С к и т!

 
Почему? Почему они, люди, отвергают непонятное сразу, не слушая. Или придают моим словам другой смысл. Играть со мною пытаются? В свою игру? Или из любопытства идут… взглянуть – ой… какой смешной… двойственный… забавный.
Да… двойственный я. Или двоякий? Или двойной? Слова схожи, а смысл для меня разный. Или я его так понимаю? Не силен я в грамматике. Возможно, это одно и то же, это просто я разное в этих словах чувствую.
Двойственный? Это наверно когда друг за другом… раздельно, а двойной…- это когда стоят рядом… вместе. Как близнецы… и разные и одинаковые…
А двоякий… это когда два «Я»? Так это что-то вроде меня… может я такой и есть? - принимающий и отрицающий, рассуждающий и безрассудный, веселый и скучный…
Даааа… даже себя сложно понять, а уж других!!!! Невозможно. А осуждать – увольте. Пусть какая-то часть моей жизни и принадлежала больничной койке, но последнюю тризну «веры в людей» рано справлять!!! И праздновать приход Безверия. Хоронить меня не надо, как и дверь от людей закрывать на засов. Воля на то моя и… я это я.
А чего это я… разЯкался а?…. в «свое эго» пошел… нехорошо…
Но… и правда… изверился немного… запутался и в жизни, и в паутинках инет-сети, в ее «дорогах». Заблукался хуже, чем в чащобе. Попробуй-ка разберись – кто тут друг, кто шут, кто актер с большой дороги? Кто кланяется для политэса, а кто от души. В душу ведь без разрешения не влезешь. Нехорошо сие, хотя и возможно.
Кому-то «инет/глаз» - игрушка, кому судьбы игра/забава, а кому и… дорожка во славу.

Устал… купил билет… до далекого леса… но ехал-ехал, а высадили на шоссе… Да и кто же в глубь чащи к Бездонной Чаше пойдет? Недалеко от дороги только хитники за лесом осторожно ходят, но сегодня никого не видно. Может вырубку прекратили? Нет, непохоже. Если дорога есть, значит, еще губят лес. Тает он… пропадает как…как шапка-ледник на макушке земли. Уж и слезы по Земле потекли от бессилия нас, людей, изменить. И закрутил ее смерч и тайфунами наводнило, проложив борозды-морщины. И высохла внутри сила ее потока – исчезает сок земли. Плохо! Это начало обвалов провалов-пустот.
Вот скоро и лысина-вершина возникнет на темени Земли… потом растрескается земная твердь от подземных пожаров или рухнут вниз ямы, хранившие кровь-нефть. И что нас ждет – плесневый ли мор, летящий с птичьих кладбищ? (они уже, птахи, мрут, - беду первыми чувствуют). Или придет Огонь разгневанной земли, сжечь наши жилища? Или смоет очищением всемирный потоп? Неведомо это все, но грустно.
Превращена земля в «авгиеву конюшню» и сидит человечек-народ, ждет – придет Всевышний и все это уберет. А только вот неизвестно - кого убирать-то? Задуматься если – а кто на земле лишний? Кто больше всего ей ран нанес? Это всем Вопросам Вопрос!!! Никакой философ не разберет.
 
Эээх…. к «своим» мудрецам пойду… может истину найду. Повесил сумку через плечо… нетяжело… налегке пошел («деды» мои не в миру живут… подарков моих все равно не возьмут… еще и осмеют…- «кто ж безделицы-вещицы дарит… когда весь мир и лесной, и поднебесный и подземный перед нашими глазами. Мы сами можем забросать кого угодно в папоротный день самоцветами-камнями… Сколь надо бери…»
Пошуткуют… на жадность испытают… посмеются…по-доброму. Как будто я не помню, что без надобности осоооообой!!! или беды общей… тайны земли не трогают.)
Ай… неправда… как я мог подумать, что те, кто знают все!!! – могут надо мной посмеяться…. Нехорошее слово сказал… совестно как-то. Могут и услышать…. Но что поделать – слово не воробей, а мысль еще быстрей. Виноват. Ну, слышат так слышат – я вроде и так догадываюсь, что может сами меня и приГлас/или.. беда надо мной нависла? Или еще что.
Ну, тогда пошел… вот она дорога непрямая… лесная

