ИГРА НА ТРОИХ
- 1 -
Это не имело отношения к любви. А может, имело. Кто его знает? Ему неловко было с кем-то об этом говорить. Но он подошел к той черте своей жизни, когда один только вид практически любой молодой женщины его доводил до исступления. Желание в его теле тлело постоянно. Кровь вскипала мгновенно от неосторожного взгляда или соприкосновения. Разум заволакивал розоватый туман. Ничего кроме нее не хотелось ни слышать, ни видеть. И если бы не приличия и закон, которые он для своей же безопасности обязан был соблюдать, то спаривался бы он со всеми и повсюду, как распоследний пес. К любви это, пожалуй, никакого отношения не имело
Прошли времена, когда его волновала женщина в белом – мистически неприступная, пугающе холодная. Теперь иные страсти клокотали в его нутре. За то, чтобы соприкоснуться голыми плечами с прохожей, и, если повезет, провести ладонью по ее заду – он готов был пойти на многое. И, к его удивлению, ни одна из всех облапанных им женщин и девиц так ни разу и не возмутилась – даже не вскрикнула от неожиданности. И не мог он понять – оттого ли, что все это им самим было нужно, или потому, что все это с ними проделывал зрелый кобелище, а потому рта лучше было не открывать
Не было это никакой любовью. Да какая, к чертям, любовь. Женщина будила в нем чисто плотское вожделение. И в большинстве случаев оно загоралось взаимно. Передавалась искорка от него к ней по какой-то ниточке, незримому нерву. И, наверное, именно потому никто до сих пор не огрел его сумочкой в метро или маршрутном такси.
Себе он уже отдавал отчет в том, что жил он теперь совсем в другом мире, нежели лет пять назад. Это был мир взрослого мужчины, где всякое движение плоти и мысли исполнено было сексуального значения, и где на всем делался со временем толще налет грубоватой чувственности, отдающей порой душком дешевого развратца. И, он словно бездомный кобель, трусил за приглянувшейся ему сукой без особой надежды на удовлетворение желанья, каждую минуту готовый к отпору с ее стороны. Не убыстряя шагов, он обгонял ее, невзначай теранувшись о ее соблазнительное бедро и чиркнув ладонью по открытой талии. И то, что женщина продолжала молчать и двигаться своей дорогой, проглотив волну прилившего возмущения, было для него наградой за преследование. Но были и такие, которым было по вкусу такое обращение. Они сами обходили его, забегали в толпе то с одной стороны, то с другой, впутывая в игру, от которой замирало сердце, и стыла в жилах кровь...
-2-
На промежуточной станции метро было тихо и спокойно. Я был единственным, кто ожидал поезда. Горячий вечерний воздух проносился над выложенной гранитом площадкой, принося с собой ночных бабочек и богомолов и еще каких-то крохотных жуков. Мерно стучал эскалатор, не вынося на перрон ни одного пассажира. Электронное панно медленно высвечивало минуты, натертые каменные плиты отсвечивали оранжевым и огнями дневного света, а поезд не шел. И было мне странно, что вся эта огромная электрическая машина была запущена ради меня одного. За пятидесятидрамовую желтоватую монетку, в узор которой въелась чернота чужих пальцев. Я стремился в маленькую пустую квартиру с крохотным письменным столом, где не ждало меня ни единой души. Потом от неяркого света заблестели рельсы, побежали по бетонным шпалам тени, и вместе с выдохом уставшего поезда я вошел в пустой вагон. И вновь меня удивило, что никого нет в вагоне, что все это ради меня одного. Я сел на порезанную широкую скамью около никелированных поручней. Но нет – я был не один...
Напротив сидела женщина, красивая молодая. Белое платье оттеняло загорелые руки и икры. Черные брови вразлет. Черные длинные волосы. Алые губы. Нога закинута на ногу. Поезд тронулся, оставляя за собой позеленелый мрамор и гранит промежуточной станции. Окно позади нее окрасилось в черный цвет, с пробегающей изредка полосой сигнальных огней. И женщина напротив показалась до ужаса знакомой. Хотелось сказать ей что-то очень хорошее, выговаривая слова в такт мерному колыханию вагона. Она меня волновала. Особенно вырез на груди, обрамленный тонкой полоской незагорелой кожи. Казалось, будто я знаю ее целую вечность. Что стоит только с ней заговорить, и я узнаю, что она для меня значит – кем она была для меня в то время, куда не в силах заглянуть память. Я не мог оторвать от нее взгляда. Казалось, стоит закричать, кинуться к ее ногам, зарыться в белый подол ее платья, и откроется что-то – какая-то ужасная тайна, знание которой будет для меня настоящим благом... А потом... А потом смотреть бы долго, не насыщаясь, в ее черные глаза и мечтать о смерти... Когда мы выходили из вагона метро, я с удивлением обнаружил, что был там еще какой-то тип, увязавшийся было за нами.
