13. Табу

Александр Муленко
Все животные как животные, а осёл — он и в Африке осёл: ни вылизать себя самостоятельно не умеет, ни выколотить хвостом. А разве не хочется ему — неприкаянному, чтобы его за ухом погладили, почесали немного? Кошка — она развалится на лежанке, словно телогрейка в бытовке у строителей, и чухает своё тело лапами, когда захочет и где захочет. И вылизывает себя языком по самое некуда. А мне грации не дано!.. Каким бы я не был героем в жизни: перед ружьём  у мародёров или на бумаге у историка, а выплеснули мне на шею крутого кипятка из чайника, и я помчался ошпаренный быстрее ветра, остужая горючую боль. Ожоги — они и у кошек и у ослов одинаково заживают. Долго. И гноятся, и чешутся раны от них, покрываясь коростой. Настырные мухи кружатся рядом, жужжат, смакуя горечь чужого страдания, и норовят оторвать от ослиной плоти ещё кусочек. И уже не знаешь, как с ними бороться. Беда.
Вот и плеснули на меня крутой водицы, когда я выщипывал траву на стройке около той самой злополучной бытовки, где валяется телогрейка. Дело уже катилось к осени: пожелтели скошенные степи, ощетинились. Ударили стылые грозы, и косые дожди занавесили небо. Плешь у меня на шее особенно сильно мёрзла в сырые дни, чесалась. От зуда я вскакивал на все четыре копыта и чухался о сырую штрабу разваленного ворами дома, ставшего мне на время лета сараем. Всё чаще я задумывался о покинутом тёплом хлеве, об очаге, вспоминая родных и близких. И опустился на дно жизни, трусливо догадываясь, что скоро снег. Меня потянуло обратно к людям — к поселковому магазину, где продавали горячий хлеб.
Моя симпатия в мире занимала ответственный пост председателя поселкового совета. Уверенная в себе и смелая госпожа Удальцова имела особый интерес к торговле. Хлеб, которого жаждала моя ослиная душа, выпекался в пекарне её мужа — милиционера, время от времени инспектирующего дороги между заводом и магазином. Сотрудник Госавтоинспекции капитан Удальцов очень хорошо увязал в единое целое службу и бизнес. «Живые деньги» он ежедневно заколачивал на автотрассе в поте лица и живота. Опытные водители знали об этом и «коммерческий участок» дороги проезжали «на цыпочках», не выдыхая в округу смердящих газов автомашин.
Ещё на заре приватизации мне пришлось столкнуться с этим сердитым милиционером. Шли выборы в Государственную думу. Тихо мы кандыбобили с Назимом из города, когда везли на телеге в посёлок злополучную бочку с пивом. Мой хозяин не спеша, пережёвывал старые сухари, круто задобренные чесноком из огорода, куда мне ослу были заказаны дороги — табу. Это слабое похрустывание пищи за спиной отвлекало меня от цели движения. Время от времени я поворачивал нетерпеливую морду влево и косился на возницу, стараясь не пропустить торжественный момент, когда последняя кроха хлеба исчезнет во рту у человека. Но жокей мой бдел, аккуратно поправляя хворостиной назад мою волосатую морду. Такая мера пресечения любопытства была не лишней, дабы, не ровен час, я не выкатился на встречную полосу движения. Но городские машины за нами двигались ещё тише. С дороги хорошо было видно, как суетились рабочие около магазина, разгружая хлеб.
— Он рядом! — подсказал Назиму водитель встречной шаланды.
— Что оштрафовал? — ядовито спросил возница.
Сарказмы хозяина мне были хорошо знакомы на собственной шкуре. Я преждевременно полинял в местах приложения хворостины. Водителю было жарко. Отмахиваясь от пота, он обескуражено ответил:
— Не-ет, — и жалобно по овечьи закончил. — Н-но сторублёвку на лапу забрал, чтобы не оформлять документы…
