…Как глупо было бояться Медной Горы! Молчаливая, невысокая, исполненная достоинства, несмотря на раны шахт, она напоминала сильную, много повидавшую в этой жизни женщину, взрастившую сыновей и со дня на день ожидающую внуков. Ратлориэль поняла ее характер даже раньше, чем народилась новая Луна — первая для нее в этом мире.
В горе не жил никто, кроме нее самой и ее новых подружек и наперсниц, блестящих ящерок. Она выбрала себе место на восточном склоне, так как с детства любила наблюдать восходы. Кроме того, западная сторона Горы была сплошь изъедена рудниками и там постоянно копошились люди. Ратлориэль пока не спешила близко познакомиться с ними.
Тогда, в первый миг, пещера показалась такой низкой, что в полный рост там мог бы стоять разве что гном. Наследница Мелиан хотела было поискать другое место для обустройства своих апартаментов, но вдруг по темно-красным каменным сводам ослепительными молниями метнулись яркие узоры, сплетенные из цепочки зеленых и желтых огней, а вся пещера озарилась ровным, холодным светом. Мощная, властная сила наполнила воздух.
Ратлориэль резко обернулась. Страха она не чувствовала; Мелиан еще в прошлом веке позаботилась о том, чтобы члены ее семьи слышали вражескую магию как минимум на расстоянии полета стрелы. Нет, это не была агрессия Моргота. Но гора дрожала; с каменного свода тонкой змейкой струилась рыжая пыль.
Мерцающий свет исходил от малахитового цветка, который она поставила у стены. Его темно-зеленая, с богатыми прожилками бархатистая на вид поверхность вдруг показалась Ратлориэль очень приятной на ощупь. Она взяла чашу в руки, и это ощущение успокаивало.
— Какой дворец желаешь ты, Молодая Хозяйка? — слова, произнесенные шелестящим шепотом, возникли в ее мозгу словно из ниоткуда. Одновременно монотонный гул резонировал со стенами пещеры; шустрые глазастые ящерки — сотни, тысячи, — сбились у ее ног сплошным блестящим и многоцветным живым ковром. Казалось, сотрясаются самые основы Горы. — Просто закрой глаза и представь…
«Основа любой магии творения — сила и богатство воображения». Так учила Мелиан, когда ее внучке исполнилось от силы шесть лет. И Ратлориэль, удовлетворенно кивнув, села на землю, прислонившись затылком к стене, и сосредоточилась, опустив ресницы…
— Сгинь!... Сгинь, нечистая!… Аминь, рассыпься… — голос приказчика Гумешевского рудника становился все неувереннее, дойдя, наконец, до еле слышного бормотания.
Стоящая перед ним зеленоглазая, вышедшая, казалось, прямо из горы, с интересом склонила голову чуть вправо:
— Что ты сказал, человек? Почему — нечистая?
— Христом-богом… — приказчик попятился, — и всего-то чарочку принял…
Красавица рассмеялась.
— Неужто я так страшна?
— Кто ты?
«Кто я?..»
Внезапно Ратлориэль стало холодно. Почти чувствуя, как леденеет ее кровь, она медленно села на камень, поросший темно-зеленым мхом. Ящерка по кличке Люциен тревожно стрельнула глазками на внезапно помертвевшее лицо госпожи.
«Кто я?…»
Она машинально подняла руку, чтобы поправить волосы, и, как обычно, от них блеснул всплеск золотистых искорок. Вжавшийся в каменную стену человек закричал от ужаса.
«Кто я?»
За эти несколько секунд приказчик вспомнил все свои грехи. Зеленоглазая, конечно, убьет его… Да пусть убьет, — мелькнуло у него в голове, — а только глаз от нее отвести невозможно…
— Встань, — приказала она, — негоже мужчине, как червяку, пресмыкаться.
Помолчала немного. И добавила спокойно:
— Ступай, откуда пришел. И людям своим закажи — не велела, мол, здесь шуметь Медной Горы Хозяйка. Ослушаешься — жди обвала.
Он скрылся, ежесекундно кланяясь, как маятник, спотыкаясь, что-то бормоча.
Той ночью ей не спалось. Как и в многие последующие. Цветок был рядом — только потому она и не сошла с ума. И, может, еще потому, что Гора Медная начала повиноваться ее приказам – даже мысленным.
Раз восемь за эти дни она останавливала обвалы, которые грозили убить работавших в Горе людей. Однажды уронила телекинезом в речку Рябиновку приказчика, особенно жестоко мордовавшего рабочих. Не до смерти, конечно – просто, чтобы понял… И совершила еще сколько-то поступков в таком роде.
Конечно, люди ее видели. И потом описывали друг другу по вечерам у костра черноволосую красавицу в малахитовом платье, с каменным цветком в руках, беспощадную к подлецам и любящую простой люд. Да и имя прижилось…
В сотый, наверное, раз услышав его от рудокопов, оставаясь для них невидимой, она вдруг ощутила острый приступ тоски – и вместе с тем какой-то особенной гордости.
«Я больше не Ратлориэль… Я – Медной Горы Хозяйка».