Хуха. Предисловие

Дмитрий Юров
Конец восьмидесятых годов двадцатого века… Интересное и захватывающее было время. Конечно, настолько, насколько может быть интересно и захватывающе тяжёлое время постперестроечных перемен. Не могу сказать, что тот строй, при котором мы жили до Перестройки, мне опостылел, иначе совру: ведь я не видел другого строя и уклада жизни, и поэтому всё происходящее казалось мне довольно приемлемым и вполне сносным. Как говорится – жить можно. Ведь я был ещё довольно мал, и ничего не знал ни о диссидентах, ни о стилягах, ни о шестидесятниках, и тем более о гонениях, которым они подвергались. Весь тот марксизм-ленинизм-коммунизм и развитый социализм, который годами забивали мне в голову, ещё довольно крепко торчал в ней в виде огромных серпасто-молоткастых заноз, и я, сидя в классе после уроков на огромном ватмане не менее огромными буквами выводил “СЛАВА ВЕЛИКОМУ ОКТЯБРЮ”. Так я по заказу школьной редколлегии готовился к очередному юбилею Октября, полагая что эта дата является чуть ли не самой главенствующей и почитаемой датой в истории всего человечества с начала веков. Я изображал огромные полуметровые буквы, не щадя своей красной гуаши и школьного ватмана, хотя ещё не знал о том, что “Великий Октябрь” уже скоропостижно облажался по всем статьям и готовится к тому, чтобы благополучно издохнуть у всех на глазах, то есть на глазах у ничего не подозревающего советского народа.
Я родился как раз в период “музыкальной оттепели”. К моменту моего рождения прошло уже два года, как по советскому радио в самом начале семидесятых впервые прозвучала песня до сих пор негласно запрещённых “The Beatles”. В этот момент, как говорится, лёд тронулся. И прошло ещё лет десять, пока я всерьез не заинтересовался иностранной музыкой. Так что захватил я только остаточные явления неприязни и открытой ненависти к западной культуре и рок-музыке в частности. Конечно, я прекрасно помню эти лекции и брошюры “Политиздата”, в которых всевозможными способами очернялись западная культура и их строй жизни, ведь я жил при социализме и застал пионерскую организацию и комсомол, которые вели проповеди, продиктованные им коммунистической партией. Но в середине восьмидесятых лёд тронулся так стремительно, что партия практически пустила приверженность советской молодёжи к западным идеалам на самотёк. Грянула горбачёвская Перестройка.
То что случилось впоследствии, назовут действием “ветра перемен”. Я бы сравнил это не с ветром, а с бурным потоком. Железный Занавес давно проржавел насквозь, и через прорехи тонким ручейком потекла к нам западная культура, доселе незнакомая и невиданная. Я имею ввиду поп-культуру второй половины ХХ века, но никак не классику. К сожалению многие из нас в советские времена прошли вакцинацию от всего западного, и являли стойкий иммунитет от всякого вида “иностранщины”. Немудрено, ведь столько лет им вдалбливали, что всё, что творится за бугром – это ужас как плохо, отвратительно и аморально. Полюбить что-либо западное – это стать моральным уродом и предателем идеалов своей родины. Те кровавые занозы, насажанные нашим советским строем, от которых я благополучно избавился ещё в начальных классах средней школы – ведь они до сих пор глубоко сидят в мозгу не только некоторых наших дедов и отцов, но и в мозгу некоторых моих сверстников. И срезать эти ороговевшие коммунистические мозоли не смог ни “ветер перемен”, ни пресловутая Перестройка. Для них Железный занавес продолжал своё существование. Такой односторонний, ощетинившийся ржавыми никчёмными копьями занавес, стремящийся уколоть, прогнать и запретить всё, что пришло оттуда. Занавес, который остался существовать в сознании некоторых, рождённых в СССР.
Но для большинства из нас, молодых и жаждущих всевозможных свобод, Железный Занавес ржаво скрипя окончательно рухнул, и западная культура хлынула на нас таким бурлящим потоком, что мало кого в то время не накрыло с головой. Среди их числа был и я. Для меня настоящим откровением стала западная музыка вообще, и рок-музыка в частности. А когда я впервые услышал “тяжёлый металл” – я понял: вот оно. Моё, родное. Это откровение совпало ещё с двумя важными вехами в моей жизни: я научился играть на гитаре и начал писать стихи. А вслед за стихами и прозу.
Где-то году в 1987-м, если мне не изменяет моя дырявая память, я буквально за ночь написал некое литературное произведение, в последствии названное “Один в ночи”. Это была тонкая ученическая тетрадка в зелёной обложке, в которой повествовалось о судьбе простого парнишки, такого же, как и окружающие меня ровесники. Тетрадь была пущена мною по рукам, и без ложной скромности хочу вам сказать, имела большой успех. Вскоре вслед за первой тетрадью увидела свет вторая, где уже знакомый и полюбившийся читателям герой продолжил свои похождения. Успех второй части “Одного в ночи” был тоже велик, но скорее всего из-за обилия эротических сцен, которые были щедро вписаны на страницы данной рукописи. Делалось это в угоду читательской аудитории обоих полов, ведь тема межполовых отношений волновала тогда юных читателей со страшной силой. Однако вторая рукопись проигрывала первой по художественной нагрузке, как можно было бы выразиться – была чисто коммерческим проектом, если бы автор решил заработать побольше денег на славе первой книги, вдогонку написав вторую. Никаких денег, конечно, ни за первую ни за вторую книгу я не получил, в ту пору я получил нечто гораздо большее – я стал в глазах сверстников писателем. Мое юношеское самолюбие было полностью удовлетворено, и на волне успеха я сел за переиздание обоих частей “Одного в ночи”, принимая во внимание художественную ценность первой, и промахи, допущенные во второй. В результате году в 1988-м свет увидел проект, гораздо более обширный и осмысленный, нежели первые два издания. Это была общая тетрадка в клетку, девяносто шесть листов, почти полностью исписанных мелким, убористым почерком. “Одного в ночи” прочитали многие мои друзья, знакомые и одноклассники, и никого эта книга не оставила равнодушным. Спасибо вам всем, мои читатели конца восьмидесятых! Вы заставили меня поверить в то, во что я боялся поверить долгие годы: в то, что у меня тоже получится написать что-то более или менее стоящее. Пусть вы потеряли эту тетрадь с ещё неоконченным произведением – ничего страшного. Зато я знаю, что вам нужен был мой Антон, вы переживали и болели за него. Но тот парень так и остался шестнадцатилетним «металлистом», сбежавшим из дома и влюбившимся в дочку богатых родителей. И вот прошло почти четверть века: что стало с тем парнишкой? В конце 2001 года мне до такой степени самому стало интересно, что же с ним стало, что я решил написать о том, как мой герой мог бы жить-поживать в наше время, когда на фоне фашиствующих организаций, существующих в наши дни, неформальные молодёжные объединения типа «металлистов», существовавшие в восьмидесятые, смотрятся наивным детским лепетом. Куда катится весь этот поганый мир, если раньше поливали грязью только за то, что слушаешь тяжёлый рок, и вызывающе одеваешься, а спустя 25 лет смотрят сквозь пальцы на существование нацистских организаций. Много изменилось за эти годы. Изменился и я. Вместе со мною изменился и мой герой. Если хотите с ним познакомиться – то самое время это сделать.

Автор