К тёплому запаху хлеба из поселкового магазина примешался новый: солёный и острый. Так, бывало, пахнул мой хозяин после продолжительной пьянки, но это не перебивало мне аппетита — сено я кушал с большим удовольствием, а тут: что-то неестественное, резкое заставило меня судорожно зашевелить ноздрями и чихнуть. В последствии, я узнал, что это был запах тройного одеколона, которым Удальцов, не жалея, поливал себя перед встречей с супругой. Она тоже принюхивалась к мужу.
Инспектор прятался за углом и увидел кривляние Назима. Тронь меня хозяин хворостиной за ухо — беда бы не состоялась, мы бы развернулись и поехали бы обратно, но Назиму показалось, что я тоже посмеиваюсь над встречным шофёром. Вот и не поняли мы друг друга, а спустя минуту милицейский жезл пригвоздил нас к обочине.
— Тпру-ру-у…
Охотник стоял с наветренной стороны и глупый заяц не попался бы в эту ловушку и выкрутился бы, поменявши маршрут. А Назим?.. Он принюхивался только к тому, что выкатывалось у меня из-под хвоста от испуга.
— Чем я могу вам быть полезен, товарищ постовой?
— Нарушаете правила, гражданин возница.
— Тихо себе, мирно, никому не мешая, едем в посёлок, — улыбнулся хозяин. — И я, и мой осёл. Мы оба сегодня трезвые. А бочка с пивом, — он выдохнул на инспектора чесноком и закончил, — это на праздник.
— Легко говорить, что мы не нарушаем, — погрозил капитан, отворачиваясь от чесночного запаха в сторону.
— Гражданин начальник, — завертелся Назим, задрожала телега.
— Предъявите, пожалуйста, документы.
— А как же, а как же… Права в порядке.
—  Хамраев Назим?
—  Так точно, товарищ капитан.
—  А почему вы не показали правый поворот?
—  Я двинул его по морде.
—  Я видел, куда вы ослу хворостиной тыкали! А ветеринарный осмотр он у вас проходил?
—  Привит он, товарищ капитан: от ящура, от чумы, от иной заразы. Вот справочки, — Назим суетливо зашелестел у меня за спиной бумагами, сотрясая телегу могучим задом. —Клеймо на боку в исправности, как и положено, —  в регистрационной книге у ветеринара тоже отметки об этом есть.
—  А какой именно осёл допускается к работе на автотрассе?
—  Стало быть… Осёл…
Почёсывая в недоумении затылок свободной рукой, Назим собрался с мыслями и затарахтел, прозрев, как на экзамене в автошколе.
— Достигший своего совершеннолетия и обученный на курсах специальной дрессировки непарнокопытных животных по антикризисной программе самого президента России. Выезженный верхом и аттестованный высшей государственной квалификационной комиссией по перемещению грузов на телеге… Правильно реагирующий на понукания возницы и успешно выдержавший двенадцать ударов верёвочной плетью без понижения работоспособности и послушания на дороге… Толстокожий осёл и подкованный на все четыре копыта сразу.
—  А где у него гигиенические мешки у подхвостья для изподхвостья? —  перебил его инспектор. — Вы поглядите, вся дорога за вами усеяна навозом. А почему отсутствуют световозвращатели на ушах?
— Да разве они ему положены?
— А как же!.. Сейчас мы с вами оформим протокол и выпишем штраф в размере, — капитал Удальцов задумался, прикидывая посильную для хозяина денежную величину.
— Может быть, мы договоримся без протокола, начальник?
— Пройдёмте в кабину автомобиля.
Вскоре они решили, как им быть, и разошлись полюбовно.
— Жрать хочешь, Яшка? — спросил у меня Назим, проезжая мимо поселкового магазина. — А вот это ты видел?
Он показал мне потный кукиш, от которого всё ещё пахло чесноком.
— Не всегда коту масленица! — словно это я был виноват, что у него не осталось ни одной копейки денег, чтобы угостить меня булкой.
Но быльём поросло далёкое прошлое, и сегодня, когда уже Назима со мною не было рядом, я грустил, ковыляя в посёлок с горы, приютившей меня летом.








