Тучи, ещё вчера метавшие громы и молнии, иссякли. Лучи восходящего солнца осветили мою покрытую лишаями шею. Я несколько раз чихнул в поселковое пространство. Брызги попали на обглоданное козами вишнёвое дерево. Я привстал на дыбки, ухватился, было, за нижнюю веточку, потянул. Гибкий ствол наклонился, но последняя съедобная зелень осталась недоступной. Упругое дерево дрожало, не уступая ни вишенок, ни листочков
Люди уже сгорали от жажды. Толкаясь у магазина, они галдели о недоступности новых цен и гремели железными деньгами. Сдувая с них карманную махорку, раздражённые выпивохи ругали нерасторопную продавщицу Инку. Время шло, а торговля не начиналась.
Задняя служебная дверь была приоткрыта. Осторожно ступая копытами в липкую деревенскую грязь, я подошёл к магазину. Из помещения послышался высокий командный женский голос:
— Приведите в порядок территорию. Вы только принюхайтесь!
На улице пахло душистым сеном. Этим летом слепой Акрам перебился безо всякой ослиной тяги и подмоги. Его подворье находилось неподалёку, но получить от Акрама что-нибудь на завтрак было невозможно, а вот схлопотать по шее — как дважды два. Я не пошёл к нему в гости. И совсем не потому, что хозяин был отпетым живодёром или прохвостом. Такими сегодня появляются в кино великие персонажи. Акрам обожал своих коров и вычёсывал их, почти как пуховых коз, доставляя им наслаждение, доил их два раза в день, поил из чистого ведёрка, кормил зелёной травкой и рассказывал им духовные байки про Аллаха. Голодными его животные никогда не засыпали. Просто Акрам не вовремя ослеп и всегда норовил огреть меня при встрече на слух, не разобравшись в моих болячках. Сегодня мне было неохота, чтобы гнойная корочка на шее лопнула от его шлепка, и злые мухи, изголодавшиеся во время дождя, набросились поедать моё варёное мясо.
— Лужи! Повсюду грязные лужи.
На улицу вышла женщина необыкновенной красоты. Татьяна Алексеевна Удальцова была председателем поселкового совета и охмуряла односельчан своей деловитостью и смекалкой.
— Вот-вот!.. О чём я вам говорила?
Освобождая ей дорогу, меня отогнали от магазина. Отступая, я поднял кучу брызг. Рана на шее лопнула. Липкая жидкость медленно покатилась по шкуре, склеивая собой и без того уже скомканную дождями шёрстку.
— Обложили навозом всю округу, — проговорила глава посёлка. — Это ещё хорошо, что санитарный инспектор в моих руках, а то не миновать бы нам его инспекций да санкций.
Так устроено государство. Каждый его вельможа имеет мзду или лихоимец. В поселковой управе Татьяна Алексеевна оформляла наделы земли для строительства коттеджей. Безродные людишки выкладывали за это деньги, давали на лапу большие взятки, а, вот, именитый застройщик из надзорной организации, напротив, не заплатил ни копейки. С тех пор он из благодарности не замечал тараканов, не слышал мух в торговом зале магазина, не видел мусорные свалки во всей округе.
— Уберите немытого осла.
Пожилая уборщица тётя Нина выбежала вперёд, словно рыцарь для поединка.
— Прочь, Яшка, отсюда, прочь!..
Она трясла перед моей мордой мокрой вонючей тряпкой, подвешенной на швабру и орала. — Про-очь, зараза, а то ударю по шкуре!..
Я отошёл, не дожидаясь, когда отсушат печёнку.
Около автобусной остановки находилась водонапорная колонка. Напиться из чистой лужи мне никто не помешал, но поселковая суета нарастала и приближалась. Выполняя задание по уборке территории, работницы торопливо собирали в помятые ведра старую полиэтиленовую рвань, разбросанную неаккуратными людьми. Это были пакетики из-под дешевого косметического пойла лосьона «Наташка». Сельчане его употребляли чаще, чем пиво.
По эту сторону дороги была небольшая будочка, построенная для путников, ожидающих автобус. В новой бездомной жизни я тоже её использовал для ночлега, а также дневал в ней, спасаясь от непогоды. Мои безобразия за мною никто не убирал, и эта самая будочка превратилась в сарай, недостойный для обитания человека. Едкий запах моей ослиной плоти укоренился под крышей.
Через дорогу белела старенькая школа. От излишнего поселкового гама, от зноя и пыли, её оберегали деревья. Придорожные клёны сгорбатились в услужливом реверансе, потрясая желтеющей шевелюрой почти до земли. Их листочки трепетали от ветра, и от этого по фасадам мельтешили солнечные зайчата.