О… красота какая!!! Ели разлапистые…. Но не грустные, а торжественные!! Почему? Тут уже себя вслух ругнул, но не грубо (деревам это не любо, они трепетные, нежные, и летним листочком по ветру, и заснеженной иголочкой зимой)… А ругнул себя за то, что забыл, что Рождество!!! Семидни, семиночи перед разгулом ворожейного волшебства…
О… птица стрекочет… на тропу предо мной села-слетела… А я такой породы никогда и не видел, не знаю, но все равно же птаха лесная, живая… а я всегда готов к таким встречам. Из кармана солнышковых деток достал… рассыпал…Сам рядом стал… Она безбоязненно поклевала… и… порх… в сторону
Нет… не дикАя она! Заметил – она в клюв зернышек нахватала… деткам в корм понесла…
А вот вестуньи-ворОны что-то не видать… значит слухом обо мне лес не полнится.
Ха… а вот и заяц… вернее хвост его… Эй, дружок, январь-белячок, июнь-русачек… Э…. да ты, брат – трусоват. Сбежал… только хвостиком помахал.
Мороз крепчает… Ага…. на испуг берет
Но шалишь… я тоже не лыком шит… меня так просто холодом не проберешь. Учен «жизненной дорогой» немного. Знаю – «дорогу осилит идущий» - так что ли, говорят?… или еще… – «живешь… пока идешь…, а если еще не упал – иди!»
Да и не страшен мороз - чем шаг бодрее, тем телу теплее, сердце храбрее, душа веселее да и время устает-отстает – бежит намноооооооого… меееееедленнее…
Снежок с елки плюх… как будто лесовичек-друг в снежки играет…
Ах, таааак… ну, получай, лесной хозяин… Снежку я нахватал… в шарик скатал… в руку вложил…растопил… тоской своей подышал… надышенной влагой снежок налил… слепил… запустил!!!!!!!!
Ага… вот и она… ворона. Каркнула сверху: «Кар!!! Кар!!!» А эхом кто-то вслед захохотал… знать, лесовичек рассмеялся. Видно, я в него не попал…
Рукой я помахал… дальше пошагал.

А вот и роднЫй поворот и… бежит от ворот огромный пес. Незнакомый, породы невиданной, огромный, чёрныыыыый… как смоль (хорошо встречают, однако, – год Собаки!!!). (Хотя у ведунов свой годовой счет, но я-то на общий, народный перевел)
Ааааа…, а это может старики сшутковали… испытать меня решили… (не был я давно). Виновен. Ну, не беда, сдам я этот «экзамен» - не забыл еще кое-что из «своего» родственного… Присел на корточки… вровень к подлетевшей собачей мордочке… руки не растопырил, а параллельно земле… ладонями вверх
Подлетел ко мне этот потомок Баскервилей, нюхнул ладошки и… лизнул в лицо…
Эх, хорошо!!! Тепло стало…
И смешно… три часа в хорошем темпе по морозу прошагал… а вот пес лизнул в нос и… усталости как не бывало…
Ага… еще кто-то встречает. Ну, этого жильца я знаю. Кот Снежок (лунный хозяин) выходит медленно- вальяжно из под малых ворот. Белюююющий, алебастрово-молочный, важныыыыый….. (он, когда на столбике ворот сидит, на скульптурку похож… работы Микеланджело…такая же отрешённая величавость от всего (иногда думается мне - он так долго живет… что кажется - были они с этим богом-творцом из камня знакомы).
Мяукнул… приглашает…