Ниже старая версия рассказа





Вместо предисловия к Табу
Ослы Намибии начнут светиться в темноте

http://lenta.ru/news/2005/10/18/donkeys/

К ушам домашних ослов в Намибии будут прикреплять световозвращатели, чтобы животные были заметнее на неосвещенных дорогах и не погибали в ДТП. По данным Фонда защиты ослов Намибии, до четверти всех аварий на дорогах страны происходит в результате столкновения автомобилей с ослами. Как уберечь бродячих ослов, в фонде пока не знают.

4. Табу

Все животные как животные, а осёл - он и в Африке осёл: ни вылизать себя самостоятельно не умеет, ни выколотить хвостом. А разве не хочется ему - неприкаянному, чтобы его за ухом погладили, почесали немного? Кошка – она развалится на лежанке, словно фуфайка в бытовке у строителей и чухает своё тело лапами, когда захочет и где захочет. И вылизывает себя языком по самое некуда. А мне этой грации не дано!.. Каким бы я не был героем в жизни: перед ружьём - у мародёров или на бумаге у историка, а выплеснули на шею крутого кипятка из чайника и помчался ошпаренный быстрее ветра, остужая горючую боль. Ожоги… - они и у кошек и у ослов одинаково заживают - долго. И гноятся, и чешутся раны от них, покрываясь коростой. Настырные мухи кружатся рядом, жужжат, смакуя горечь страдания и норовят оторвать от ослиной плоти ещё кусочек… и ещё - и уже не знаешь как с ними бороться - беда.

Вот и плеснули на меня крутой водицы, когда я выщипывал траву на стройке около той самой злополучной бытовки. Дело уже катилось к осени: пожелтели покошенные степи - ощетинились, ударили постылые грозы и косые дожди занавесили небо. Плешь у меня на шее особенно сильно мерзла в сырые дни - чесалась. От зуда я вскакивал на все четыре копыта и чухался о сырую штрабу разваленного ворами дома, ставшего мне на время лета сараем. Всё чаще я задумывался о покинутом мной тёплом хлеве, об очаге, вспоминая родных и близких. И опустился на дно жизни, трусливо догадываясь, что скоро снег. Меня потянуло обратно к людям - к поселковому магазину, где продавали горячий хлеб.

Моя первая любовь была женщина. Она занимала ответственный пост председателя поселкового совета. Уверенная в себе и смелая госпожа Ушакова имела особый интерес к торговле - хлеб, которого жаждала моя ослиная душа, выпекался в пекарне её мужа - милиционера, время от времени инспектирующего дороги между хлебозаводом и магазином. Сотрудник Госавтоинспекции капитан Ушаков очень хорошо увязал в единое целое службу и бизнес – «живые деньги» он ежедневно заколачивал на автотрассе в поте лица своего и …живота. Опытные водители знали об этом и «коммерческий участок» дороги проезжали «на цыпочках», не выдыхая в округу смердящих газов цивилизации.

Ещё на заре приватизации в далёком уже 199… году мне пришлось столкнуться с этим строгим милиционером. Шли выборы государственной думы. Тихо кандыбобили мы с Назимом из города, когда везли на телеге в посёлок злополучную бочку с пивом. Мой хозяин не спеша, пережёвывал старые сухари, круто задобренные чесноком с огорода, куда мне ослу не были заказаны дороги - табу. Это слабое похрустывание пищи за спиной отвлекало меня от цели движения. Время от времени я поворачивал нетерпеливую морду влево и косился на возницу, стараясь не пропустить торжественный момент, когда последняя кроха хлеба исчезнет во рту у хозяина. Но жокей мой бдел, аккуратно поправляя хворостиной назад мою волосатую морду. Такая мера пресечения любопытства была не лишней, дабы, не ровен час, я не выкатился на встречную полосу движения. Но городские машины за нами двигались ещё тише – хорошо было видно, как суетились рабочие около магазина, разгружая хлеб.

- Он где-то рядом!

Показывая пальцами рога водителю идущей навстречу шаланды, Назим рассмеялся:

- Что оштрафовал?

Сарказмы хозяина мне были хорошо знакомы на собственной шкуре. Я преждевременно полинял в местах приложения хворостины.

