили по голове кулаком, закованным в латную рукавицу. Хотелось крикнуть ей: «Подлая дрянь!», залепить пощечину, чтобы искры брызнули из горящих издевательским огоньком черных глаз. Наверное, его чувства легко читались во взгляде: Келианда попятилась и наткнулась спиной на дверь. Равальдо не шелохнулся, его ставшие серыми губы зашевелились:
– Ты ошибаешься, дорогая. Не все так просто.
Тоскливое предчувствие сжало сердце принцессы: ох, напрасно отец списал со счетов Виастор! Он совсем не знает Раваля. Но сказанных слов назад не воротишь.
– Тебе не надо было приезжать. Вот письмо о расторжении помолвки, – она подняла руку со свитком, – его не успели отправить.
Пол качнулся под ногами Равальдо: сказались перенапряжение и усталость. Принц пошатнулся, но устоял.
– Я должен поговорить с твоим отцом, – глухим, невыразительным голосом сказал он.
– Его нет в Литериссе, они с Кадро уехали в Гестер.
– Зачем?
– Войска короля Кавана стоят в одном переходе от нашей границы. И это благодаря тебе, великий полководец!
В ее голосе прозвучала откровенная издевка.
– Когда-нибудь ты вспомнишь эти слова, – сквозь зубы пообещал Раваль. – Дай мне письмо.
Он быстро подошел к ней почти вплотную и протянул левую руку за свитком, с трудом подавляя желание придушить бывшую невесту. Келианда непроизвольно сжалась и, опустив голову, молча отдала свиток. Обогнув ее, словно препятствие, юноша толкнул дверь.
Он не помнил, как очутился на парадном беломраморном крыльце дворца. Порыв жестокого, ледяного ветра ударил в лицо и в грудь, полы тяжелого утепленного плаща захлопали за спиной, словно крылья пытающейся взлететь раненой птицы. Низкие черные тучи, с утра обложившие небо над Литериссой, вдруг разорвались на западе у самого горизонта, и он увидел огромный диск садящегося Солнца, рубиново-красный как Око Гдира.
– Вам не нравится, ваше величество? Прикажете убрать? – заметив хмурящееся лицо императора, поспешил осведомиться Распорядитель работ.
– Что? - император с трудом оторвал взгляд от рубинового драконьего глаза.
– Убрать эту вазу, ваше величество.
– Нет, пусть стоит. Здесь ей самое место. Только… передай мастеру Ворлу мой приказ: заменить Око изумрудом или сапфиром.
– Слушаюсь, ваше величество, – распорядитель переломился в пояснице и долго не разгибался, пока шаги императора не затихли в отдалении.
Равальдо не терпел расхлябанности и недобросовестного выполнения обязанностей, нерасторопности и, тем более, неповиновения, как не терпел и мздоимства и лихоимства. Все перечисленные проступки и преступления карались незамедлительно и жестоко.
Не даром, встречавшиеся на пути императора люди низко кланялись, стараясь не встретиться с ним взглядом, и спешили по своим делам. Да, теперь его боялись и уважали. Большинство виасторцев восхищались своим королем, так же, как и многочисленные, примкнувшие к его армии наемники – люди без родины и привязанностей: у них никогда не было более удачливого полководца и щедрого повелителя. Сотни же тысяч его новых подданных ненавидели и проклинали имя тирана, еще более беспощадного, чем недоброй памяти император Горан.
-3-
Впрочем, и в Виасторе кое-кто считал молодого повелителя безумцем и, в общем-то, был недалек от истины. В первую очередь в безумии, а точнее, в одержимости Равальдо была убеждена его мать, вдовствующая королева Астрейна. Если сначала можно было подумать, что мальчика свели с ума обрушившиеся на него несчастья – увечье, разрыв помолвки с алаватской гордячкой, смерть отца, то чем дальше, тем очевиднее ей становилось: Раваль лишился не разума, он утратил все доброе и светлое, что было в его душе.
