РАССКАЗ ВИКТОР КОРСУКОВ
НАСЛЕДНИК
Фамилия была громкой — Кутузов, и хотя за Василием никаких полководческих талантов не отмечалось и ни одна веточка его родословной никоим образом не отходила от родового древа великого полководца, память о знаменитом однофамильце он чтил. Портрет фельдмаршала висел над сервантом, а диван Василия стоял у противоположной стены, и потому Михаил Илларионович видел Василия в любом его состоянии.
Смотрел он на него и сейчас. Смотрел с презрением, доложив руку на эфес шашки, опутанной муаровой лентой.
А сам Вася мучился на диване. Нестерпимо болела взлохмаченная голова. Не помогала никакая аутогенная тренировка, сердце не подчинялось внушению и билось усиленно и громко. Василий страдал. Он вертелся на скрипучем диване и никак не мог найти удобного положения ложился на левый бок — сильно прослушивалось сердце, переворачивался на правый — стыдно было легендарного однофамильца. Василий лег на спину и, потирая пятерней грудь, громко застонал. В это время к нему постучали.
— Открыто! — крикнул Василий.
По коридору прошлепали, и в дверном проеме появился сосед в полный рост в расстегнутой рубашке.
— Болеешь, — посочувствовал он.
Было видно, что и сам сосед страдает тем же недугом, что и Василий.
— Не говори. Сердчишко — как орел за решеткой.
Василий, кряхтя, сел и с надеждой уставился на соседа. Тот засмущался, опустил голову и подсел к другу.
— Слушай, Вась, ты у моей займи червонец.
Кутузов заскучал. Надежда уходила.
— Не даст, — обречено сказал он и, тяжело вздохнув, стал было укладываться.
— Постой, Вась. Тут дело такое. Я своей сказал, что ты наследство получил из Канады. За это и пили вчера.
Это было что-то новое, по комнате заходил призрак грандиозной авантюры, и Василий поначалу чуток обалдел и ошалело глядел соседу в лицо.
— Какое наследство? От кого? — прошептал он.
— От родственницы. По его линии, — и сосед головой указал на Кутузова-старшего. — Ты же ей сам врал всегда, что у тебя родственница за границей богатая.
— Так она что, поверила?
— Вчера как будто нет, а сегодня спрашивает смехом:
«Сколько, мол, ему по наследству-то выпало?» Я говорю: «Не знаю, но что-то очень много». Вот так, — заключил сосед и, уже совсем не смущаясь, посмотрел на «наследника».
Дальше события развивались стремительно. Без стука вошла жена соседа, Шурочка. Она улыбалась, и вид у нее был праздничный, приветливый.
— Здравствуй, Василий, — радостно и громко, будто век не виделись, сказала она. — Давненько я у тебя в гостях не была. Захламил ты квартиру. — Она обвела комнату по-хозяйски оценивающим взглядом. Хорошо, по-доброму глянула на портрет полководца и восхищенно пропела: — Да-а-а.
Компаньоны молча и с некоторым страхом наблюдали за возбужденной и радостной Шурочкой.
— Как у тебя дела, Вася? — спросила она, усаживаясь у дверей на довольно потрепанный стул.
У Василия запершило в горле, и он громко прокашлялся.
— Да вроде ничего, помаленьку, — и посмотрел на притихшего с выпученными глазами друга. Шурочка же мужа не замечала.
— Я слышала, радость у тебя? Кутузов несколько оживился, заерзал на диване и стал чесать голову.
— Да не говори. Даже не знаю, что делать. Не думал, не гадал, и вдруг — бац и... — Шурочка, не мигая, смотрела на Василия, — и пятьсот тысяч где-то, — выпалил Василий и стал смотреть на соседову жену, тоже не мигая.
— А не много ли? — не выдержав честного взгляда, хитро спросила соседка.
— Да нет. И все, понимаешь, в долларах, — уверенно ответил он.
Вася входил в роль. Терять ему было нечего: поверит — так поверит, не поверит — так ради хохмы получится. Но все же нутром чувствовал, что ему верят.