Таак… вот я и «дома»… можно и в калитку шагнуть… да не забыть отряхнуть себя привязанным к воротам можжевеловым веничком (мирское отрясти)…
Теперь можно и на порог ступить…
Сенцы. Вхожу. О… здрасте… картина маслом «Как же.. ага… разбежался… не ждали». Будешь разве тут нежданным гостем… Не суждено..с.
Ждут!!! Ждут..с!!! Все трое за столом, а стол-то гостевой скАтеркой покрыт… самовар кипит.. с парком… сковорода в середине стола… Только, значит, поставили….
Не получился сюрприз.
Вот вроде и знаю, что незваные гости здесь не бывают, а все равно всегда удивляюсь… как же можно вот так, точь-в-точь, времечко рассчитать… чтобы и тарелку, как я вошел, Герман в этот момент на стол и поставил…
Может ошибаюсь, но… забавно все-таки – как догадались? Пес меня хотя и не знает, но «голос не дал», калитка всегда открыта, да я сам умею так шагать по чужим стопам, что меня и не слышно). Но… дома все налицо, вся «семья». Следовательно, столовый прибор – для меня!!!
Теплота!!! Любота….
Слова приветные сказал… поклон в пол (темечком на «круг» обнажен – чисты мысли)… Улыбнулись деды моим словам (эх… наверно я опять чего-то с языком напутал или счет слов забыл)… Да и не скроешь от них ничего… Но зато и объяснять НИЧЕГО не надо. Зачем пришел? Почему? Сами почувствуют, поймут.
Тишина…. Уют… Ходики тикают - время жуют…
Хорошая тишина… ласковая, несуетная… Вот Юлиан привстал, а младший, Афин, сразу из-за стола метнулся, воды мне в кружке принес.
Отпил я… жажду утолил…
Вдруг Герман хмыкнул: «А что ж ты, Тигра, ума тебе не хватило набрать ладошкой снежок рядом с дорожкой, коли горло иссушило. Эх, тигровая ты моя кошка!!! Дышишь, как запаленная лошадь.»
Видно на лице у меня глупость вся моя и отразилась (и правда – дурень я, снег же в лесу кругом - та же самая влага, что вода в июле, только скинутая с неба снегопадом). Все расхохотались, глядя на мою обескураженную рожицу и мне так легко стало… как будто замочек от печального сердца отвалился – как покой души вроде сам и открылся).

Руки омыл… поклонился Юмэту в углу… сел к столу…
Ага… яблоки с моченой брусничкой…. мед сотовый… картошка желтая, рассыпчатая… и от нее пар… Красиво!!!
Знаю… еда им не сильно нужна, да и мне только как ритуал гостеприимства людей, живущих на земле… Да еще и уважение – раз живем на ней, значит всему живому плоды свои она взрастила. Можно и откусить-благодарить за то, что позволено на ней жить-ходить… Да не с/лишком, без жадности, не впрок брать кусок. Птица вон каждый день клюет по зернышку – а живет. Летает еще - высоко, далеко.
Всё на столе свое… простое… «здоровое». Покупных яств (с ладоней торговых) тут нет Нет и мясного, зато молочногооо…. - сколько хочешь…
О…. ура!!! Даже молозиво (первое молоко от отелившейся коровы). Вот это, пожалуй, единственная пища, от которой я никогда не откажусь, и которую люблю, и неравнодушен. Можно и откушать…
Ах… замер я - тарелка-то передо мной бабкина, расписная, с вензелями… (взяли дядьки в память о ней, когда она за «черту» ушла)…
Вдруг Печаль пришла, повисла… как туман, но Герман тихо сказал: «Узнала? Да? Ну стало быть теперь твоя она, Гала»
Ого... рожденное имя мое назвал, значит, будет серьезный разговор. Когда хотят друг другу важное сказать, да еще и неЗнаковое слово передать, обращаются друг к другу, как нарекли при рождении отец и мать.
Смешно стало мне от этой сказанной в уме этой рифмушки, а Герман усмехнулся и, глядя мне в глаза, сказал: «Я смотрю, ты стал о нас писать, человекам отдавать наши мысли. А… получится ли?». И… смотрит внимательно-вопросительно.
Юлиан рукой ему махнул, произнес: «а кому должно - тот поймет, а кого не допустят, тому и… без надобности».
Хмыкнул опять Герман: «А у тебя, брат, всегда все просто… Но бывает, что и просо растет с горохом… да запутается»
- Ага, бывает - сказал Юлиан, прищурившись и, моргнув мне глазом, добавил – А кто сказал, что синь-василек сорнячек? А может он нежностью в небеса сияет и дождичку глазками моргает, чтобы тот мимо поля не промахнулся. Да и корешком землю удобряет - мал он у него, много земного сока не возьмет. Пшеничке более достанется… она вот и поест-пьет–растет, а Вася-василек средь неё глазком смотрит… радостно. Да и каждый пришедший на землю эту – уже ее сын»
Тут вмешался Афин: «Ууууу… началось…. Смешение умов и смещение мыслей… да все мы тут гости временные, пришлые… Садитесь за трапезу лучше. Откушаем.»