Ум его был кристально ясен, расчетлив и изобретателен во всем, что касалось дел военных и государственных. Он точно знал, когда следует казнить, а когда посулить награду, когда необходимо устрашить, а когда выгоднее бросить собакам кость. Он ни разу не потерпел серьезного поражения, потому что всегда был готов отступить, чтобы ударить с другой стороны; его невозможно было обмануть, потому что он никогда не верил соглашениям, уступкам и договорам. Время от времени им овладевала безграничная, испепеляющая ярость, и тогда он мог приказать четвертовать всех без исключения дворян целого королевства, как это было в Акриве, или уничтожить население целой столицы, как это случилось в Метере. Однако же приказы, отданные им в состоянии очевидного помрачения – (позже он совершенно не мог вспомнить эти свои распоряжения, но не было никого другого, способного приказать такое) – не противоречили его конечным целям. Все земли Акривы теперь принадлежали виасторским дворянам, как и земли Алаваты. Разница была лишь в том, что выжившая часть алаватской знати влачила остатки своих дней в Тарменских каменоломнях.
Все эти годы Астрейна пребывала в состоянии неизбывной тревоги. Она боялась старшего сына и боялась за него: чем может закончить человек, на голову которого сыплется столько проклятий? И если однажды он будет повержен, враги не пощадят никого, кто волей судьбы находится рядом с ним. О себе королева не думала, больше всего вдова короля Талаво переживала за младшего сына – принца Далинаро. Из пятерых ее детей выжили только двое: две девочки, рожденные между Равальдо и Далинаро, и самый младший мальчик умерли в раннем младенчестве.
Между братьями было восемь лет разницы. Когда Равальдо стал королем, принцу исполнилось двенадцать. Конечно, он не принимал участия ни в освободительной войне, ни в карательных походах против недобрых соседей. Далинаро оставался с матерью – глубоко несчастной, стареющей женщиной, с утра до ночи молящейся всем мыслимым богам, постоянно плачущей, причитающей и трясущейся от страха. Она не отпускала Далинаро ни на шаг от себя, и Равалю пришлось довольно жестко поговорить с королевой, чтобы она не препятствовала дальнейшему обучению принца воинским искусствам. Но спохватился молодой завоеватель слишком поздно, три проведенных в походах и сражениях года он едва ли вообще вспоминал о брате. Повзрослев, Далин внешне стал сильно походить на короля – те же черты, та же стать, однако под влиянием окружения матери он рос несамостоятельным и безынициативным. В день семнадцатилетия Далинаро Равальдо посвятил брата в рыцари. Юноша овладел большинством рыцарских искусств, но король ясно видел, что хорошего командира из принца не выйдет, как и толкового наместника. Количество провинций увеличивалось, ими нужно было управлять.
И если в делах военных у Равальдо хватало храбрых и талантливых соратников, людей фанатично преданных и верных, то с вопросами государственного управления все обстояло гораздо сложнее.
Четверо из пятерых маршалов императора были его ровесниками, товарищами по играм у Каменного Круга. Лиромо Карви, Барво Тивал, Дастимо Лево и Иливардо Пеллит – эти имена вызывали почти такой же трепет как имя самого Равальдо Жестокого. В народе ходили упорные слухи о том, что все они заговоренные: бросаясь в самые отчаянные атаки, пробираясь там, где не прошли бы и Черные демоны, они оставались целы и невредимы и умудрялись терять минимум своих людей. Никто из друзей-соратников короля ни разу не был ранен. Досадное исключение составил сам Равальдо, потерявший кисть правой руки в сражении, которым командовал не он, а военные советники и маршалы короля Талаво. Взойдя на престол, молодой король первым делом казнил их всех за бездарно проигранную битву. В живых остался только Ард Кроно (ныне Первый маршал империи), он единственный готов был поддержать предложения своего воспитанника, отвергнутые мудрыми старыми вояками.
Лишь эти пятеро смели открыто смотреть в страшные глаза короля. С их помощью он совершил то, что казалось невозможным: поднял Виастор с колен и покорил три четверти цивилизованных земель, расположенных по эту сторону океана. Настало самое время подумать, как сохранить все завоеванное и как наладить в огромном государстве обычную мирную жизнь, но вот положиться в этом, кроме самого себя, императору было не на кого.
Влияние матери на Далинаро было слишком велико, Раваль не простил Астрейне того, что она лишила его надежного помощника в лице собственного брата. Он редко навещал ее, по возможности обходя стороной южное крыло, отданное в полное распоряжение унылому двору вдовствующей королевы. Однако он не собирался жертвовать гармоничной соразмерностью в проектах расширения и перестройки замка. Поскольку план архитектора Минтакла требовал того, чтобы зал Правосудия и библиотека были пристроены именно в южной части, король без колебаний одобрил его.