— Ну и что ты думаешь делать с ними, с деньгами-то?
— Ты знаешь, Шура, ума не приложу. Да их еще и нет. |Пока, знаешь, дела, бумажки, пересылка, обмен валюты. Это наверняка месяца на два растянется, если не больше.
— Конечно, — согласилась соседка, — я понимаю, — Не перевод же на десятку. Это деньги большие.
— Я и говорю. Вчера вот обмывали, а я пил и все думал, а что мне с ними делать? До сих пор голова болит. Твой вот говорит, школу построить, а на остальную «часть — живи, мол, не работай, — и оба только сейчас досмотрели на притихшего Мишу. Тот, оказавшись в центре внимания, пролепетал:
— Ну, так и надо.
— Да ты-то что понимаешь, алкоголик несчастный, — отмахнулась она, — молчи уж.
— Во-первых, я не алкоголик, — вдруг воспрял духом Михаил, — во-вторых, мне вчера Василий обещал тысяч пятьдесят, — врал он, помахивая руками, — обещал же, Вась, помнишь?
Василий, не глядя на самозваного претендента, сказал:
— Раз обещал, что уж теперь. Пятьдесят — так пятьдесят, — он помолчал. — Но не больше! — вдруг крикнул он соседу в лицо, погрозив пальцем, и уже тише добавил:
— Самому деньги нужны во как! — Василий приставил к горлу подрагивающую ладонь.
Шурочка презрительно глядела на глупого мужа: «При таком великом состоянии соседа можно бы и побольше просить, — думала она, — тем более в долларах, а он — лопух - пятьдесят тысяч». Вид ее был несчастный. Василию стало стыдно за свою жадность и он тут же добавил:
— Ну и жене твоей пятьдесят, вот.
Сговор произошел. Все повеселели и оживились. Пора было приступать к главному, и Василий, помявшись и смущаясь, заговорил:
— Шура! Мне, знаешь, в моем положении край как неудобно просить тебя об одном деле...
Шурочка понимающим жестом остановила Василия.
— Вася! Как тебе не стыдно. Мы же по-соседски, чем смогу — помогу. Что у тебя?
— Да поистратился я маленько. С этим наследством чертовым, обмыв, поздравления, туда-сюда... Ну понимаешь, в общем.
— Сколько тебе?
— Шестьдесят, до получки, — еще не веря в осуществимость задуманного, выпалил он.
Однако Шурочка отнеслась к этому заявлению спокойно и очень лаконично ответила:
— Щас.
На минуту она исчезла, и компаньоны переглянулись.
— Что делать-то будем, — спросил «наследник», — тяжело нам потом будет.
Сосед, непрерывно следивший за дверью, лишь рукой махнул:
— Не страдай, Вась. Все будет абгемахт. — Последнее слово он произнес на чистейшем немецком, да так четко, что Василий даже удивился:
— Вот как! — сказал он и успокоился. Появилась Шурочка с раскинутыми веером десятками. Веер она держала в вытянутой руке так, что купюры колыхались и приятно похрустывали. Василий взял деньги, сложил их в пачечку и профессиональным движением транжира бросил на стол.
— Спасибо, Шура! В долгу не останусь. На мгновение возникло неловкое положение. Шурочка не уходила. Неуверенно почувствовал себя и Василий. Он влез пальцем в шевелюру непослушных волос и придал им несколько направленное положение. Шурочка еще раз, но уже более хладнокровно оглядела обиталище счастливого наследника, опять же глянула на именитого соседского предка в золотых эполетах, вздохнула, тихонечко и устало произнесла:
— Ну ладно. Я на склады пошла. Сегодня школьников прислали. Картошку перебирать будут, — и как-то нерешительно двинулась к выходу, предупредив мужа, который, руки по швам, стоял у дверей и преглупо улыбался, приоткрыв рот.
— Попробуй только выпить сегодня, алкаш! Она еще немного постояла, с укоризной вглядываясь в мужнину физиономию, и кратко произнесла:
— Рот хоть закрой. Распустил слюни.