Юмэту еду положили, поклонились… сели… поели-попили… Ел, правда, я, остальные только так… откусили.
Разговор… еда… вкусная, травная вода и… что-то приморило меня.
Афин встал, вместе с плетеным креслом меня поднял (легко ему – великан, косая сажень в плечах) в предпечную каморь перенес, поставил перед печным челом, к горящему огню и на ушко шепнул: «Грейся, тигра». А потом одними губами наговор прочел за моим плечом: « ……….. и очистится огоньком… унесет печаль дымком… осядет тоска угольком… суета с тела уйдет… покой принесет… стечет с глаза дурман…». И что-то там еще… сказал.
А вот пришел и котяра второй, по имени Туман… с подпола откуда-то выкатился. Глаза у него как тенетное болото, потому так и прозвАн… Сначала вроде на/метился на диван… потом увидел меня перед огнем и прыг!!! на колени мои, но не свернулся клубком, а присел на задние лапки… глазами в огонь…
И стали мы вдвоем в пламенный язычок смотреть… а огонек, дуэтом с трубой, стал нам песни петь… Заворожилися мы оба… глазами открылися зачарованно-недвижно… Потом кот из транса вышел… стал смотреть на меня в оборот: глянет через правое плечо - зрачок с Афинин кулачек, а глянет справа – узееенько так… зрачок, как тропка в глубине дубравы….
Балуется… шалит со мной… не забыл еще… Свой, значится я, свой!!! Не гость пришлый. Решил и я пошутить - погладить «бугорками» руки, да он как заискрится, зашипит…. Предупреждает: «Не мешай танцевать богу Огня… не трогай меня!!!»
Замигало электричество. Юлиан закричал с работной комнаты: «Эй, вы шутники, кончайте баловАть, сейчас пробки перегорят…»
Кот спрыгнул с моих колен, выгнулся спинкой обиженно: «Уж и пошутить нельзя… с вашими этими… электрополями»
И ушел на печку к остальным своим кошачьим друзьям… Ээээ, да там слышен такой приманчивый котеночно-мяучий писк, но… руки бессильно упали вниз. Спать хочется…
Ладно, завтра познакомлюсь… наиграюсь…
Оооо… чувствую – засыпаю…
Кто-то меня раздевает, в постель опускает, одеялом, пахнущим хмель-травой, накрывает и… все!!! Только слышу сквозь сон Германия голос: «а что делать?… судьба у нее-его такая… всем непонятная… измышленная…. прибеглая или пришлая. Кто ж его знает?»
Это они про кого? Может и про меня. Да и неправда это – деды все знают… не говорят только мне правду. Но голова легкая и в душе спокоооойно…. радостноооо…. как в детстве, когда засыпаешь и думаешь: «Как жить хорошо!!! И день завтра светлый будет, и все кругом добрые люди. Люблю их всех.»
С тем и уснул… унес Морфей мой грех в свой полон…
Сон… И короткий он и… длинный… как миг… как жизнь… Моя жизнь… только во сне она светлая… радостная… безгорестная…. бестягостная.

