Глубина харакири

Том Анурьев
 Старый Тахакиро умер в пятницу. Как гласит сарая самурайская поговорка «Пятница - день тяжелый». Бывалого самурая Тахакиро, пять раз выживавшего после харакири, подвела глупая привычка пить по понедельникам с утра сырую куриную кровь. Понятно, конечно, традиции, петушиное здоровье и мужская сила, но птичий грипп, понимаете ли. И к пятнице остывший Тахакиро уже лежал на скамеечке под засохшей сакурой, омытый и одетый в своё единственное (оставшееся в живых) кимоно, с мечем, сжатым в костлявой старческой руке.

 По традиции, за поясом должен был быть ещё один меч, короткий, предназначенный специально для традиционного самоубийства, но он куда то запропастился, а искать или покупать новый никто не захотел, кому сейчас нужны эти традиции.

 Похороны тоже не отличались дотошным соблюдением традиций. Не было ни плачущих старушек, омывающих слезами лицо бывшего главаря якудзы, ни суровых друзей – самураев, клянущихся отомстить неприятелю за безвременно ушедшего друга. Да и кому мстить? Отрубить головы всем курям в деревне? Глупости какие.
Не было и зарёванных детей, зовущих дедушку назад из Страны Вечно Цветущей Сакуры. Был только один Басёши, единственный (оставшийся в живых) внук Тахакиро, да, впрочем, больше никого и не было, кроме могильщиков, лениво сыплющих землю в свежую могилу.
После того как могила была засыпана, Басёши постоял для приличия минут десять, дал могильщикам пакет со звенящими бутылками сакэ, какую то мелочь, и неторопясь пошёл к дому Тахакиро. Бывшему дому Тахакиро. Теперь уже к своему дому.

 Да, кроме Басёши, по прозвищу «Китаец», у старого Тахакиро родственников не было. Китайцем его прозвали за огромные, не-японские, глаза и светлую кожу, которые встречаются только у китайцев. Да и жаден он был как настоящий китаец, поэтому и сейчас он незаметно для себя ускорял и ускорял свой шаг, и последнюю треть пути от кладбища уже почти бежал. Ведь в старом доме Тахакиро, ещё хранящем следы былого величия его хозяина, наверняка спрятаны, пусть небольшие, но сокровища.

 Пусть Тахакиро и жил в нищете всё время, сколько его помнил Басёши, но люди рассказывали, что Тахакиро был настоящим главарём якудзы, жестоким и беспощадным. Он лично был знаком с Императором, и достаточно за свою жизнь покатался и по Европе и по Штатам, не говоря уже о самой Японии.

 (Басёши большей частью не верил этим рассказам, но однажды пришло письмо с загадочным штемпелем USA, загадочной маркой PAN AM от загадочного человека с инициалами Т.А. Дед очень долго читал это письмо, три дня перечитывал, а потом поставил перед статуей Будды свечку «за здравие».)

 Вот и крыльцо, двери в стороны, комната Тахакиро, вот он, в углу, заветный сундучок с вензелем клана Киро, окружённым резными иероглифами. Неприступный сундучок, к которому Басёши запрещали даже прикасаться уже и в зрелые годы. Но перед смертью старик прошептал хрипло на ухо нагнувшемуся над ним внуку, что теперь мудрость самураев переходит к нему, единственному наследнику клана Киро, и вложил во взмокшую ладонь Басёши невзрачный, но такой желанный ключик. Ключик как ключик, таких с десяток можно найти у любого старьёвщика. Но вряд ли у любого старьёвщика найдёшь хоть десятую часть мудрости самураев.

 В понимании Басёши мудрость самураев представляла собой несколько плотный мешочков с золотом в одном, драгоценными камнями в другом и бумажными банкнотами в остальных. Ну и для порядка, конечно же должна была там быть истлевшая книга с секретными смертельными приёмами самураев и с заклинаниями, позволяющими добиться всеобщего страха и уважения. Но после того как открылась скрипнувшая крышка сундучка, Басёши никаких мешочков не увидел.
Мало того, первым делом, в глаза ему бросилась огромная пачка счетов по долгам старого Тахакиро. В самой верхней, которую успел прочитать Басёши, была указана такая сумма, что было ясно – и дом, и участок, и ручеёк, проходящий через него, и даже засохшая сакура, принадлежат совсем не Басёши.