Мишка, подчиняясь, втянул в себя воздух и, щелкнув зубами, крепко сжал губы. Шурочка было пошла, но на пороге вдруг резко обернулась и обратилась к Василию, тоже столбняком стоявшему у стола, но рука его уже прочно прикрывала несколько банковских билетов, раскинутых по бугристому полю столешницы.
— Вась! А что за бумажки-то у тебя, где про наследство написано? Много, что ль, их-то?
Василий на мгновение обалдел, и авантюрный подшипничек в его голове завертелся с необычайной резвостью. Он пошатываясь, но уверенно подошел к серванту, вытащил из глубокого кармана ключик, осторожно, как сейф, открыл резко взвизгнувшую дверцу серванта и вытащил средних размеров книгу в красивом красном матерчатом переплете. Бережно прижал ее к груди и легонько похлопал по корочке.
— Все туточки прописано, Шура, все, — и быстро доложил книгу на место. Дверца опять взвизгнула и захлопнулась, а ключик упал в тот же карман. Шурочка ушла и уже из коридора поставила Мишке оперативную задачу:
— Воды принеси и курей накорми. Слышишь?!
— Понял, понял, что я, дурак, что ли, тыщу раз повторять?
— Не знаю, кто ты, а все равно накорми, — и убежала, на ходу подумав: «Интересно, что в этой книге написано? Наверно, все по-английски, не поймешь», — но мысль заглянуть в нее уже прочно засела в Шурочкиной голове и время от времени напоминала о себе, побуждая к действию.
Кутузов, как в старые времена его теперешний «предок», взял командование на себя. Субботний день развернул перед ним множество захватывающих перспектив. Воду для дружной семьи совхозного бульдозериста Михаила принес он сам, нисколько не смущаясь своего нового и непривычного рокфеллерского положения. Простой был мужик Василий Кутузов и не гордый. Мишка же в это время ходко проследовал в сельпо и «так же ходко, но несколько запыхавшись, возвратился назад.
В скромном зале Кутузова на том же скромном бугристом столе, покрытом газетами, была разложена исходная снедь- колбаса, нарезанная большими колесами, Ноздреватые ломти хлеба, желтые огурцы и чуть недозрелые помидоры. Не было только хрустальной посуды, не было также и вилок. Сначала, стоя, выпили за великого полководца Михаила Илларионовича, потом, опять же стоя, за Шурочку, затем все происходило сидя и даже как-то обыденно
Позже вспомнили про голодных кур и пошли их кормить, прихватив, кстати, пару чекушек и один походный стакан. Курам зерна не жалели. Тут же, в курятнике, под бойкое кудахтанье выпили еще, запивая свежими сырыми яйцами. Вскоре куры забеспокоились, удивленные неожиданным вокальным концертом, впервые устроенным в их честь. Нестройный дуэт в сопровождении переполоха неводоплавающей птицы еще издали привлек Шурочкино внимание, но когда она подошла, все уже стихло. Куры поуспокоились и, продолжая терять перья, усаживались на шестах, а уставшие солисты, сидя, спали, привалившись спиной к деревянной решетке курятника.
Шурочка всхлипнула, однако, ловко вывернула карман «наследника», подхватила заветный ключик и быстро прошла в его комнату. Дверца серванта распахнулась, обнажив нутро шкафчика. Шура схватила красную книгу и, пробежав глазами великолепное золотое тиснение, прочла: « Л.Н. Толстой. Воскресение».
Шурочка села прямо на диван, бессмысленно полистала книжку, на заставке которой старушечьим почерком было написано: « Плимянику Васи от родимой тети Анастасии в день твоего ангела».
Махонькая слезинка прокатилась по румяному бугорочку Шурочкиной щеки и плюхнулась на дарственную надпись.
В тот же момент в окно лихо влетела песня:
А... выше звезд
Взлететь хочу я...
Песня неслась со стороны курятника и началась так неожиданно, что Шурочка вздрогнула.