Деды были во дворе, когда я утром проснулся на солнечный свет в окне… Лежу весь в кошачьем семействе: кот Снежок вокруг головы обвился, котята на груди. А Туман вообще под одеяло подлез и к позвоночнику прижался-приткнулся-притулился… (не зря значит, спина у меня с лета начала болеть).
Ой… но как странно я одет? Белье на мне мое, а сверху полотняная рубашечка бабулина… с письмом- вышивкой…
Сначала стало смешно – вот это гарнитуууууууурчик: стрейч-ткань с современным итальянским кружевом и… домотканое полотно с языческим письмом…
О ля-ля!!! Надо на такое чудо-юдо в зеркало посмотреть. Вскочил… подошел к трюмо…
Вот это да!!!! Я же забыл!!! Это ж венецианское стекло… а там никогда не бываешь один. В таком зеркале изображение множится… как жизнь слоями, отражается в нем далеко-далеко… Посмотрел и обомлел – а… за спиной моей стоит любимая «ma grand-mere» - бабуля моя Любушка. Изнутри сердце как забило-заколотило… Потом успокоился - это ж я сам в зеркале отразился. И чего удивился? - говорят я на нее похож… Или… похожА. Не знаю.
Правда, бабуля моя, тоже была необычная, потайная. Под крестьянским платьем белье «la francе» носила и с Джеком, дворовой собакой, по-французски тихонько говорила…
Весело стало. И смешно. И стыдно. Ишь я какой… загордился уже - куда замахнул. Куда мне, квазимодику, до НЕЕ - бабули родненькой. Не достать. Не дотянуться.
Да… и не люблю я платье. Снял быстренько… брюки натянул махом, рубашку… Нашел огромееееенные валенки… ватник… шапку и… во двор… На перилах прокатился и… с маху в сугроб…
Афин, коловший дрова, расхохотался: «Ооо… маленькая собачка до старости щенок… Все такая же ты, не меняешься. Хулиганистая, забавная Гала!!! Неееет, не похожа ты на бабу Любу.».
Нда… «вед» он и есть «вед» - был во дворе, я в избе, а мысли мои будто он и оттуда все прочел. Я отвесил ему церемонный поклон, потом скорчил рожицу и чего-то рифманул с ходу.
Афин махнул рукавицей: «Озорница. И все-таки зря тебя ТОГДА!! не отдали в театр». Тут и мне чего-то напомнилось-взгрустнулось. Он понял, улыбнулся, выпрямился спинкой прямо, прижеманился, как дама, и даже как будто обмахнулся воображаемым веером. потом голосом тетки Александры томно произнес: «Ах, это несерьезно!!! В нашей родословной ах… ах… Никто!!! Никогда!!! не плясал на подмостках. Это нонсенс. Нонсенс. Как можно. Наши пра… пра…»
Все это милый Афи говорил живо, пританцовывая точь-в-точь, как придворная дама, но при последних словах, присев в реверансе, не рассчитал, поскользнулся и растянулся среди двора. Я от души расхохотался и прыгнул из сугроба на него… Тут же, услышав наш смех и почуяв игру, налетели все собаки. Начали прыгать, лаять, лизаться. Такая славная получилась куча-мала…
Выбежали из сарая деды, приняв участие в общем гаме-гвалте. Популялись в снежки (какие ж они все-таки молодые, а им ведь где-то семьдесят-восемьдесят).
Навалявшись… нахохотавшись… пошли завтракать. Все вместе. И собаки тоже - стряхнули деликатно шубки-кожу, обсохли около печи и полезли под стулья к нам…
Как приятно… когда трапезничаешь, а кто-то человечно-собакин с тобой рядом сидит и ждет, когда покормят с ласковой руки (с рук ведь только лЮбых кормят). Наши собаки гордые, попрошайничать не будут (дадут так дадут, а скулить-выпрашивать подачку не в их привычках). Они даже в глаза не смотрят подобострастно, а достойно глянут… гордо. Кусочек съедят и руку лизнут - отдариться признательностью. Многие считают это благодарностью за еду, но это не так. Это подарок здоровья доброй руке, поделившейся куском «хлеба», пищей…
Эх… дом мой, городское, мирское жилище. Мне бы такого друга в нем, как новый мой знакомец Кинк. Большой, добрый, ласковый. Около кресла лежит, посматривает. Мы уже подружились. Веселее было бы в доме с понимающим тебя псом. Да с собой не увезешь. Он настоящий, вольный пес.
Впрочем, я и другого, любого в городскую квартиру не приведу. Может и ошибаюсь, но, по-моему, жестоко это. Надо совсем не понимать сердец собакиных, если держать их безвылазно в квартире…, а в мир водить – как… в сортир. Все-все живое по земле должно ходить, вольным быть. А не на поводке бежать, чтобы потом во дворе дважды ножку поднять. И на коврике лежать в одиночку целый день в кубике-клетке… да еще не на земле, а на высоком этаже хозяина ждать. Нет! Не хочу! Неволя она и есть неволя. А собака должна быть в лесу, на лугу, в поле. Если здорова, не искалечена, не убога. Бежать лапами по белизне снега и зелени трав, воду с ручья пить… самой себя и вылечить, и умыть…
А уж пса держать на цепи… нехорошее слово «убить» не скажу, а вот хозяина иного на цепь бы самого и посадил…
Потому мир верно так и зол и полон «чёрно-душных» людей… что они и братьев готовы превратить в зверей. Чего уж говорить про Другов-Собакиных. Люди и родных-близких всегда хотят пленить-приручить, и всех заставить под свою дудку плясать, и по струнке все живое ходить..
О… и тут меня почувствовали. Старый Дон, дворняга с перебитой охотниками лапой, лохматый и добрый, ткнул меня в ногу мордой, потом на колени мне ее положил. Смотрит, как говорит - «не грусти…мол… Тигра! Не грусти…не всем собакам плохо. Нам хорошо.»
Подставил шерстку под мою ладошку. Глажу я ее, атласную, шелковистую, со здоровым блеском… и печаль-раздумье отступает… растекается… как будто он ее отнимает… Э… нет!!! так не годится, милый… тоже выдумал - меня жалеть!!! Я ж не убогий… не хворый… не посаженный нищий на торговой дороге…
Но Дон на ум скорый… руку лизнул… зевнул и лег под стул… поспать… всласть… Старый он… умный… понял меня.