Сейчас он собственно и собирался зайти в библиотеку, чтобы взять с собой свод законов короля Скерлиндра. Новой императорской библиотекой Виастор мог гордиться не менее, чем другими приобретениями короны. Когда в состав империи вошло уже двенадцать королевств, и дальнейшее продвижение армий успешно развивалось под руководством Тивала, Лево, Карви и Пеллита, а общее руководство было возложено на Кроно, Равальдо стал много читать. Он изучал исторические хроники, дипломатические документы, хозяйственные трактаты, своды законов различных времен и народов.
Среди свозимых из всех покоренных земель ценностей нашлось немало интересных книг, сначала их «прихватывали» из-за богатства переплета или редкого качества иллюстраций, потом Равальдо догадался-таки издать особое распоряжение о книгах и свитках. Тексты попадались самые разные, в том числе, сборники стихов и древних легендарных сказаний. Прежде Раваль не отличался пристрастием к литературе, но теперь письменное слово неожиданно заинтересовало его.
Император замедлил шаги у дверей библиотеки, дюжие гвардейцы, дежурящие у каждого помещения, исключая внутренние комнаты отдельных покоев, распахнули перед ним створки и замерли по стойке смирно. За столом у большого окна склонился над занявшим полстолешницы пергаментом Смотритель библиотеки. Седой плешивый старичок, со сморщенным маленьким личиком, жидкой белой бородкой и чрезвычайно ссутулившейся спиной никак не прореагировал на появление высокого посетителя. Смотритель был туг на ухо, иногда император брал какую-нибудь книгу – (если знал, где она стоит) – и уходил, не тревожа старика, служившего в должности королевского библиотекаря еще при его деде. Но сегодня Равальдо была необходима помощь старого Фарино. Приблизившись к столу Смотрителя на расстояние вытянутой руки, он громко сказал:
– Здравствуй, Фарино. Что ты нашел сегодня интересного?
Старичок шустро слез со своего стула, он был так мал ростом, что едва достигал груди Равальдо. Слышал Фарино неважно, но был далек от старческого слабоумия и обладал прекрасной памятью.
– Здравствуйте, ваше величество, – приветствовал он тонким дребезжащим голосом. – Это привезли из Стеции: отличные карты, государь.
– Ну-ка, покажи.
Равальдо склонился над столом, а библиотекарь вновь забрался на свой стул.
– Карта северо-западной оконечности, очень хорошо.
– Смотрите, ваше величество, здесь очень подробно изображены дороги, проходы в Беторских горах и даже переправы через Гуеру, Лапру и Готрин. Береговая линия показана четко, с промерами глубин.
Фарино увлеченно водил карандашом по карте, демонстрируя императору ее достоинства. Надписи были сделаны на каватийском, Равальдо не слишком хорошо владел северными языками, но прочесть названия мог без труда.
– Действительно. А как давно она была, по-твоему, составлена?
– Всего лет двадцать назад, уверен, это – работа Тавениса. Прекрасный был картограф, – со знанием дела заявил Смотритель.
– Значит, она не может быть подброшенной нам подделкой? – на всякий случай уточнил недоверчивый завоеватель.
– Исключено, государь, исключено, – заверил Фарино.
От старого библиотекаря пользы оказалось больше, чем от всего состава Королевского Совета покойного короля Талаво. Равальдо так и не понял, зачем отец держал при себе этих людей, похоже, почти все дипломатические достижения Виастора мирных времен были собственной заслугой короля. Фарино был живым кладезем самых разнообразных знаний, всегда мог подсказать что-нибудь дельное, опираясь на исторические прецеденты, таблицы движения небесных тел, трактаты путешественников и прочие специфические источники. Он обращал внимание короля на интересные и полезные книги и точно знал, что и где лежит уже в новой, значительно обогатившейся библиотеке.
– Держи ее поблизости, – кивнул на карту Раваль, – я зайду за ней на днях. А сейчас мне нужны законы Скерлиндра.
– Минуту.