 Говорят, что настоящие самураи могут угадывать погоду. Для этого им достаточно высунуть кончик своего меча на улицу и затем провести по нему пальцем. Если палец мокрый, значит идёт дождь. Басёши, как потомок самураев, ясно почувствовал, что на кончик его меча упали первые капли, предвещающие такой ливень, что его стена закроет от взгляда священную гору Окаяму, вид на которую открывался из любого места в деревне.

 Ещё в сундучке был ритуальный короткий меч, на котором были нанесены непонятные насечки, и письмо, написанное рукой Тахекиро на двух листах школьной тетради. Косые тетрадные линии всегда вызывали у Басёши ассоциации с ударом меча под правильным углом, рука его инстинктивно сжала рукоятку дедовского оружия, и он приступил к чтению последнего послания старого самурая.

«Кто не погиб от стали,
 От пули и цунами…
 Прими же избавленье,
 Не навредив
 Весне*

 Внук мой любимый, последний (оставшийся в живых) из клана Киро. Раз ты читаешь эти строки, значит Болезнь Грязной Птицы взяла своё, и я уже пью сакэ в Стране Вечно Цветущей Сакуры. Как ты наверное уже понял, я разорён, впрочем как и ты, и долгов хватит выплачивать ещё десяти поколениям наших потомков. Как хорошо, что нет у нас потомков. И некому будет проклинать нас в оставшейся вечности. Ты, как настоящий самурай, надеюсь, простишь своего глупого деда, за то что не смог обеспечить тебе достойную жизнь и не благословил тебя на продолжение рода. Взамен на прощение оставляю тебе свои размышления о мудрости самураев. Надеюсь, что ты сможешь использовать их по назначению.

 Когда я первый раз сделал себе харакири, мне было 18 лет. Я проиграл в кости первую свою жену, твою бабку. У нас уже была дочь, но её у меня хватило ума не ставить на кон. Придя в опустевший дом, я достал тот самый меч, который ты держишь в руке, я задумался о том, что же движет людьми и какой смысл в всей этой грустной поэме под названием «жизнь». Какой силой вызвано то, что мне, молодому самураю, члену якудзы, пришлось проиграть свою жену, оставить свою дочь без матери, быть опозоренным перед своими товарищами? Я пришёл к выводу что такова судьба, ничего не поделаешь, но поделать кое-что, конечно можно. Естественно, харакири!

 Но! Харакири неглубокое, не смертельное, но очищающее! И тогда на меня снизошла мудрость самураев! Если бы все харакири были смертельными, вся Япония бы вымерла ещё веке в девятом. Получается, что харакири делали почти все, но соответственно, почти все и выживали! По моим подсчётам лишь процентов десять самоубийств были смертельными, а остальное – чистая бутафория! На радостях я замахнулся ритуальным ножом, и всадил его себе в живот! Неглубоко, где-то на сантиметр, и разрезал немного в бок. И сразу же почувствовал, как очищение полилось из меня фонтаном. Я очищался на глазах, сначала очищались пальцы ног, потом пальцы рук, холодок бежал изо всего тела и выходил через рану вместе с моей кровью…
Меня нашли утром, на полу, уже почти совсем очистившегося. В соседней деревне совершенно случайно оказался молодой американский врач Томас Анурьев, который быстро приехал и зашил мою рану так, что остался лишь небольшой аккуратный шрам. Я был ему очень благодарен, а он посоветовал мне, со свойственным ему американским юмором: «Хочешь сделать харакири, тренируйся сначала на кошках!».

