В, о, к, двойное ц, е. Вок, любитель де-вок. Цик, цикада, цыц. Стаккато на цикадах. Так-так. Еще люди - бог с ними. Еще предметы - так-сяк. Но растения и животные иногда становятся невыносимыми. Это сообщество птиц, которое затемно начинает, которое до света лишает белый свет невинности и тишины - особенно отчаянные крики горлиц, особенно занудное кукованье горлицы-самки и резкий неприятный клекот горлицы-самца, которым он извещает о приближении к гнезду. Особенно это. Или разного рода черви, что не дают моей девушке свободно раскинуть ноги. Безбожные девушки так любят отдаваться в траве, особенно летом. Но летом особенно опасной является угроза проникновения внутрь червяков. Именно летом. Совсем не то, что в постели. В постели не так. В постель не забираются маленькие черные блестящие мошки, что первыми выползают весной из земли, в постели нет муравьев, - ни рыжих кусачих, ни больших лесных, ни микроскопических египетских, что водятся в хлебнице и за ночь строят целый муравейник, целый мир в недоеденной буханке серого хлеба, целый египетский, говорю вам, мать вашу, мир: коридоры, галереи, потайные комнаты и гробницы - все как водится, у тебя есть возможность убедиться в этом, когда пласт за пластом срезаешь с их мира ломти и хоронишь, то есть бальзамируешь бедолаг под толстым-претолстым слоем импортного маргарина, следовательно, угроза их проникновения в твое тело остается. Даже сейчас.
В постели ведь что? Там бывают блошки. Это известно, понятно и неудивительно. Хоть и встречается редко. Разве что в общагах или в древних ископаемых плацкартных вагонах, где полки твердые, деревянные, покрытые сотым слоем липкого несохнущего лака, а перегородки едко-синие или темно-зеленые с каким-то орнаментальным рельефом, по его немотивированным выступам ты ребенком еще любил водить пальчиком, повторяя удивительные закругления и изгибы, ориентального, как теперь понимаешь, характера, истинно, истинно, говорю вам.
Или тараканы, что особенно часто попадаются в больничных палатах, которые все у нас на один лад, а следовательно - в белых постказарменных тумбочках, а следовательно - под серыми плинтусами, а следовательно - на голубых стенах - в отверстиях неисправных розеток и под бутафорскими кнопками экстренного вызова медсестер - да и на самих медсестрах - под подоконниками - за батареей центрального отопления - (к которой через весь город тянутся трубы от местной ТЭЦ, их местоположение очень легко определить, по крайней мере, зимой по черным и черно-зеленым проталинам, по неугомонным облачкам седого пара, особенно, если смотреть сверху, ну скажем, с какого-нибудь вражеского дирижабля - ты нередко был вынужден воображать себя шпионом, партизаном и сорви-головой - нужно было как-то оправдывать, мотивировать и применять уникальную способность выявлять план подземных труб теплоцентрали - и все таки дирижабль, а не какой-то там занюханый реактивный самолет или спутник - дирижабль, маму его в лоб, что сразу отсылает нас всех к черту в приснопамятный четырнадцатый родимый год, когда твои родственники подыхали под Ипром от вонючего газа, который тут же, на следующий день, сразу, по горячим, так сказать, следам, будет назван «ипритом» с легкой руки бессовестных газетных борзописцев, которые ничего, кроме отвращения, у тебя не вызывают), - и ничего, кроме отвращения, не вызывают у тебя полчища рыжих и почти черных тараканов, что обитают во всех вышеупомянутых местах, особенно в больницах, помянутых-упомянутых так, что не помогают даже консервные банки с водой, в которые ты, долго мудохаясь, вставляешь наконец ножки своей кровати, надеясь хоть таким макаром спастись от ночных перебеганий по твоему телу настырных представителей вездесущих червеобразных.
А вот в дирижаблях их нет.
А вот ближе к югу появляются сколопендры. Их надо убивать утюгом, в то время, как они ползут по стене. След сколопендры на стене эстетичен, в отличие от самой сколопендры, которую в детских книжках подчас бездумно и снисходительно называют стоногой, а какая же она к дьяволу стоногая, если там намешано от червя и от рыбы и от змеи, да еще с ногами, а их и на самом деле не меньше сотни, они, как ребра, торчат наружу, точка. Предметы - бог с ними. Точка. Но все остальные без точки.
С украинского