Школа имела два корпуса. В первом, отгороженном от второго отдельным забором, обучалась здоровая поселковая детвора. Во втором её корпусе, в небольшом помещении содержали причудливых ребятишек. Это были заики и переболевшие менингитом. В народе их почитали за умственно отсталых. Угловатые, угрюмые карапузы, были похожи на меня. Изгои выглядели неважно, но доверяли всяким училкам, умеющим рисовать на меловой доске загадочные математические формулы и знаки. Про свои обиды они шептали разве только врачам в надежде на исцеление. Могли ли такие косноязычные дети пожаловаться кому-нибудь другому? Эти крохи боялись увидеть в зеркале своё обезображенное лицо и даже стеснялись высказывать что-то доброе, опасаясь насмешек. Их тут же дразнили и отгоняли. Даже любимые мамашки не всякий раз понимали, о чём печалятся их чада. А ведь не железные, но уставшие от детского плача.
Татьяна Алексеевна руководила раскладкой гостинцев для этих первоклашек.
— Да не валите же вы в подарочные пакеты до самого верху свежее печенье, у нас ещё очень много просроченного товара на складе — его сегодня надобно сбыть.
— Богом они забытые дети, нельзя же так, — сопротивлялась тётя Нина.
Но Татьяна Алексеевна была «железной».
— Дареному коню, Нина Ивановна, в рот не заглядывают, уже не те времена, чтобы благотворительность без корысти вершилась.
Она руководила в посёлке без малого четырнадцать лет и в тайне гордилась, когда льстивые посетители говорили в угоду ей, что Тэтчер ушла в отставку, отслуживши английскому народу премьером всего одиннадцать лет.
— Не смогла бы она в России, Татьяна Алексеевна, вот здесь, на самой границе с Казахстаном бороться за чистоту наших нравов, где каждый второй — алкоголик или наркоман.
— Что вы, — отмахивалась она от лести, оттаивала от строгости и уточняла, — не каждый второй, а каждый первый, — и решала вопросы гостей по существу.
К консенсусу приходили её частые встречи с преуспевающими по жизни. Омолодить нездоровое население посёлка стремились люди, имеющие вес. Это были руководители городской милиции, начальники цехов огромного металлургического комбината, а также бизнесмены, умеющие жить на широкую ногу, и помогать себе подобным. «Ты мне, а я тебе», — озвучивалась эта доктрина…
Ниже старые версии этого рассказа. Их можно не читать.
Раньше эта глава называлась: "Ты мне, а я тебе" по её финалу. Перечитывая главу сегодня, я чуть-чуть поправил текст и изменил название. К сожалению эта повесть много лет меняется и с трудом продвигается к финишу...
5. В преддверии праздника
День обещал быть добрым. Тучи, ещё вчера свирепо метавшие с неба громы и молнии, иссякли. Лучи восходящего солнца осветили мою покрытую лишаями шею. От холода я несколько раз чихнул в поселковое пространство. Брызги из носа попали на обглоданное козами вишнёвое дерево. Оголодавший за время ненастья в полуразрушенном доме Наиля-покойника, на горе, откуда спустился, я привстал на дыбки возле этого дерева, в надежде дотянуться зубами до самых верхних листочков, уцелевших от набега предшественниц. Хотел пригнуть его ствол немного к земле, но полакомиться не пришлось. Выпрямляясь, упругое дерево дрожало. Последняя, живая зелень уходила из-под самой морды. Не солоно хлебавши я пошёл восвояси.
Люди уже искали вчерашний день. Дожидаясь, когда откроется питьевой отдел в магазине, они, сгорая от жажды, галдели, почём сегодня самое дешёвое пиво. Гремели копейками, сдувая с ладоней на ветер вонючий табак, стучались в окошко, ругая нерасторопную продавщицу.
Служебная дверь в поселковый магазин была открыта. Осторожно наступая копытами в липкую деревенскую грязь, я подошёл поближе и принюхался к домашнему сквозняку из продовольственного амбара. Но, то ли мой простуженный нос опять заложило слизью, прелый табак из карманов у забулдыг мне не понравился, или экономический кризис в посёлке вспыхнул с новой силой - хлебом из магазина не пахло.
- Приведите в порядок территорию! - услышал я из темени за дверью высокий женский голос. - Сегодня Первое сентября.
Какая-то новая истома от хвоста и выше неожиданно согрела мою ослиную плоть нежностью и заставила содрогнуться всем существом. Я даже забыл про то, что голоден вторые сутки.