Утро третьего дня. Пора. Поговорили вчера о своем… родном… помянули ушедших, благословили пришедших… оберег прочли для младенцев, недавно явленных на родовом древе нашем. Пора мне обратно собираться. Вещички в «мешок», а мыслишки «дедов» – в память-узелок. Пора уходить, нельзя здесь долго жить – не захочется обратно уходить. А мне пока нельзя, да и не заслужил. И незачем уклад их нарушать… они и так вон… побросали все дела… Еду варят при мне, меня кормят и сами едят. А им это надо? Я же вижу, что… как стояла на полке бутылка с маслицем года два назад, когда я приходил, так и стоит. Вроде… как и не кончается. Та же самая. Не надобна им еда. Я же тоже иногда «в привычку» с людьми ем. А когда один - и неголоден совсем. Только без воды не могу – это основа основ «жизни». Иногда в суете несколько дней забываю поесть, только водицу пью. И ничего. И телом не худ и душою не худо живу.

В путь…
Афин в проводы пошел. Кинк за нами. Так и шли втроем. Разговоры говорили до Бездонного Ока. Мимо него прошли молча. Афин меня чмокнул, отошел, встал на пригорочке снеговом, слепил снежный ком, бросил. Крикнул громко: «Лови, т/игра, на счастье! Растопи в ладошке, умой щечки и… в Чистоте души живи!!!». Снял лыжи со спины, резво встал на них и через минуту пропал. Как и не бывал вовсе. А Кинк угощеньице с руки взял, сжевал, в нос лизнул, хвостом махнул и затрусил по дороге. Эх, Человекин-друг мой четвероногий – увижу ль тебя еще?. Пару раз он оглянулся, потом налетел откуда-то лесной туман и друг мой Кинк из виду пропал.
Умылся я ведовым снежком и пошел, но… было не грустно мне.
Не один я ведъ на земле.