-3-
Она сразу привлекла его внимание. Смазливая, простоволосая, с просвечивающим под белым платьем исподним бельем. Он прошел мимо, невзначай коснувшись внешней стороной ладони ее горячего загорелого плеча. Она никак не отреагировала. Он уселся на скамью напротив. И тут она бросила на него такой взгляд, от которого все его существо содрогнулось тяжелой волной желанья. Всем телом он ощутил, что на этот раз шанс у него есть. Ему захотелось просто подойти к ней, взять под локоть и поволочь в какой-нибудь темный угол, где им никто не стал бы мешать.. Но что-то в облике ее его насторожило. На пальчике у нее поблескивало колечко. И не понять – обручальное оно или простое. И было не разобрать из какого металла оно. Из серебра ли, из золота. То ему начинало казаться, что на кольце был еще и камешек, горящий недобрым зеленым огоньком. То огонек этот ему казался с синеватым отсветом бриллианта. И обстоятельство это ему показалось почему-то настолько странным и важным, что даже неодолимая тугая волна страсти к этой женщине не смогла полностью заглушить тревожного чувства. К тому же на одной скамье с ним сидел глуповатого вида человек в дорогом костюме, который не отрывал от нее взгляда. Но она его вроде не замечала.
На миг ему захотелось отказаться от затеянной игры, волна душевной слабости подкатила к горлу. Но ее призывные взгляды вновь и вновь ободряли его, пока он не решил рискнуть.
Эскалатор выплюнул всех троих в ночной город.
-4-
Вокруг я почти ничего не замечал. Все мое внимание было приковано к женщине из метро. На ее белое платье ложились желтые блики люминесцентных ламп ночного освещения и синие и красные – от витрин баров и магазинов. Она довольно быстро шла по оживленной и хорошо знакомой мне улице, где, не смотря на поздний час, не прекращалась торговля. Навстречу попалась довольно большая группа молодых мужчин. Про себя я отметил выражения их лиц и успех, какой она у них имела. Один из них вдруг склонился перед ней в шуточном поклоне, а потом одобрительно ей вслед присвистнул. Последовал многоголосый смех. Она даже не оглянулась. Легкий ветерок колыхал ее черные волосы. Желанное тело содрогалось под белой тканью. Я ничего кроме нее не замечал, хотя краем сознания отмечал на себе похотливые взгляды проституток в подъездах и проемах между домами, а около них своры юнцов, распустивших слюни. Чувствовал я за спиной и полупьяное дыхание того странного забулдыги из метро. Но игры я не прерывал. Завороженный, я шел за женщиной, в которой, как мне казалось, скрыта какая-то тайна. Тайна вселенной. Стоило протянуть к ней руку, и стала бы ясна природа силы, приводящей в движение весь этот сложный механизм мирозданья. Наверху горели вечные звезды. Внизу, на грязном асфальте судорожно бились человеческие страсти и тени...
А я все шел за ней, с трудом осознавая, что она уже целует меня в сухие губы, и чувствуя приближение развязки.
-5-
Он шел по мало знакомой, плохо освещенной улочке за этой парочкой. Аромат духов порывами доносился от идущей впереди женщины. И вел он его так же, как ведет кобеля за сукой запах кровавой течки. Они уже целовались. Словно баран, он позволял ей вести себя туда, куда ей было нужно. По ее ужимкам и фальшиво-страстному долгому поцелую у одинокого фонаря с этим недотепой в дорогом костюме он понял, что она знает и помнит о его близком присутствии. Ему вспоминались женщины, которых он лапал прямо на улице, их полные тайного признания и надежды взгляды. Некоторых ему удалось соблазнить. Но эта смазливая стерва была совсем другой. Он вдруг почувствовал, как много еще в женщине для него оставалось неясным. Да, она помнила о нем. Игра была рассчитана на него. Еще больше он в этом убедился, когда она ему подмигнула в темноту в неверном свете фонаря зеленым фосфоресцирующим глазом и улыбнулась плотоядно и криво. Потом она, не оглядываясь, потащила, вильнув бедрами, за собой этого субъекта в хорошем костюме. Они исчезли за углом дома. Да, все это обещало нечто большее, чем просто случку.
Он попытался взять себя побыстрее в руки.
За домом был пустырь. На фоне звездного неба мужчина неловко пытался снять с женщины платье. Он быстро достал широкий складной нож, подошел сзади, оттянул ему горло и резанул по взбухшим венам. Снова в глазах ее сверкнул странный зеленый огонек, и они, не обращая на судорожные хрипы жертвы, занялись прямо на пустыре, будто собаки, любовью. Когда они отпустили друг друга, их жертва не шевелилась. Она ловко вытащила из кармана пиджака бумажник, сняла часы с руки и еще теплый золотой перстень. Часы и половину денег она отдала ему, перстень и другую половину оставила себе. Потом они отряхнулись и расстались.
-6-
Город за домом кончался. Дальше шел огромный пустырь. Было так тихо, что слышно было, как под землей проходит поезд метро. Звезды над ним светили такие большие и яркие, что даже образовывались тени. В душе моей не было ни тревоги, ни трепета от недавней близости женщины. Мне казалось, что я на пороге какой-то значительной тайны. И что скоро я ее узнаю. Я смотрел в черноту ночи, будто в ее распахнутые глаза. Но там висели только звезды. Точно такие же – недоступные и вечные, какие отражались в широком лезвии ножа, торчавшего из моего горла.