- Вы только принюхайтесь!
Словно по команде, я отступил на полшага назад и принюхался повторно. Запах как запах - деревенский. Тихий ветерок донёс до меня аромат душистого сена с подворья Петра-калеки. В этом году он обошёлся без моей помощи. Но выпросить у него что-либо на завтрак, как и прежде, было проблематично, а вот получить по шее я мог, как дважды два, и не потому, что убогий калека был злодеем или садистом, какими сегодня показывают люди друг друга по телевиденью - хозяин подворья был добр. Он обожал своих коров, вычёсывал их, как коз, аккуратно и нежно, доил каждый вечер, кормил и поил. Голодными и грязными они никогда не бывали. Только видел хозяин плохо и поэтому всегда норовил ударить меня на слух, не разобравшись в невинности, а мне не хотелось, чтобы гнойная корочка на шее сегодня лопнула преждевременно, и злые мухи, изголодавшиеся во время дождя, набросились на меня с утра пораньше, наедаться на зиму болячками ошпаренной плоти.
- Вот!.. Вы видите, о чём я говорила!
На улицу вышла женщина необыкновенной красоты. Татьяна Борисовна Ушакова была председателем поселкового совета и охмуряла сограждан своей деловитостью и умом. Я шарахнулся в сторону, в лужу, раны шее лопнули, липкая жидкость не удержалась под кожей и медленно покатилась по шкуре, склеивая собой без того уже скомканные слякотью клочья шерсти. От испуга из-под хвоста упали окатыши, разбрызгивая первую грязь наступившей осени. Я оконфузился…
- Обложили навозом всю округу!.. – кричала глава посёлка. - А вонища-то какая! Хорошо ещё, что Санэпидемнадзор у меня построился, а то бы не миновать штрафов, да и взяток не напасёшься…
Испуганная этими криками, пожилая уборщица тётя Нина выбежала вперёд и закрыла меня от гнева начальства.
- Прочь, Яшка, прочь!..
Она трясла у меня мордой тряпкой, которой мыла полы в магазине. – Про-очь, а то ударю шваброй по крупу!.. Потом подойдёшь, - и пообещала мне тихо на ухо, - покормлю...
Я не стал дожидаться, когда мне отсушат палкой позвонки или лёгкие и поспешил на автобусную остановку - туда, где рядом ещё работала водонапорная колонка. Досыта испить из лужи водицы мне никто не мешал. Рабочие шуршали метёлками, торопливо убирая территорию, собирая в дырявые помойные ведра старую полиэтиленовую рвань, разбросанную повсюду нерадивыми сельчанами: липкие мешочки из-под рыбы - это была закуска; пакетики от «Наташки» - косметическое питьё мужчин; затоптанные ногами в грязь пивные бутылки - «вдогонку…пиво без водки – деньги на ветер»; коробки из-под самых дешёвых сигарет - «курятина» называется. Разгоняли холодные лужи по давно уже порушенному бурьяном асфальту, чтобы иссохли к началу праздника. Ожидали детей из города, отбракованных в школу для слабоумных, находившуюся в посёлке. Ушакова подгоняла рабочих и руководила раскладкой гостинцев.
- Да не валите вы в подарочные пакеты доверху свежее печенье, у нас ещё очень много просроченного товара на складе - его надо сбыть.
- Богом они забытые дети, нельзя же так, - сопротивлялась тётя Нина.
Но Татьяна Борисовна была неумолима.
- Дареному коню в рот не заглядывают, уже не те времена, чтобы благотворительность без корысти вершилась.
Она руководила в посёлке без малого четырнадцать лет и в тайне гордилась, когда льстивые посетители говорили в угоду, что Тэтчер менее верховодила Англией.
- Не смогла бы она в России, Татьяна Борисовна, вот здесь, на самой границе Отчизны бороться за чистоту наших нравов, где каждый второй алкоголик или наркоман.
- Да что вы, - отмахивалась она от лести, оттаивала от строгости и уточняла, - не каждый второй, а каждый первый, - решая вопросы гостей.
К консенсусу приходили её частые встречи с преуспевающими по жизни товарищами. Омолодить нездоровое население посёлка стремились люди, имеющие вес на службе: руководители городской милиции, начальники цехов огромного металлургического комбината, бизнесмены, умеющие жить на широкую ногу и помогать другим - себе и себе подобным… Ты мне, а я тебе - озвучивалась эта доктрина…
СПАСИБО, ЧТО ПРОЧИТАЛИ!