Расторопный старичок уже спешил в лабиринт огромных шкафов, занимавших большую часть зала. Каждый шкаф был оборудован специальной приставной лесенкой, и древний на вид библиотекарь карабкался по ним с ловкостью десятилетнего мальчишки. Если его живость и удивляла императора, то он никак этого не показывал. Возможно, уже привык. Они на удивление быстро нашли общий язык – молодой грозный завоеватель и старый ученый библиотекарь. Наконец-то, благодаря расположению короля, Фарино получил возможность в полной мере удовлетворить свою давнюю страсть к коллекционированию: всю свою жизнь он понемногу собирал изделия из полудрагоценных камней – медальоны, камеи, шкатулки, кубки. Доходы Смотрителя библиотеки были невелики, и дело продвигалось медленно. Все изменилось с тех пор, как королю понадобилась книжная мудрость. Равальдо не забывал одаривать своих соратников, сподвижников и преданных слуг, он не был жаден, не был и скуп.
Со своей стороны, Фарино тоже сделал королю драгоценный подарок. В завалах, поступавших на разбор Смотрителю, ему повезло наткнуться на записки некоего барона Стопа, жившего лет триста тому назад. На старости лет барон, известный как Рыцарь Железный Кулак, решил оставить воспоминания о своей бурной, полной приключений жизни. Эту небольшую книжицу, больше похожую на тетрадь, старик на свой страх и риск вложил в толстенный фолиант исторических Хроник Юга, которые в то время особенно интересовали короля. Равальдо буквально впился в написанные побледневшими от времени чернилами строки. Еще бы! Молодой наемник так же, как он остался без руки – только левой – в возрасте двадцати лет. В то время Стоп не имел ни титула, ни земли; последние деньги ушли на лечение, продать пришлось даже коня. Но рыцарь был из тех людей, чья сила воли и упорство становятся притчей во языцах. Он разыскал в Диуритских горах искусного колдуна и сумел получить от того волшебную железную руку. В этом месте повествование барона становилось весьма туманным, невозможно было понять, каким образом молодому воину удалось выпросить или вытребовать столь ценный дар, расплачиваться-то ему было, очевидно, нечем. Зато барон подробно описал свое путешествие к колдуну, при желании найти дорогу, руководствуясь его записями, было вполне возможно. Равальдо еще в детстве слышал легенду о Железном Кулаке, сомнений в том, что такой человек – человек с железной рукой – существовал, ни у кого не возникало. Но что могла ему дать старая рукопись? Ничего, кроме надежды.
То, что колдуны давным-давно не собираются на Каменном Круге и в других подобных местах – по всему материку их известно не менее десяти, – чтобы творить страшные кровавые обряды и совершать таинства вместе, еще не значит, что их нет вовсе. Война за Запрещение, о которой Равальдо прочел в одной из Хроник, шла между колдунами около двухсот лет и закончилась почти девять веков назад, но она не привела к их поголовному истреблению. Оставшиеся в живых маги удалились в трудно доступные места и почти перестали общаться не только друг с другом, но и с людьми. Причины всего этого автору Хроники известны не были, летописец сообщал только факты. А факты свидетельствовали о том, что колдуны не вымерли и не исчезли. Иногда кто-нибудь обращался к ним за помощью – это были исключительно отчаянные и храбрые люди. Исход таких встреч бывал разным: кто-то получал помощь, кто-то отказ, а кто-то так и не вернулся обратно. В книгах, которые подбирал для повелителя библиотекарь, вообще встречалось немало сведений о колдовстве и колдунах, не все из них относились к временам давним.
Равальдо со свойственной ему неудержимостью и напором взялся за розыски. Почти два года понадобилось завоевателю, чтобы достичь своей цели. Ему нужна была только кисть, тогда как легендарному барону потребовалась практически целая рука – вместо отсеченной до середины плечевой кости собственной. Равальдо давно уже никто не называл Одноруким: реки крови, моря слез и стертые с лица земли города – все это служило тому, чтобы имя короля Виастора нераздельно слилось с эпитетом Жестокий. Это прозвище его устраивало.
– Вот, ваше величество, Законы короля Скерлиндра. Его не зря называли Мудрым!
Смотритель протянул королю объемный том в черном кожаном с тиснеными печатями переплете. Паче ожиданий книга находилась в прекрасном состоянии, видимо, пользовались ей не часто.
– Я знаю, Фарино. Кстати, из Стеции привезли не только карты. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из помощников графа Бурмо проводил тебя.
– Благодарю вас, ваше величество!
Выцветшие глаза старичка заискрились неподдельной, прямо-таки детской радостью. Слова императора означали, что он прикажет Казначею Короны допустить коллекционера к новым поступлениям украшений.