 Пока я выздоравливал, вся деревня ходила ко мне с подарками, поздравляла со вторым рождением, а мои коллеги-самураи с уважением и завистью присутствовали при посещении меня самим губернатором провинции. Так и началось моё продвижение вверх по иерархической лестнице якудзы, внук проигранной бабки, последний (оставшийся в живых) из клана Киро.
Впоследствии я ещё несколько раз делал харакири, каждый раз всё глубже и глубже, можешь посмотреть по насечкам на мече. Один раз – когда отдал твою мать в наложницы императору, ещё раз – когда Советский Союз вероломно напал на Японию, и за два месяца смёл все самурайские войска. Остальные случаи я уже смутно помню, но каждый раз приезжал Том и зашивал мне моё истерзанное брюхо. Я оплатил ему учёбу в самых престижных медицинских институтах, купил ему практику в клинике пластической хирургии, а он в благодарность и знак вечной дружбы слепил мне на животе из шрамов от харакири иероглиф, означающий «ВЕСНА».
 Мне тоже очень нравилось бывать у Тома, в Сан-Франциско. Мы сидели в шезлонгах на вилле у бассейна, курили огромные сигары, а официанты наливали нам виски с содовой, пока мы кидались друг в друга испанскими маслинами. Оба не любили грусть и тревогу, ненавидели смерть и Советский Союз, и никогда у нас не возникало споров и разногласий. Да и как можно спорить с человеком, который собственными руками слепил у тебя на животе иероглиф, означающий «ВЕСНА».
 С тех пор я так и ни разу не исполнял свой регулярный ритуал. Не могла моя рука подняться на священный для меня иероглиф. Иногда, в особо тяжелые моменты, я примерял свой меч на животе, но любой лишний шрам превращал бы этот иероглиф в «дым», «корова» или «весенний призыв». Ни дым, ни корова меня, конечно, не устраивали, поэтому и пришлось сносить весь позор, обиды и огорчения смиренно, так и докатился я до того, что стал нищим и никому не нужным стариком. Позор и обиды сгорбили мои плечи, иссушили моё тело, да и с Томом мы уже давно не общаемся. Я давно не резал себе живот, а он наверное очень занят.

 Я его видел по телевизору в телепередаче «SWAN». Наверняка ты видел её, там берут самых страшных тёток, делают им операции на всём что можно, откачивают жир, бреют волосы, крашут-мажут-одевают, и через три месяца показывают всем что из нее получилось. Телешоу, японамать. Но, что самое интересное, самой тётке до зеркала доступ закрыт, она своего лица до последней минуты не видит. А эту последнюю минуту, когда ей зеркало показывают, транслируют на весь мир. И Томас, стоит такой важный, улыбается, конкурсантки его целуют-обнимают-благодарят, а у него всегда руки за спиной. Я то знаю – это старинное самурайское заклинание – крест из пальцев за спиной, на счастье.
 Такие наши самурайские дела, внук проигранной бабки, сын наложницы Императора, последний (оставшийся в живых) из клана Киро. Пусть твоя мудрость преумножится, а голова никогда не узнает позора, ибо

Мудрость всех самураев,
Умеющих видеть и слышать,
Заключена В Глубине
Своего
Харакири.*»

 Басёши положил дедово письмо в сундучок и, как в тумане, медленным движением, рассек себе живот. Очищение приходило медленно, но приходило. Насладившись несколько часов очищением, Басёши решил что достаточно очистился, и потянулся к телефону. Телефон, отключённый за неуплату, молчал, а сил встать уже не было.

 Утром, новый хозяин дома Тахакиро, зашёл в дом и обнаружил на полу мёртвого наследника старого самурая Тахакиро, пять раз выживавшего после харакири, внука проигранной бабки, сына наложницы Императора, последнего (оставшегося в живых) из клана Киро. Не позвонившего заранее врачу (как это делал его дед), Басёши, по прозвищу «Китаец».

Днём харакири, утром врач,
Утром харакири, вечером врач,
Наоборот тоже можно,
Но врач-
ВПЕРЁД!!!*

КОНЕЦ

* Перевод с японского Том Анурьев