Водителю было жарко. Отмахиваясь от пота, он обескуражено ответил:

- Да, не-ет… - и жалобно по овечьи закончил. – Н-но сторублёвку забрал, чтобы не оформлять документы…

Скоро к тёплому запаху хлеба из поселкового магазина примешался новый: солёный и острый. Так, бывало, пахнул мой хозяин после долгой выпивки, но это никогда не перебивало мне аппетита - сено я кушал с большим удовольствием, а тут: что-то неестественное и резкое заставило меня судорожно зашевелить ноздрями и фыркнуть. В последствии я узнал, что это тройной одеколон, которым милиционер поливал себя, не жалея, перед встречей с супругой. Она тоже принюхивалась к мужу.

Инспектор стоял за углом и увидел кривляние Назима. Тронь меня хозяин хворостиной за ухо - беда бы не состоялась, но тому показалось что и я тоже посмеиваюсь над незадачливым водителем встречной шаланды. Вот и не поняли мы друг друга… а спустя минуту милицейский жезл пригвоздил нас к обочине.
- Тпру-ру-у…

Охотник стоял с наветренной стороны и глупый заяц не попался бы - выкрутился, изменил бы маршрут. А Назим?.. Он принюхивался только к тому, что выкатывалось у меня из-под хвоста от испуга.

- Чем я могу вам быть полезен, товарищ капитан?
- Нарушаете, гражданин водитель.
- Тихо себе, мирно, никому не мешая, - улыбался хозяин. - Мы трезвые. А бочка с пивом... - он выдохнул на инспектора чесноком и закончил:
- Это на праздник.
- Легко сказать, что не нарушаем, - погрозил ему капитан, отворачиваясь от запаха в сторону.
- Гражданин начальник?.. – завертелся Назим.
- Предъявите, пожалуйста, документы.
- А как же, ни одного прокола – права в порядке - на вождение автотранспорта.
- Хамраев Назим?
- Так точно…
- Правила уличного движения надо знать!.. Почему вы не показали правый поворот?
- Я двинул его по морде.
- Я видел куда вы ослу хворостину тыкали! А техосмотр он у вас проходил?
- Привит он, товарищ капитан: от ящура… от чумы… и от иной заразы. Вот они - справки-то, - он суетливо зашелестел у меня за спиной бумагами, сотрясая телегу могучим задом, - клеймо на боку в исправности, товарищ инспектор, как и положено – в регистрационной книге у ветеринара отметка есть…
- А какой именно осёл допускается к работе на автотрассе?
- Стало быть осёл…

Почёсывая в недоумении затылок свободной рукой, Назим собрался с мыслями и затарахтел, прозрев как на духу - на экзамене в автошколе.


- Достигший своего совершеннолетия и обученный на курсах специальной дрессировки непарнокопытных животных по антикризисной программе самого президента России. Выезженный верхом и аттестованный высшей государственной квалификационной комиссией по перемещению грузов на телеге… Правильно реагирующий на понукания возницы и успешно выдержавший двенадцать ударов верёвочной плетью без понижения работоспособности и послушания на дороге… Толстокожий осёл и подкованный на все четыре копыта сразу.

- А почему отсутствуют световозвращатели на ушах? - перебил его инспектор.
- А разве они ему положены?
- А как же!.. Сейчас мы с вами оформим протокол и выпишем штраф в размере… - он задумался, прикидывая посильную для хозяина денежную величину.
- Может быть, мы договоримся, начальник?
- Пройдёмте в кабину автомобиля…- вскоре они порешили как быть и разошлись полюбовно.

- Жрать хочешь, Яшка? - спросил у меня Назим, проезжая мимо поселкового магазина. - А вот это ты видел?..
Он показал мне потный кукиш, от которого всё ещё пахло чесноком.
- Не всегда коту масленица! - словно это я был виноват, что у него не осталось ни одной копейки денег, чтобы угостить меня булкой. Но быльём поросло далёкое прошлое, и сегодня, когда уже Назима со мною не было, я грустил, ковыляя в посёлок с горы, приютившей меня летом.

Декабря 30 –го 2005 года
Последняя правка мая 30, 2007 года

Дорогие читатели!

Я непрофессиональный писатель и буду признателен, если вы поможете мне правильно расставить знаки препинания и укажите на стилистические ошибки, о которых я совсем ничего не знаю. Искренне Ваш - Ослик Яша (Муленко Саша).